Еврейские анекдоты навсегда

18

К Фаине Георгиевне Раневской пришел в гости коллега по театру. В разговорах они просидели допоздна, и, когда тот уходил, Раневская лукаво сказала:

— Знаешь, тебе теперь придется на мне жениться.

— Почему?

— Ты от меня уходишь так поздно... Что обо мне подумает наша лифтерша?

Что такое идеальный муж по-одесски?

Слепой, глухой, капитан дальнего плавания.

Еврей пишет жене:

«Дорогая Хая! Посылаю тебе фотокарточку, где я снялся в музее с Аполлоном Бельведерским.

Слева в серой кепочке — я».

Сват предлагает молодой женщине:

— У меня есть такой жених...

— А какого цвета у него волосы?

— Он блондин.

— Нет, не подойдет.

— А кого вы хотите? Брюнета?

— Тоже нет.

— Так кого же?

— Лично мне хотелось бы рыжего.

— Почему?

— Знаете, у меня вся мебель красного цвета.

— Мальчик, как тебя зовут?

— Зяма.

— Надо же! Такой маленький, а уже еврей!

В отдел кадров заходит еврей:

— Скажите, вы берете на работу людей, у которых фамилия на «зон»?

— Нет, не берем.

— А на «ман»?

— Тоже не берем.

— А на «ич»?

— И этих не берем.

— А на «ко»?

— На «ко» — с удовольствием.

Еврей приоткрывает дверь и кричит:

— Коган, заходи!

Хоронят Рабиновича. Идет похоронная процессия. Вдруг из гроба высовывается сам Рабинович.

— Рабинович, — говорят ему, — так вы что, живы?

— Жив! Но кого это интересует?

— Почему евреи не болеют СПИДом?

— Потому что их никто не любит.

На одесском рынке:

— Продавец, у вас рыба свежая?

— Конечно! Только что из моря.

— Да? А что она закрыла глаза?

— Так она спит.

— Спит?.. А чего она так воняет?

— Слушайте, мадам, когда вы спите, вы можете себя контролировать?

— Яша, — говорит жена, — дай мне денег. Я хочу купить себе бюстгальтер.

— Бюстгальтер? Зачем он тебе? Тебе же нечего туда положить.

— Ну так что? Ты же носишь трусы.

Циля Моисеевна говорит своей приятельнице:

— Представляешь, я вчера пригласила гостей на свое семидесятилетие, все было хорошо, пока Рабинович не начал рассказывать ужасно неприличный анекдот. Циник! Я была вынуждена его выгнать.

— Правильно сделала!

— И я так думала, но за ним вышли все гости, чтобы дослушать анекдот до конца.

Звонок в дверь.

— Кто там?

— Откройте, милиция!

— Никого нет дома.

— Как это нет? А кто ж тогда говорит?

— Говорит Москва. Московское время шесть часов пять минут.

На одесском рынке:

— Скажите, чем вы кормили свою курицу?

— А зачем это вам?

— Я тоже хотела бы так похудеть.

Рабинович подходит к газетному киоску: — Дайте «Правду».

— Нет советских газет.

— Почему?

— Советская власть кончилась.

Рабинович отходит и возвращается.

— Дайте «Правду».

— Я ведь только что сказал вам: нет советских газет!

— Почему?

— Советская власть кончилась! Сколько можно повторять!

— Ах, повторяйте, повторяйте, пожалуйста!

— Сема, быстро позвони дяде Леве и спроси номер его телефона.

Пожилой еврей прогуливается по городу с молодой красивой девушкой. Проходят мимо ресторана. Она говорит:

— Oii, как вкусно пахнет!

— Тебе понравилось? Хочешь, еше раз мимо пройдем?

В застойные времена Рабинович ворчит в магазине:

— О! Мяса нет... Кофе нет... И молока нет...

Подходит человек в штатском:

— А ну, закройте рот! И скажите спасибо — в прежние времена мы бы вас сразу расстреляли!

Приходит Рабинович домой:

— Сара, знаешь, что я узнал? Патронов у них тоже нет!

Партком поручил Гуревичу быть агитатором на выборах. Он ходит от одних дверей к другим, тихо стучит и произносит:

— Извините, но меня просили передать, что Советская власть — самая лучшая в мире.

На Пинхуса подал в суд его партнер, и ему предстоит процесс.

— Как вы думаете, господин адвокат, могу я послать судье в подарок гуся?

— Боже избавь! Это была бы попытка взятки, и вы, безусловно, заранее проиграли бы дело.

Пинхус выиграл процесс. Когда он встретился со своим адвокатом, то сказал улыбаясь:

— Что вы скажете! Я все же послал гуся судье!

— Неужели?

— Конечно, только я вложил туда визитную карточку истца.

В дверь старому еврею звонят. На пороге — соседка.

— Соломон Лазаревич! Скажите, вы меховщик?

— Таки да!

— Так зашейте вашей кошке жопу, чтоб она не гадила мне под двери!

— Рабинович, куда это вы в такую рань?

— В бордель.

— В семь утра?

— Да. я хочу поскорей отделаться.

— Я купил у вас в лавке мацу...

— Да, и что?

— Ее же нельзя разломать, а не то чтобы есть!

— А я вас уверяю, что, если бы евреям, скитавшимся с нашим праотцом Моисеем по Синайской пустыне, дали эту мацу, они бы прослезились от счастья.

— Да, но в те времена эта маца была еше свежая.

Еврей-парикмахер во время работы все время говорит с клиентом о политике. Заведующий парикмахерской замечает:

— Абрам Моисеевич, зачем вы с клиентом разговариваете о политике?

— Как зачем? Я ему рассказываю наши ужасы — у него волосы встают дыбом. И мне легче стричь.

— Как приятно вас здесь встретить! Я вас уже издали узнал. Когда вы подошли ближе, я засомневался — мне показалось, что это не вы, а ваш брат. Но потом я подумал: нет, это он. А теперь вблизи я вижу, что это все же не вы.

Абраша возвратился из командировки, заходит в дом, смотрит, на кровати из-под одеяла торчат голые мужские ноги.

— Это кто такой? — строго спрашивает он у жены?

— Кто? Я тебе расскажу. Квартиру эту кто нам купил? Может, ты? Нет, он! Дачу, машину — тоже он. Работа у тебя не пыльная, но денежная, дети обуты, одеты...

— Так что же ты ему ножки не прикроешь? Он же простудится!

Хаим уехал по делам в другой город, а в это время его жена умерла. Родственники дают ему деликатную телеграмму: «Фира неопасно заболела похороны четверг».

Два еврея спорят:

— Белое — это цвет.

— Нет, это просто — белое и все.

— И черное — цвет.

— Нет, это темнота — и все.

Идут к раввину:

— Ребе, белое — это цвет?

— Да, цвет.

— А черное — это цвет?

— Да, цвет.

— Ну? Значит, все правильно, я тебе продал цветной телевизор.

Гершензон каждое утро подходит к газетному киоску, берет газету «Правда», просматривает первую страницу и кладет ее на место.

— Что вы там все время ищете? — спрашивает его киоскер.

— Я ищу некролог.

— Но некрологи печатают на последней странице.

— Тот, который я жду, будет на первой.

Рабинович проходит таможню.

— Багаж есть?

— Нет.

— В:пюта есть?

— Нет.

В кармане у него нашли драгоценности.

— А это что?

— Это корм для птичек.

— Это корм?

— Да вот взял, не знаю — будут клевать или нет.

— Абраша, как дела? Чем занимаешься?

— В настоящий момент продаю на базаре говно.

— Говно?! Кто ж его купит?

— Кому нужны хорошие анализы, тот и купит.

Соня выходит замуж за монгола и говорит подруге:

— Даже сама не знаю, что из этого получится!

— Прекрасный Чингиз-Хаим.

Еврей-композитор спрашивает врача:

— Скажите, доктор, правду говорят, что гениальность — это болезнь?

— Не беспокойтесь — вы вполне здоровы.

Поздней ночью стучат в дверь:

— Откройте, милиция!

— А что вы хотите?

— Откройте, надо поговорить.

— А сколько вас?

— Двое.

— Так что, вы не можете поговорить между собой?

В местечке еврей в субботу приходит к раввину и застает его подбривающим бороду перед зеркалом.

— Peõe. — говорит еврей, — я к вам с большой просьбой. Дело в том, что мне твердо обещали работу в городе. Я сегодня еду туда. Но хозяин сказал, чтобы я побрился.

— Ни в коем случае, — говорит ребе, продолжая бриться. — Ты, что, забыл, что сегодня суббота?

— Ребе, но вы знаете, как нуждается моя семья. Мне работа нужна как воздух. Так, может, я побреюсь в порядке исключения?

— Какое может быть исключение? Закон для всех один!

— Ребе, тогда почему вы сами-то бреетесь?

— Шмок! Потому что я ни у кого не спрашиваю!

К станции подходит поезд. Из него выходит старый еврей, и вся родня кидается к нему:

— Папа, как вы доехали?

— Ой, не спрашивайте! Мучился всю дорогу. Мне дали билет спиной к движению поезда. У меня так кружилась голова — просто ужас!

— Ну так что, разве вы не могли попросить кого-нибудь поменяться с вами местами?

— Кого просить? В купе же никого не было.

Дети Ивановых всегда играли с детьми Куперманов. Но однажды Саша Иванов говорит, что они больше не будут дружить с евреями.

— Почему? — спрашивает маленький Изя.

— Нам папа сказал, что вы распяли нашего Христа.

— Нет! — кричит Изя. — Это точно не мы! Это, наверное, Гуревичи из второго подъезда.

На Пасху в синагогу рвется галантерейщик Каплан. Но он не заплатил за место, и раввин его не пускает.

— Послушайте, ребе, у меня срочное дело! Мне надо немедленно там найти моего компаньона и все с ним обсудить.

— Ну, хорошо, — говорит ребе, — по делу я вас пущу. Но даже и не вздумайте молиться!

Во времена КПСС Рабинович пришел в писчебумажный магазин.

— Мне, пожалуйста, сто комплектов портретов членов Политбюро.

— Зачем вам столько?

— Видите ли, я получил визу и хочу открыть в Тель-Авиве тир.

Встречаются две еврейки.

— Вы Вольфа Мессинга знаете?

— Нет, а что такое?

— Ой, послушайте. Наша соседка вчера была в филармонии. Она говорит, что он делал просто чудеса! Он берет человека вот так за руку и отгадывает его мысли!

— Ой, как вы меня удивили! Подумаешь, мысли отгадывает! Вы Вольфа Шмейзера знаете?

— Нет.

— Так вот он действительно делал чудеса! Помните Арончика, который ходил на костылях?

- Ну.

— Так он вызвал его на сцену, подошел к нему и даже не брал его за руку. Он просто сказал: «Арончик, брось костыли!» И тот таки бросил!

— И что ?

— Разбился к чертовой матери...

В отделе кадров.

— Кто вы по национальности?

— Ой. у меня столько кровей перемешано! Польская, украинская, еврейская...

— Еврейскую надо слить.

Рабинович звонит по телефону:

— Алло! Это база?

— Да, база.

— Позовите к телефону Хаймовича.

— Какого еше Хаймовича?

— Вашего директора.

— Наш директор — Иванов!

— A-а, так это военная база?

В одесском горсуде идет бракоразводный процесс.

— Почему вы решили разводиться? — спрашивает мужа судья.

— Моя жена не устраивает меня как женшина.

— Тоже мне, принц датский, — кричит с места теша, — всю Одессу она устраивает, а его нет!

1903 год. Одесса. Моня идет по Дерибасовской и видит, что в доме № 8 открылся публичный дом. Он заходит внутрь — на столике лежат расценки: негритянка — 30 рублей, индианка — 25 рублей, француженка — 20 рублей, полячка — 15 рублей, русская — 10 рублей. Почесав затылок, Моня говорит хозяйке:

— Послушайте, я бедный еврей, у меня всего три рубля...

— Ничего, — говорит мадам, — у нас все для клиентов. Я вас обслужу.

1933 год. Одесса, По Дерибасовской идет постаревший Моня и видит, что в доме №8 открылась швейная артель. Моня заходит. Весь бывший персонал дома терпимости тихо сидит и шьет передники.

— Здравствуйте! — говорит Моня председательнице артели. — Вы меня узнаете?

— Как же, как же, — радостно восклицает она и громко зовет. — Абрам! Иди сюда скорей! Наконец к нам твой папа пришел!

Из подсобки выходит здоровенный жлоб и молча начинает бить Моню.

— За что? — кричит Моня.

— За то, что ты за три рубля сделал меня евреем!

— Идиот! Будь у меня тогда 30 рублей, ты был бы негром!

— Доктор, мне уже семьдесят лет, а я все еше бегаю за девочками.

— Но это же прекрасно!

— Да, но я не помню зачем.

Рабинович уехал в Штаты. Через месяц звонит из Нью-Йорка:

— Все хорошо. Устроился на работу, очень близко. Каких-то полчаса езды.

— На метро?

— Нет, на лифте.

— Папа, кто такой Карл Маркс?

— Карл Маркс — экономист.

— Как тетя Соня?

— Нет, тетя Соня — старший экономист.

— Соломон Маркович, вас можно поздравить? Вы в свои 76 лет сделали обрезание?

-Да.

— Интересно, под наркозом?

— Нет, под микроскопом.

Еврейское кладбище. Среди прочих выделяются две эпитафии:

«Спи спокойно, дорогой Наум! Факты не подтвердились».

«Сара, теперь ты веришь, что я плохо себя чувствовал?»

Запыхавшийся человек на кладбище обращается к могильщику:

— Извините, пожалуйста, я опоздал на церемонию. Тут сегодня хоронили Абрамовича...

— Сегодня тут хоронили двух Абрамовичей. Какой вам нужен?

Особые приметы были?

— Мой был рыжий.

— Они оба были рыжие.

— Мой был маленького роста.

— Они оба были маленького роста.

— A-а, вспомнил! Мой заикался.

— Ребе, у меня в синагоге пропали часы. Думаю, что кто-то их украл.

— Не расстраивайся, мы найдем вора. Когда будут читать десять заповедей, и ты услышишь «Не укради», посмотри вокруг, и кто украл, обязательно изменится в лице.

После службы радостный еврей подходит к ребе:

— Спасибо. Как вы сказали, так и было. Когда дошли до заповеди «Не прелюбодействуй», я вспомнил, где забыл часы!..

Отец рассказывает сыну сказку:

— Жил-был...

— Папа, короче!

— Умер-шмумер...