Еврейские анекдоты навсегда

19

Леонид Утесов и Илья Набатов зашли в одесскую парикмахерскую.

— Будь добр, постриги меня, — попросил Утесов парикмахера.

— У меня обеденный перерыв.

Набатов возмутился:

— Перед тобой стоит гордость Одессы Леонид Утесов.

— Не надо мне лапшу на уши вешать.

— Спой ему, — попросил Набатов Утесова. Утесов спел куплет песни.

— Ой, — запричитал парикмахер. — Ой, и правда, вы Утесов.

— Ну давай, быстренько постриги меня.

— Не могу, у меня обеденный перерыв.

— Рабинович, у вас на голове навозная муха.

— Что вы хотите сказать, что я говно?

— Я ничего не хочу сказать, но муху не обманешь.

Кацмана вызвал прокурор.

— Гражданин Кацман, у нас есть сведения, что вы живете на нетрудовые доходы.

— Неправда, я просто выигрываю пари.

— Но ведь пари можно и проиграть.

— Только не мне. Хотите, я и у вас выиграю пари?

— Попробуйте.

— Так вот, спорим на сто рублей, что у вас через три дня на заднице вскочит чирей.

— Давайте.

Через три дня Кацман приходит к прокурору.

— Вот вы и проиграли, — радостно говорит тот.

— Это еше надо проверить.

— Пожалуйста, проверяйте.

— Снимите штаны... Так, ближе к свету! Все, выиграл!

— Как это выиграл?

— Видите ли, под окном стоят три человека. И с каждым из них я заключил пари на двести рублей, что я им покажу задницу прокурора.

— Мама, Лева мне вчера сказал, что я самая интеллигентная девушка в Одессе! Может, стоит пригласить его домой?

— Ни в коем случае, дуреха! Пусть он продолжает так думать.

Муж приходит домой и застает свою жену голой на коленях у молодого мужчины.

— Роза! — говорит он. — Тебе еще только папироску в зубы и будешь настоящая проститутка!

Еврейская мама звонит сыну:

— Как дела?

— Мама, я не хотел тебя расстраивать, но я женюсь.

— Благословляю тебя, сынок, ты же знаешь, как я тебя люблю.

— Мама, она не еврейка, а китаянка.

— Благословляю тебя, сынок, как ты хочешь, так и сделай.

— Мама, несколько неприятных подробностей: у нее одна нога короче другой. Она очень бедная, и нам негде жить.

— Если ты ее любишь, дай бог счастья!

— Мама, можно мы будем жить у нас дома?

— Конечно, сынок. Вы займете нашу с папой спальню, а папа перейдет в свой кабинет.

— Мама, а где будешь ты?

— А я нигде. Я сейчас положу трубку и умру.

— Ну и жизнь у нас пошла! Не страна, а бардак!

— Бардак? Вот у моей бабушки в Бердичеве был бардак, так там был такой порядок!

— Скажите, ребе, что будет, если я нарушу одну из десяти заповедей?

— Что будет? Останутся еше девять.

Еврей спорит с греком, чья культура древнее.

— У нас при археологических раскопках нашли медный провод, — говорит грек. —

Это доказывает, что у нас уже в доисторические времена был телеграф!

— Ну и что? — спокойно отвечает еврей. — У нас перелопатили все окрестности Иерусалима и Яффы и нигде не нашли ни одного кусочка провода. Значит, у нас уже тогда был беспроводный телеграф!

Маленького Моню спрашивают:

— Кем ты будешь, когда вырастешь?

— Генералом.

— Молодец. Но тебя же на войне могут убить!

- Кто?

— Неприятель.

— Тогда я буду неприятелем.

— Янкеле, вымой шею, сегодня должна приехать тетя.

— А если тетя не приедет, я буду, как дурак, ходить с мытой шеей?

Абраша сидит в кресле у стоматолога.

— Так, любезнейший, широко откройте рот! Шире, шире, еще шире!

— Доктор, я не понимаю: вы хотите посмотреть или туда войти?

— Фима, как дела?

— Отлично! Заработал на замше двести процентов, купил дом в Крыму, жена с детьми сейчас во Франции отдыхает, я сам только что из Турции вернулся. Кстати, нельзя у тебя перехватить пару тысяч, а то я слегка поиздержался?

— Знаешь что, поцелуй меня в плечо!

— Почему в плечо?

— Но ты же тоже издалека начал!

Циля говорит Моне:

— Мне приснился сон, будто я родила черного ребенка. Лежит он в колыбели и курит трубку.

Пришло время Циле рожать. Моня с улицы кричит в окно роддома:

— Родила?

— Родила.

— Черный?

— Черный.

— Трубку курит?

— Нет, не курит.

— Уф... слава Богу?

По дорожке идет раввин, беседуя с евреем. Вдруг с деревенского двора с бешеным лаем выскакивает собака. Раввин, задрав полы лапсердака, пускается наутек.

— Ребе, — кричит ему еврей, — почему вы бежите? Ведь в Талмуде сказано, что собака не тронет ученого человека.

— Это правда, — говорит ребе. — Но я не уверен, что эта собака читала Талмуд.

В восхождении на Эверест участвовали русские, американцы, французы, израильтяне. После восхождения все разъехались по домам. Ночью в Москве раздается междугородный звонок. На проводе Тель-Авив.

— Простите, — спрашивает женский голос. — Это Степан Петрович?

-Да.

— Это вы моего Борю вытащили из пропасти?

— Да, я.

— А где же его вязаная шапочка?

Учитель спрашивает:

— Петухов, назови мне двузначное число.

— Двадцать семь.

— А если переставить цифры, что получится?

— Я не знаю.

— Садись, бестолочь! Ивашкин, назови двузначное число.

— Сорок пять.

— А если переставить цифры?

— Я не знаю.

— И ты садись! Гуревич, назови двузначное число.

— Тридцать три! А теперь можете начинать свои антисемитские штучки.

В поезде едут два еврея-коммивояжера, и каждый скрывает от другого маршрут своей поездки. Все-таки конкуренты! Наконец, один спрашивает:

— Хаим, куда же ты все-таки едешь?

— Я? В Бердичев.

— Хаим, ты мне сказал, что ты едешь в Бердичев, чтоб я не подумал, что ты едешь в Бердичев. Но ты таки действительно едешь в Бердичев. Что же ты меня обманываешь?

— Доктор, вы просили меня показать вам язык, я его высунула и держу так уже десять минут, а вы на него даже не посмотрели.

— О, извините, мадам Гольдман, я просто хотел написать рецепт в спокойной обстановке.

Встречаются двое. Один говорит:

— Что-то я давно не вижу Бориса Рувимовича?

— Хватились. Он уже год как в Париже.

— В Париже? А как это далеко от Жмеринки?

— Я думаю, тысяч пять километров, не меньше.

— Надо же, вроде умный еврей, а забрался в такую глушь.

Еврейка приходит к доктору.

— Доктор, я вас прошу: обследуйте моего мужа.

— А что с ним?

— Понимаете, когда он занимается со мной любовью, он ужасно кричит.

— Но это же замечательно!

— Что замечательно? Я же от его криков просыпаюсь.

В ресторане полная еврейка вдруг начинает на весь зал кричать:

— Официант! Воды! Сердце... Сердце жжет!

— Мадам Рабинович! Умоляю, выньте грудь из борща!

Рабинович с женой пришел к дантисту.

— Послушайте, доктор, я хочу выдернуть зуб, но у меня очень мало времени: я опаздываю в синагогу, так что не надо новокаина, дергайте побыстрее.

— Восхищен вашей храбростью, — говорит врач, — какой зуб будем рвать?

— Сара, золотко, открой рот, покажи доктору свой больной зуб.

Моисей спустился к народу.

— Евреи, я беседовал с Богом. У меня для вас две новости: хорошая и плохая. Хорошая — Бог дал нам десять заповедей. А плохая — прелюбодеяние вошло в эту десятку.

Говорят, у Гитлера был астролог-еврей. Однажды Гитлер спросил его:

— Когда я умру?

— Фюрер, вы умрете в канун большого еврейского праздника.

— Когда же этот еврейский праздник?

— О, фюрер, когда бы вы ни умерли, этот день станет большим еврейским праздником!

Правительственный кортеж проезжал мимо маленького захолустного городка. Машина, в которой ехал Леонид Ильич

Брежнев, потеряла управление и врезалась в дерево. Брежнева в бессознательном состоянии доставили в местную больницу. Необходимо срочное переливание крови, но никакой крови в этой больнице нет. К счастью, у местного жителя Абрама Гуревича оказалась та же группа крови, что и у генерального секретаря. Срочно перелили кровь, сделали операцию. Прошло минут двадцать — Брежнев открыл один глаз, затем второй, начинает причмокивать...

— Леонид Ильич, — спрашивают члены Политбюро, — ну как?

— Надо ехать!

Старшина разговаривает с евреем-новобранцем:

— Я смотрю, товарищ солдат, вы слишком умный.

— Кто, я?

— Ну, не я же!

— Вы слыхали? Менделевичу дали десять лет.

— За что?

— За то, что бросил жену.

— Не говорите вздор! За это не дают срок. Я сам бросил двух жен — и ничего.

— А вы с какого этажа их бросали?

— Зяма, сколько стоит атомная бомба? — Ой, Ривочка, много! Очень много!

— Хорошо бы она упала к нам в огород.

У Сары Брохес умер муж. Сослуживцы поставили на его могиле памятник с надписью: «Верному мужу и отличному работнику». Сара увидела памятник и разрыдалась.

— Что вы плачете? — спрашивают ее. — Вам не нравится памятник?

— Памятник хороший, — говорит вдова. — Только под ним лежат два неизвестных мне человека.

Звонок в отдел кадров:

— Алло! Моя фамилия Рабинович. Вам нужны такие специалисты?

В маленьком городке еврей сидит в тюрьме. Мимо тюрьмы идет знакомый и спрашивает через решетку:

— Хаим, а что ты там ешь?

— Хлеб и воду.

— Идиот! Ты не мог это иметь дома?

— Слушайте, хватит уже об отъездах. Давайте лучше о бабах.

— Давайте!.. Вы не знаете, Раечка уже уехала?

— Хаймовича можно к телефону?

— Он на даче.

— На какой даче? У него нет никакой дачи.

— Он на даче показаний.

У Мендельсонов была отличная прислуга Белла. Однажды девушка сказала, что увольняется.

— Почему? — спросили расстроенные Мендельсоны.

— Я жду ребенка, а вы же знаете, что у меня нет мужа.

Мендельсоны так дорожили расторопной прислугой, что решили усыновить ребенка. Белла осталась. Но на следующий год история повторилась. И снова Мендельсоны решили, что, поскольку хорошая прислуга редкость, придется усыновить ребенка. Однако, оправившись от родов, Белла заявила:

— И все же я увольняюсь!

— Как так?

— Когда я к вам нанималась, меня не предупреждали, что придется работать на семью с двумя детьми!

Идет опера «Кармен». Рядом с Менделем оказалась чересчур общительная еврейка, которая ни на секунду не закрывала рот. После окончания спектакля она говорит:

— В следующее воскресенье дают «Аиду». Вы придете?

— Обязательно, — говорит Мендель, — я вас в «Аиде» еще не слышал.

Изю призывают в армию. В военкомате начальник призывной комиссии его спрашивает:

— Ну? Где хочешь служить?

— В Генеральном штабе!

— Ты что, идиот?

— А это обязательно?

Утром Моня говорит жене:

— Я когда побреюсь, чувствую себя на двадцать лет моложе.

— Тогда почему ты не бреешься перед сном?

У профессора Гольдштейна спрашивают:

— Что нужно изменить, чтобы российские автомобили соответствовали мировым стандартам?

— Мировые стандарты.

Жена говорит мужу:

— Не понимаю, что вы нашли в этой Софи Лорен? Что все так с ней носятся?

Сними с нее парик, смой косметику — и кого ты увидишь?

- Тебя!

Арона и Самуила посадили в одну тюремную камеру.

Самуил без конца ходит взад-вперед. Арон не выдерживает:

— По-твоему, когда ты ходишь, ты не сидишь?

Коган вышел на первомайскую демонстрацию с плакатом:

«Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство».

К нему подбегает парторг:

— Да вы что, в своем уме? Когда вы были ребенком, товарищ Сталин еще не родился.

— Вот за это ему и спасибо!

Начало века. В воздухе уже новые веяния. В местечке спорят, делать обрезание или нет. Молодежь против, старики — за. Позвали авторитетную старую тетю Цилю.

— Обязательно делать, — говорит тетя Циля.

— Но почему? — кипятится молодежь. — Приведите доводы.

— Ну, — мечтательно улыбаясь, говорит тетя Циля, — во-первых, это красиво...

— Абраша, как живешь?

— На пять с плюсом.

— Это как?

— Пятая графа плюс все остальные неприятности.

— Хаймович, наш директор, наверное, уйдет от нас.

— Откуда вы знаете?

— Он меня вчера вызвал к себе и говорит:

«Мы с вами, Рабинович, наверное, не сработаемся».

Еврей получает письмо из Америки. Прочитав его, сообщает жене:

— Наша тетя Рохл умерла.

— Ой вей, какое несчастье!

— Подожди... Она завещала нам пять тысяч долларов.

— Чтоб она была здорова!

— Хаим, сколько ты можешь съесть пирожков натощак?

— Штук пять-шесть.

— Ну и дурак же ты, Хаим! Натощак ты ешь один пирожок. Все остальные уже не натощак.

— Ой, какая хохма! Как я сейчас Абрашу поддену! Абраша, иди сюда!

Скажи, сколько ты .можешь съесть пирожков натощак?

— Один.

— Ну и дурак ты, Абраша! Сказал бы: «Штук пять-шесть», я бы тебе рассказал такую хохму!

Умирает католикос всех армян. Перед смертью говорит:

— Дети мои, берегите евреев! Потому что, когда покончат с ними, то примутся за вас.

Одесса. Рыбный ряд. Две женщины: одна покупает бычка, другая продает.

— А что, у вас бычок свежий? Еше живой?

— Нет, он уже умер.

— То-то я удивляюсь на цену: вы ему на похороны собираете?

Одесса. На причале стоят два еврея. Один, глядя на воду, говорит:

— Настоящие моряки не говорят «это дерьмо», они говорят «это непотопляемо».

— Шлема, ты мне можешь одолжить тысячу рублей?

— К сожалению, я при себе ничего не имею.

— А дома?

— Дома? Спасибо, дома все здоровы.