В Уфе, в гостинице «Агидель» приходим утром в буфет и видим изобилие, удивительное для тех лет. Даже не знаем, что выбрать. Берем чай и спрашиваем буфетчицу:
— Что же у вас взять к чаю?
Она говорит:
— Вы занимаете люкас?
-Да.
— Возьмите кекас.
Мы подумали, что она так шутит. Оказалось, что она так говорит.
Рабиновичу поручили нести на демонстрации портрет Черненко. Рабинович отказывается:
— На позапрошлой демонстрации я нес портрет Брежнева, и он умер, на прошлой — Андропова, и он тоже умер.
— Товарищ Рабинович, несите, у вас легкая рука!
Образцовая японская семья: мать — гейша, отец — рикша и сын — Мойша.
Мальчик принес домой котенка.
— Мамочка, посмотри, какой он хороший. Пусть он у нас живет.
— Хорошо, Семочка, я не возражаю.
А как ты его назовешь?
— Мойша.
— Ты что, сынок? Разве можно давать коту человеческое имя? Назови его лучше Васькой.
Женатый Кац уговаривает неженатого Кона жениться:
— Что за жизнь у холостяка? Вернулся домой — словом перемолвиться не с кем. А женитесь — совсем другой коленкор. Дома вас встречает жена, квартира убрана, обед приготовлен, вы ей что-нибудь скажете, она вам что-нибудь скажет, потом снова вы, потом снова она, и начнет говорить, говорить, говорить, холера ее возьми!
В трамвае едут негр и еврей. Еврей приглядывается к попутчику:
— Послушайте, вы, случайно, не еврей?
— Я — негр.
— Я вижу, но, может быть, у вас родители были евреи?
— Они были негры!
— Вам не нужно меня бояться. Может быть, их предки были евреи?
— Предки тоже были негры!
Наконец измученный негр не выдерживает и кричит на весь вагон:
— Да, да, я — еврей!
— Надо же. — говорит сосед, — а так похож на негра.
Семочка выпил газированной воды с сиропом, достал рубль и протягивает его продавщице.
— Напился? — спрашивает продавщица. — А что надо сказать?
— Где сдача?
Старик Пинхас учит маленького внука:
— Скажи, Ицик, что бы ты сделал, если бы нашел на улице червонец?
— Спрятал бы в карман.
— Нет, порядочные люди так не поступают. Надо отнести в полицию.
— Хорошо, дедушка, я понял.
— Подожди! А если бы ты нашел на улице тысячу?
— Отнес бы в полицию.
— Шмок! Надо спрятать в карман!
В гостях.
— Моня, это не ешь, это у нас дома есть.
Два приятеля идут по пляжу и видят объявление: «За спасение утопающего — 50 рублей».
— Слушай, Хаим, — предлагает один, давай ты будешь тонуть, а я тебя спасу, а полтинник — пополам.
Хаим бросился в воду, барахтается, кричит:
— Тону! Спасите! Помогите!
— Ты не ори, — говорит приятель, — ты тони, — ниже написано, что за отыскание утопленника — сто рублей.
Хаим пришел к доктору.
— Помогите, я не могу удовлетворить жену.
— Вот вам мой совет. Придите домой среди дня, быстро разденьтесь догола и бросьтесь на жену. Эта неожиданность возбудит вас обоих.
Через пару дней Хаим опять приходит на прием.
— Ну как? — спрашивает врач.
— Вы знаете, доктор, жена испугалась, но зато дети так смеялись!
— Эх, Хаим, если бы ты знал, как это тяжело — потерять жену...
— Знаю. Моня, знаю. Практически невозможно!
Старый еврей рассказывает:
— Еду я в поезде. Тут заходит контролер и смотрит на меня так, будто у меня нет билета.
— А вы?
— А я посмотрел так, будто у меня есть билет.
Пожилой еврей в аптеке.
— Дайте мне, пожалуйста, два презерватива от головной боли.
— Простите, но от головной боли совершенно другие средства.
— Дайте то, что вас просят.
— Пожалуйста, но я двадцать лет работаю в аптеке и знаю, что от головной боли.
— Я тоже знаю. У меня дочь двадцати лет. Когда она идет гулять, я кладу ей в сумочку два презерватива, и у меня не болит голова.
Один еврей говорит другому:
— Хотелось бы мне иметь столько денег, чтобы на них можно было купить самолет.
— А зачем тебе самолет?
— Да самолет мне не нужен! Я просто хочу иметь столько денег!
Семидесятые годы. Бобруйск. В отдел кадров заходит еврей.
— Я бы хотел у вас работать жестянщиком.
— Ладно, пишите заявление.
— А я не умею писать.
— В таком случае извините, неграмотных не берем.
Девяностые годы. Нью-Йорк. Шикарно одетый мужчина покупает жене бриллианты.
— С вас двести тысяч долларов, сэр.
Мужчина достает пачку денег. У продавца глаза лезут на лоб.
— Зачем вы носите столько денег? Выписали бы чек!
— Милый мой, если б я умел писать, я бы до сих пор работал жестянщиком в Бобруйске.
Молодой еврей спрашивает старого:
— Какой месяц самый лучший для женитьбы?
— Мартябрь.
— Но такого месяца нет!
— Вот именно.
Циперович ведет машину. Жена ему подсказывает:
— Быстрее!
Теща ее перебивает:
— Медленнее!
В конце концов, он теряет терпение:
— Слушай, — говорит он жене. — Кто ведет машину? Ты или твоя мама?
— Фима, ты слыхал, Брежнев умер!
— Ну и что толку? Это ведь случается не каждый день.
На корабль назначен новый капитан. Он обращается к команде:
— Матросы! Я хочу, чтобы каждый понял, что это корабль не мой и не ваш. Это — наш корабль!
Из задних рядов раздается голос Рабиновича:
— Тогда давайте его продадим!
— Хаим, почему тебя не взяли в армию?
— Из-за зрения. Вот ты, например, видишь гвоздик? Вон там!
- Где?
— Ну, вон там!
— А-а, вижу!
— А я — нет.
— Скажите, а я мог бы поменять фамилию? — спрашивает гражданин в паспортном столе.
— Да. А какая у вас сейчас?
— Иванов.
— А какую бы вы хотели взять?
— Петров.
— Не понял. Какая разница?
— Большая. Сейчас меня спрашивают, какая фамилия, а я говорю:
«Иванов». «А прежняя?»— спрашивают. «Куперман». А после того, как поменяю, спросят: «Какая ваша фамилия?» — «Петров». — «А прежняя какая, а-а?» — «Иванов!»
Гуревича послали в разведку. Долго его нет, наконец, он возвращается.
— Ну что? — спрашивает полковник.
— Значит так, товарищ полковник! Артиллерия пройдет, танки прорвутся, а вот пехота вряд ли...
— Почему?
— Ой, товарищ полковник, там, на мосту такая злая собака!
Идет партсобрание. Парторг спрашивает:
— Абрамович, а почему вы не выступаете? У вас что. своего мнения нет?
— Почему? Есть.
— Тогда что вы молчите?
— Потому, что я с ним не согласен.
— Стыдно мне! — говорит своей жене Гуревич. — Ой, как стыдно!
— В чем дело? Что случилось?
— Хаймович меня уже третий раз приглашает на похороны жены, а я его еше ни разу не пригласил.
Путник попросился на ночлег. Хозяева дома были бедняками, но впустили и накормили его. Наутро гость не ушел, и кормили его уже гораздо скуднее. Так продолжалось пять дней. На пятый вечер хозяин поставил перед гостем стакан жидкого чая с куском черного хлеба.
— Это вы называете едой? — возмутился тот.
Хозяева стали объяснять, что в доме больше ничего нет.
— Думаете, я останусь тут у вас умирать с голоду? Завтра же утром ухожу!
Наутро хозяин стал будить гостя:
— Время вставать! Петух уже пропел!
— Вот как, еще остался петух? Знаете, я, пожалуй, погощу у вас еще денек!
— Мендель, ты сидишь на моей шляпе.
— Я знаю. А ты что, уже уходишь?
Голодный еврей слушает радио.
— В эфире радиостанция «Голос Америки». В Москве восемь часов утра, в Америке — полночь...
— Боже мой! Позже нас просыпаются, а как сытно живут!
В одном доме размещались три еврейские лавки с обувью.
Один из владельцев над входом в свою лавку приколотил громадную вывеску. «Модная обувь».
Другой, магазинчик которого находился в противоположнОхМ конце дома, тоже прибил вывеску: «Самая дешевая импортная обувь».
Эти надписи рассердили третьего еврея, владельца лавки в третьей части здания, и он повесил вывеску со словами: «Главный вход».
1937 год. Вечер. Еврей смотрит в окно.
— Вот и солнышко село.
Жена:
— Ну, это уже просто кошмар!..
Кто такой хуцпан?
Это человек, который убил отца и мать, а потом просит суд пожалеть несчастного сироту.
В квартиру Рабиновича врываются грабители. Рабинович:
— Что вам нужно?
— Ваше золото!
— И много нужно?
— Сто килограмм.
— А сто пять не хотите?
— Давай сто пять.
— Сара, золотко, за тобой пришли.
Угощенье по-одесски:
— Вам чай без какого варенья?
Хаймович неправильно переходит улицу. Его останавливает постовой и говорит:
— Надеюсь, три рубля у вас есть при себе?
— Вообще-то есть! А когда вы мне их вернете?
В Тель-Авиве открыли дорогой ресторан для эмигрантов под названием «Тоска по родине». Там плохо кормят, хамят, на столах лежат грязные скатерти, а швейцар встречает посетителей словами:
— Добро пожаловать, жидовская морда!
На лекции о международном положении Рабинович спрашивает:
— Товарищ лектор, вы сказали, что в Африке люди недоедают. Я хотел спросить: нельзя ли все, что они не доедают, присылать нам?
Телефонный звонок.
— Абраша, привет! Как жизнь?
— Хорошо.
— Ой, простите, я не туда попал.
Еврей приходит к раввину:
— Ребе, что делать? У меня очень болеют куры.
— А чем ты их кормишь?
— Пшеном.
— Давай им лучше рис.
На следующий день снова прибегает:
— Ребе, куры еле живые!
— А чем ты их поишь?
— Обычной водой.
— А ты попробуй дождевой.
Через день еврей снова у ребе:
— Ой, курам все хуже!
— Знаешь, что я посоветую? Смажь им лапки гусиным салом.
На четвертый день:
— Ну, как твои куры?
— Не спрашивайте! Все умерли.
— Ах, как жалко! У меня еще столько хороших советов!
Одесский вечер. Во дворе дома стучат доминошники, соседи обсуждают последние новости. Вдруг на балкон выскакивает мужчина в майке и трусах.
— Кто сказал «жидовская морда»? — кричит он.
Все молчат.
— Я спрашиваю: кто сказал «жидовская морда»?
Из окна высовывается соседка:
— Моня, успокойся, это телевизор.
К милиционеру подбегает возбужденный еврей:
— Товарищ милиционер! Я только что приехал из командировки, а у моей жены в доме двое мужиков.
— А я тут при чем?
— Нет, я призываю вас в свидетели. Сейчас я поднимусь к себе на четвертый этаж и выкину их из окна. А вы потом подтвердите, что они сами виноваты.
Он убегает. Затем на четвертом этаже с треском распахивается окно и оттуда вылетает мужчина. Милиционер загибает палец: «Раз!» Тот встал, отряхнулся и говорит:
— При чем тут «раз»? Это же опять я!
— Абраша, почему ты хромаешь?
— Потому, что у меня ботинки на два размера меньше.
— Зачем же ты такие носишь?
— Я тебе сейчас расскажу. Начальник у меня идиот, жена — старая карга, дети — паразиты, теща — садистка. Единственное удовольствие от жизни я получаю, когда снимаю эти ботинки.
Хаим забегает к соседу и видит, что тот между ног держит грелку.
— Абраша, что ты делаешь?
— Надо знать физику: тела при нагревании расширяются.
— Ясно. А где Рива?
— Рива в холодильнике.
— Гуревич! Почем у вас гробы?
— По пятнадцать.
— По пятнадцать? Так я лучше возьму у Гитмана.
— Но у Гитмана по двадцать.
— Да, по двадцать. Но там хоть есть, где развернуться.
Циля говорит подруге:
— Еврейский муж — это загадка, потому что никогда не знаешь, что с ним делать. Положишь его под себя — он задыхается. Положишь на себя — он засыпает. Положишь на бок — он смотрит телевизор. Поставишь на ноги — его и след простыл.
Встречаются два еврея.
— Исаак, что ты такой грустный?
— Меня сняли с должности первого секретаря райкома.
— Как же это случилось?
— Да какая-то сволочь донесла, что я беспартийный.
— Хаим, ты знаешь, мне кажется, что моя жена изменяет мне с булочником.
— Почему?
— Как ни приду: под одеялом хлебные крошки...
— А мне кажется, что моя жена изменяет мне с водопроводчиком.
— Почему?
— Прихожу, а у нее в постели — водопроводчик.
Еврейское кладбище. Утро, солнце, весна...
— Какая чудесная погода! — говорит прохожий старичку, одиноко сидящему на скамейке. — Просто все в природе оживает!
— Тс-с, тихо, не каркайте! — отвечает старый еврей. — У меня тут лежат три жены.
У старого Рабиновича спрашивают:
— Как здоровье?
— Не дождетесь!
Нищий приходит к раввину.
— Ребе, вы вчера говорили, что на том свете каждому воздается по заслугам, и тот, кто был богат, там станет бедным, а бедный там станет богатым. Это правда?
— Конечно.
— Тогда, ребе, у меня к вам дело: одолжите мне сто рублей. В загробном мире я стану богатым и верну вам эту мелочь.
— Хорошо, только скажи сначала, зачем тебе эти деньги?
— Я куплю немного товара, продам, заработаю...
— Тогда я не могу дать тебе денег.
— Почему?
— Если ты станешь богатым здесь, то там ты станешь бедным и не сможешь отдать мне сто рублей, которых у меня нет и никогда не было.
Ксендз увидел раввина и говорит:
— Мне сегодня приснился странный сон. Будто попал я в еврейский рай. И там такая грязь, вонь и толкотня!
— А мне, — говорит раввин, — снилось, будто попал я в христианский рай. И там так чисто, светло, спокойно, сплошное благоухание — и ни души!
Раввин оказался на острове амазонок...
Женщины с удовольствием пользовались им. Когда же силы его иссякли, его решили умертвить.
— Твое последнее желание, раввин, говори!
— Пусть предаст меня смерти самая некрасивая из вас.
И остался живым!