Эпоха Мары

Глава 25 Упрел в учении, отдохнешь в могиле

Вот моя тактика: отважность, храбрость, проницательность, прозорливость, порядок, мера; правило, глазомер, быстрота, натиск; человечество, мир, забвение.

Александр Васильевич Суворов

На тактическом полигоне учебного городка, что еще пять лет назад вырос на окраинах Полесска, с оружием в руках передвигались люди. Раз за разом они отрабатывали различные упражнения. Судя по разномастной одежде, это были резервисты или выздоравливающие бойцы. Недавние горячие сражения кровавой метлой прошлись по подразделениям республиканцев и сражавшихся рядом с ними гвардейцев.

Учебой также руководил молодой гвардейский офицер. Судя по перевязанной руке, и он не избежал вражеской пули или осколка. Бодрый поставленный голос, четкие команды, а также немалые знания, полученные в лучшем в стране училище, придавали ему вес. Даже опытные ополченцы, служившие на полигоне инструкторами, прислушивались к его дельным советам.

— Что самое важное в динамичном городском бою? Умение быстро и четко нанести поражение противнику. Хорошо стрелять прицельно обязан каждый боец. Нам важно научить вас тактическим приемам подобного боя. Что есть стрельба навскидку? Некоторые еще называют ее интуитивной стрельбой. Суть в том, что следует взять оружие так, чтобы указательный палец левой руки, это, если у правшей, целился «по стволу».

То есть, куда направлен ствол, туда и палец. И получается, мы всегда пальцем «показываем» на врага, и тем самым хотя бы в грубой форме наводим оружие в сторону противника с хорошей возможностью в него попасть на удалении от 5 до 20 метров, что и надо для зачистки панельных домов и не только.

Преимущества такой стрельбы очевидны: попасть в габарит грудной фигуры на 25 метров при регулярных тренировках вполне реально. И чтобы попасть, нам не надо целиться, что даёт нам драгоценные моменты при внезапном столкновении в замкнутых помещениях.

Ну а теперь о том, почему мы не можем идти и целиться? Вы все видели ролики со спецурой, да и в киношных боевиках настоящие воены завсегда ходят только так. Казалось бы — вот оно правильное! Но на самом деле несколько причин для сомнения:

Первое: Сужение сектора обзора — мы меньше можем наблюдать за окружающей обстановкой, угол зрения становится более узким.

Второе: Устают руки. Попробуйте подержать автомат на прицельной линии хотя бы пять минут, и посмотрим, как будет у вас «гулять» мушка с целиком через это, казалось бы, короткое время.

Третье: Прицельная стрельба на ходу трудна, и для того, чтоб обучиться такому финту, нужно до хрена настрела. Даже этих трех пунктов более чем достаточно для того, чтобы понять, что для боя в городе более актуальна стрельба навскидку.

Броня на противнике отнюдь не панацея его сохранности. Да, при стрельбе навскидку шанс попасть в не прикрытые СИБЗ места низок, но поверьте — противник будет в охеренном шоке, получив импульс из нескольких патронов в плиту, а потом вам надо добивать его в голову. Назовём это упражнение «два в грудь и один в голову», по названию всё должно быть ясно.

Для непонятливых: два выстрела навскидку в грудь и третий выстрел — как раз когда прицельные приспособления уже вышли на уровень глаз, быстро прицелившись, стреляем в голову. На таких коротких дистанциях башка — очень крупная фигура, и добить противника третьим выстрелом не составит труда бойцу, даже с не самым большим настрелом.

Перейдем к упражнениям для физухи. Скучно стало стоять и стрелять навскидку? Отмерь себе десять метров, поставь на удалении в 100 метров от «линии старта» гонг и беги 10 метров вперед. Это стандартный рывок через улицу. Упади в нижнее положение для стрельбы лежа и порази гонг. Потом отбегай 10 метров назад, опять ложись и стреляй.

Проделав работу на 5–10 таких отрезках в броне, шлеме и с БК, посмотри, за какое время ты это сделаешь. Тридцать секунд? Плохо! Нормальные пацаны укладываются в двадцать. А ещё просто отбомбить 5–10 выстрелов мимо любой дурак может, а ты попади! Это упражнение отлично покажет, как ты умеешь стрелять под нагрузками.

— Что сидим? Цели сами себя не поразят и патроны не отстреляются. Работаем! Инструкторам, разбить личный состав на группы и приступить к означенным упражнениям. Время пошло!

Лейтенант перешел в другой группе, что отдыхала после тренировочного пробега по полигону.

— Поговорим с вами о дезориентации, чтобы вы больше прониклись боевой реальностью. Как воевать дальше после контузии? Очень непросто. Приблизительно это можно почувствовать, покрутившись вокруг себя десять раз по часовой стрелке, потом столько же против часовой и после этого подбежать, — офицер-гвардеец хитро ощерился, — ну, если получится, к оружию и попытаться поразить цель на дистанции в пятьдесят метров. Я вас уверяю, вам будет очень интересно. Командир группы, вводная ясна? Тогда не третью площадку. Сначала отрабатываем насухую, без стрельбы. Потом по одному. И смотрите, чтобы никого не подстрелили ненароком. За ров не выходить! Всем слышно⁈ Ранение не на боевой не оплачивается. Вперед!

После лекции лейтенант вернулся на первую площадку, где некоторое время наблюдал за слаживанием «двоек». Один из «спарринг-партнеров» находился на «старте», второй на «финише». У обоих полный магазин, и после сигнала первый номер бежит к «финишу», только под прикрытием огня товарищ. При этом он должен сам это сделать секунд за пять, а для второго номера — это как раз пять патронов одиночным.

После того как первый «добежал», откат делает первый, что лежал на «финише», опять же, за пять выстрелов, уложенных за пять секунд. При этом надо было поглядывать на второго бойца, следить, чтобы на линии огня не оказалось посторонних, и стараться не поубивать друг друга. И все это под легкий матерок инструкторов и зычные команды гвардейца-лейтенанта.

Два ополченца в мятом камуфляже приветствовали лейтенанта, вышедшего с тактического полигона и облегченно снявшего с головы шлем.

— Привет, братан. Ты каким ветром здесь?

Лейтенант Митрохин обернулся и радостно осклабился «щенитистому» знакомцу.

— Здорово, Тихий. Да вот на южном фланге прилетело!

Офицер показал на перевязанную руку.

Второй ополченец с крестом на плите, не вынимая сигарету изо рта, заржал:

— Тогда с боевой наградой тебя, служивый!

Митрохин некоторое время смотрел на фельдшера, а потом сам захохотал. Тихий процедил:

— Перерыв у тебя? Тогда отойдем, чайку хлебнем?

На скамейке под навесом опытный в подобных делах ополченец сноровисто развязал «сидор» и выложил на столик термос со стаканчиками, присовокупив к этому заготовленные заранее бутерброды. Затем Тихий воровато оглянулся и плеснул в чай из фляжки по четко отмеренному бульку.

— Ну что, товарищи командиры, вздрогнем?

Фельдшер, хлебнув «чая», кивнул на руку:

— Насквозь прошла?

— Ага? А как узнал?

— Чего тут гадать? Ранили небось в наступе. Бегаешь, как сайгак. Если бы что серьезное, то в госпитале еще валялся.

Тихий кивнул:

— Сохатый у нас пять лет служит, из старожилов еще. Как сам?

Лейтенанту было радостно, что видевшие его всего один раз республиканцы так запросто с ним общаются. Атмосфера в их подразделениях была совсем иная, чем в армейских. Хотя здешние гвардейцы также ни разу не были похожи на тех, что он видел в тылу. Как будто в стране существовали две различных армии. С мундира унесло все наносное и парадное. Остались практики боевой реальности.

— Да я что? Приписан к Уральской бригаде

— Ого! Там такие звери, что мама не балуй!

— Младших толковых офицеров мало, вот меня сразу в разведчики и сунули. Не успел очухаться, как наступ. Пошли разведывать один городок, там нас и накрыло на отходе. Но задачу выполнить успели.

— Секретность, брат.

— Зато ни одна сука не сдала в этот раз. Взяли высотки, ляхи дальше откатилсь в чистое поле. Сейчас огребают от летунов наших. Там у меня, — Митрохин откусил от бутерброда с копченым мясом, — пацаны есть, что еще летом там люлей огребали. Все как один говорят об измене. Там, — лейтенант показал глазами наверх, — победа никому не нужна. Тогда на хер это было затевать?

Республиканцы переглянулись. Сохатый вздохнул:

— Было такое. Говорят, наши контрики даже вычислили некоторых.

Лейтенант подался вперед:

— И что? Я не слышал.

Тихий положил руку на плечо младшему офицеру и негромко проговорил:

— Ты уже пороха понюхал. Думаю, сам сообразишь.

Митрохин поменялся в лице, но затем расстегнул воротник и подал чашку:

— Наливай!

Губы Тихого разошлись в улыбке:

— Я же говорил — наш человек!

— Усатого Лёню помнишь?

— Да.

— Погиб. Глупо, в первый же день. Шальная мина.

Сохатый пробормотал:

— Зря ты так. Нет на войне глупых смертей. Всего навалено вперемешку.

— У нас тоже потери есть, — лицо лейтенанта осунулось. В том рейде они лишились добровольца киргиза. Отчаянный был парень, настоящий воин!

Ополченцы молчали. Каждый из них смерть товарищей переживал по-своему. Это издалека сухие цифры потерь кажутся отстраненными. А если ты с этим человеком несколько лет делил землянку или жизнь на двоих, то все выглядит совершенно иначе. Да и смерть солдата редко бывает красивой. Хорошо, если не сгоришь дотла или не разорвет на куски, что и хоронить нечего. Нет ничего красивого в картине войны. Беспощадный круг смертей и ужаса.

— Ты лихо всем управляешься. Нам таких опытных инструкторов жутко не хватает.

— Так забыл, где я учился? А здесь уже оттачивал полученные навыки до прециозности.

— А давай к нам? В «Парсы»? Комбат у нас самый крутой. Сейчас, после наступа восстанавливаемся. Люди косяком пошли, учить некому. Не боись, мы тебе официально командировку устроим. Все чин по чину.

— Скоро серьезные дела начнутся. Окажешься в самой гуще событий.

Митрохин задумался. Гвардейцы — это круто. Но и они считали «Парсов» лучшими из лучших. Он же сам хотел воевать там, где нужнее? А не бегать сайгаком по лесополкам, уворачиваясь от летаков. Быть мясом для таких, как комбат «мобилизованных» крайне не хотелось.

— Договорились.

— Сохатый, наливай!