Эйнемида III. Надежда на весну.

Глава XIV

Массивная дверь тюрьмы, наконец, расспахнулась, и Энекл с радостным возгласом бросился к появившемуся на пороге человеку в грязном коричневом хитоне.

– Диоклет! – воскликнул он, но осёкся, увидев покрытое синяками и ссадинами лицо, на котором не было живого места. – Ты как? – уже тише выдохнул он.

– Всё хорошо, – спокойно ответил Диоклет, еле разжимая разбитые в кровь зубы. – Рад тебя видеть, Энекл.

– Боги, а что с глазом?! – Энекл только сейчас увидел закрывающую левый глаз товарища грязную тряпицу.

– Вытек, – равнодушно пожал плечами Диоклет.

– Мерзавцы... – выдохнул сквозь зубы Энекл и тут же добавил преувеличенно бодрым голосом. – Ну это ничего! Кратимен тоже был кривой, а из лука бил голубя в глаз! Сейчас пойдём домой, отмоем тебя. Я лекаря пригласил, нашего эйнемского – дома ждёт. Краше прежнего станешь! А с этими сволочами я ещё потолкую... – он гневно погрозил кулаком равнодушным глиняным стенам. – Ну что, пошли?

– Идём, – согласился Диоклет. Слегка подволакивая ногу, он поплёлся через тюремный двор к воротам. Энекл бросился за ним.

– Наших уже всех выпустили, – зачастил он с нарочитой весёлостью. – Каллифонта, Клифея, ребят – все дома, все в порядке. С тобой затянули, потому как тебя алгуитом заделали, но Нефалим кого надо за яйца взял и всё решилось. У нас тут такое было! Ну ты уже что-то, наверное, знаешь, а подробности дома расскажу. А ещё слышал: в Эйнемиде война!

– Кто с кем?

– Наши с леванцами и сенхейцами. Давно уж им задницу надрать пора! Вот будет драка!

– Поедешь домой?

– А то! Сейчас тут всё улажу, и на корабль. Хватит с меня этих варваров. Если уж драться, то за своих. А ты со мной?

Диоклет в ответ только пожал плечами.

– А ещё слышал: Артимию-то, оказывается, никто не травил!

– Что-о? – эта новость встряхнула даже измождённого Диоклета.

– Саррун признался под пыткой: вино не было отравлено. Царица умерла сама по себе, от болезни, а он, уже после, влил яд в кувшин и отравил лекаря. И всё, чтобы...

– Понимаю. Использовал случай, чтобы влезть в доверие к царю. Одарённый человек, жаль, свои дарования использовал во зло...

Одуряющую вонь они учуяли, ещё не доходя до площади Абиту-Бал. Даже уличные торговцы на время перетащили свои лотки в пусть и менее людное, но не такое ароматное место. Впрочем, и покупателей на их товар бы не сыскалось, все, у кого была возможность, выбирали иную дорогу. На время проведения корытной казни у бывалых жителей Нинурты всегда имелась запасная. На площади спутники увидели два больших корыта с торчащими по бокам чёрными отростками, в которых с трудом можно было признать человеческие ноги и руки. Над корытами плотной чёрной тучей роились мухи и осы. Одуряющий сладковато-гнилостный запах просто сшибал с ног.

– Неделю уже лежат в собственном дерьме, гниют заживо, – заметил Энекл. – Саррун только вчера стонать прекратил.

– И Шалумиш тоже? – бесцветно спросил Диоклет.

– Да. Царь как узнал, кто его «пустым семенем» поил, ты б это видел. Правда, потом велел подмешивать Шалумишу маковый сок в молоко, так что черви сожрали его спящим. Мерзкая смерть, только варвар до такого додумается. Пойдём уже отсюда, а?

Заметно торопясь, они оставили страшную площадь позади. Искажённое в беззвучном крике лицо Сарруна белозубо скалилось им вслед.