Это мой город

ГЛАВА 17

Не помню в каком классе, в школе у нас появился высокий, тощий, совершенно слепой старик, который начал набирать детей в театр-студию…

Среди пацанов пошли разговоры, что он был знаменитым режиссёром, работал с самим Радловым…

Кто такой Радлов – никто понятия не имел, но имя это передавалось таинственным полушёпотом…

– Представляешь… С самим Радловым…

Старик, заставлял приходивших к нему, читать стихи, брал за щёки, внимательно разглядывал лицо… Теперь-то я понимаю, что был он слеп, как крот, но тогда, даже этот его жест был преисполнен таинственности…

Шептались…

– Это от «юпитеров»… «Юпитеры» повредили зрение…

Какие «юпитеры», почему они повредили старику зрение – было непонятно, но таинственности добавляло…

Естественно, пройти мимо такого соблазна я не мог и пошёл записываться…

Странно… Сейчас всяческие школьные кружки, студии – в прошлом. Тогда – это было частью нашей жизни…

Толик Синица, старший брат Жоры, моего детского приятеля, пропавшего в тюрьме, не разделил судьбы младшего брата, по моему глубокому убеждению, только от того, что играл в духовом оркестре на огромной медной трубе… Целый день, в подъезде нашем гудел густой медный рёв – Толик репетировал…

В пятом классе, а может и раньше, папа отводил меня в Дворец пионеров к Сергею Петровичу Каткову. Удивительному человеку и гениальному педагогу. Он учил детей рисовать. Учил всю жизнь. И почти все художники моего возраста у него учились.

Был он маленький, кругленький, неистребимо весёлый и преданный детям.

Увы, художника из меня не получилось… Помню, что на первом же занятии я нарисовал замечательный танк, идущий в атаку. Сергей Петрович долго охал, ахал, восхищаясь, потом, видимо, шепнул что-то папе на ухо, по знакомству и мои художнические экзерсисы как-то уныло завяли…

Но школьный старик, не помню ни имени, ни звания, что-то во мне увидал и я был принят в театр-студию – так громко это называлось…

Более того – в первом же нашем спектакле по рассказу А. П. Чехова «Злоумышленник» я этого злоумышленника и играл.

Очень долго мы репетировали… Старик, может быть впервые в жизни почувствовав себя режиссёром, ругался требовал от нас точных жестов, правильной дикции…

Гортань до сих пор, сама помнит, знаменитое «шилишпёр»…

Шились костюмы, ставился свет, раскрашивались физиономии, клеились бороды и усы…

Всё было, как во всамделишном театре…

Девчонки, которые учились классом младше, ходили по школе, как настоящие «примы», со знанием дела рассуждали о сверхзадачах, системе Станиславского…

Я ничего в этом не смыслил и они обливали меня презрением…

Сегодня иногда их встречаю…

Актрис из них не получилось…

Единственной, кто из нашего школьного театра, стал настоящей актрисой, да ещё какой – Народной, знаменитой, всеми любимой – была Оля Клебанович – незаметная тогда и, подозреваю, так же как и я ничего не смыслившая в системах Станиславского…

Помню премьеру…

В актовом зале была маленькая сцена… На этой сцене впервые для меня открылся занавес…

Успех был ошеломительный. Полон зал детей, хохот, визг, восторг…

Мы все сразу стали достопримечательностью школы. Знаться с нами, водиться, дружить набивались многие…

Вот он – сладкий яд сцены…

Немудрено, что, поступив в Университет, первым делом записался в студенческий театр…

В 1961 году в Университете театры были почти на каждом факультете, но был и Главный, общеуниверситетский…

К моему студенчеству он ещё сохранил традиции Кузьмы Львовича Кулакова, который не один год им руководил, блестящего актёра Белорусского еврейского, потом Русского имени Горького театра…

Когда я пришёл в него поступать, Кузьмы Львовича уже не было, но традиции остались…

Много позднее, я узнал, что в этом же театре начинали – Игорь Михайлович Добролюбов, знаменитый белорусский кинорежиссёр, автор «Ивана Макаровича», «Белых рос» и многих других замечательных фильмов. Мы с ним подружились потом, когда началась моя киношная судьба; там же в студенческом театре начинали свою сценическую эпопею Римма Фёдоровна Маленченко, Володя Внуков, занимались в нём и многие ныне знаменитые учёные, не связавшие свою судьбу со сценой…

Но это было до меня…

Когда я пришёл в театр, в качестве руководителя и режиссёра там подвизался самый настоящий театральный режиссёр (имени, увы, не помню), иными были и сцена и репетиции и, пожалуй, отбор в театр – отбоя от желающих не было, нужно было пройти по конкурсу… Да и пьеса репетировалась настоящая: «Вор в раю» Эдуардо дэ Филиппо…

Главную роль играл студен истфака Валерий Раевский…

Вот именно, который нынче возглавляет академический театр Янки Купалы. В нашем студенческом театре всё было взаправду – репетиции, антураж, гастроли…

Когда поменялся режиссёр и заканчивать спектакль ректорат нанял выпускника Белорусского театрально-художественного института (проклятый склероз! Не помню фамилию, хоть убейте…Помню только, что звали его Павел) начались у него таинственные шептания с Валерой, результатом которых стало то, что Валерий Раевский бросил свой истфак и поступил на первый курс режиссёрского факультета, правда, какое-то время продолжая премьерствовать в нашем театре…

Потом у него была стажировка в Москве, в театре на Таганке… До сих пор благодарен ему за то, что провёл меня на «Доброго человека из Сезуана» Брехта, самый первый нашумевший спектакль Москвы времён оттепели, дал возможность увидать в роли лётчика молодого В. Высоцкого, блестящую Славину…

Спасибо, Валера… Век не забуду…

Потом… Потом…

Потом пришло время моего премьерства. Было это в замечательной пьесе, которая называлась «Вестсайдская история» и, где уже ребята моего набора играли главную скрипку…

Мы с Томой Скудной (она сейчас актёрствует в витебском театре Якуба Колоса) вёли главную сексуальную линию спектакля – я играл Бернардо, она мою подружку… Члены моей «пуэрториканской» банды нынче прокуроры, следователи, доктора математики, тележурналисты, преподаватели словесности и даже, члены палаты представителей, но об этом позже…

Довелось мне в этом спектакле сыграть только премьеру…

Помню, каких трудов стоило в Минске, тех времён найти настоящие джинсы, но, нашли…

Премьера была сногсшибательной… Весь город только о ней и говорил… Билеты было достать невозможно… В специально отведенном ряду сидели и Ким Хадеев, и Борис Бурьян – ведущий театральный критик газеты «Літаратура і Мастацтва», и Жора Колос (прошу «пардону», это потом он стал для меня Жора, когда сошлись наши журналистские пути, тогда же, конечно, Георгий)…

Помню, как Тони, Володя Сечейко, мой сценический противник, должен был выбежать из зала, в момент, когда драка между бандами была в самом разгаре. Володя, рванул из закулисья по «чёрным» лестницам, уткнулся в запертую дверь, второго этажа, метался по глухим закуткам, а мы всё это время дрались, уже без дураков, по настоящему, недоумевая – где Тони…

Он всё таки прорвался, то ли выбив окно и, спрыгнув со второго этажа на газон, то ли спустившись с крыши по пожарной лестнице (память не сохранила этого эпизода) и появился в то время, когда противоборствующие банды были в крови и соплях – драка из сценической, превратилась в самую настоящую, и тут же, немедленно и со вдохновением, был зарезан…

Как рыдала в этом месте вся женская половина зала, передать невозможно…

Увы! Больше Бернардо мне сыграть не довелось…

Настали другие времена, другие забавы…

Пришла пора КВН…

Потом выпускных экзаменов, потом армии…

Вернувшись из армии, я поглядел «Вестсайдскую историю», которая сохранилась, шла во всю…

Правда, другие были исполнители, другие Тони, Бернардо, другие лица в молодёжных бандах…

Вот к чему я всё это рассказываю…

В моём городе всегда было престижно заниматься искусством…

Я помню, как с вечера занимались очереди в Центральный книжный, поскольку точно было известно, что с утра будет открыта подписка на «Люди, годы, жизнь» Эренбурга…

Я помню, как в знаменитой курилке Ленинской библиотеки, где пропадали с утра до ночи, до хрипа в горле, до икоты спорили о феномене репортажей Василия Пескова в «Комсомолке…

Помню, как кучковались вокруг молодёжной редакции Белорусского телевидения, где Толя Пустоход формировал первую, славную команду КВН, которая «порвала» всех и, если бы в Москве не засудили, не отдали победу команде Московского нефтехимического института – вписала бы своё имя в скрижали…

Какие были игроки – Алик Бельзацкий, Дима Мохов, Витя Леденев, блестящий капитан Миша Полозов…

Когда сегодня празднуют сколькотолетие белорусского КВН, хочется крикнуть…

– Ребята!.. Вы что!.. Это начиналось на двадцать лет раньше… Чтите свою историю!..

Помню, как четверо первокурсников – Володя Посчастьев, Серёжа Волков, Ира Волкова и ваш покорный слуга, ошалев от неслыханного, понеслись в Москву, на только что открывшуюся, знаменитую потом, Хрущёвским разносом – «30 лет МОСХ»…

Февральской, морозной ночью, прямо с поезда, пришли мы к здания Манежа, где была расположена выставка и, вокруг которого, по периметру, стыла очередь – не за билетами, нет! – за талончиками на билеты и, поняв, что прорваться на выставку, нм не удастся, чуть не плача от разочарования, отчаявшись «ломанулись», через чёрный ход к одуревшему от просителей администратору…

– Дяденька, миленький, мы студенты-художники из Минска… Пустите на выставку…

Было, что то, видимо, невозможно трогательное в этих замёрзших птенцах, а, может, чувствовал «дяденька», что жить выставке недолго, а в памяти народной останется она навсегда, сжалился, пропустил…

Целый день – от открытия, до закрытия – бродили мы по ней – огромная была выставка, невиданная…

Вышли, покачиваясь… Как-то добрались к поезду, на Белорусский вокзал… Но горды были неимоверно, попали…

Выставка «30 лет МОСХ» и в самом деле стала исторической, вернее, вошла в историю – горжусь собой и сегодня, поскольку «дяденька, миленький…» поручено было произнести мне, сказалась актёрская подготовка…

К чему я всё это говорю?..

К чему вспоминаю давние давности?..

Жаль мне сегодняшних мальчиков и девочек, чем-то очень они обделены…

Морозными ночами, выставками, театральными премьерами, спорами в курилках, школьными театрами-студиями, стихами, наперебой читаемыми в сквериках, знакомствами, любовью…

Город мой!..

Неужели смиришься с унылой ролью глубокой, серой провинции, где ничего не происходит, где нет талантливых, умных жителей, в котором некуда пойти любознательному, жадному до всего нового мальчику или девочке…

Провинции, в которую заезжают сомнительные гастролёры со своими программами второй свежести «косить капусту»…

Провинции, к которой относятся как к «стране бизонии»…

Друзья мои!..

Мальчики и девочки ХХI столетия – обернитесь вокруг, вглядитесь пристальней друг в друга…

Поверьте мне, старому, седому псу – мы были ничуть не лучше вас…

И время было ничуть не лучше и не хуже…

И город был таким же, может чуть меньше, чуть грязнее, впрочем, вряд ли – город наш всегда выделялся среди других, чистотой, порядком и интеллигентностью…

Всегда имел своё лицо и свою неистребимую, хоть и не броскую гордость!..