Корабли под голубо-жёлтыми сенхейскими флагами входили в Неарский залив, рассекая носами ярко-синие волны, цвет которых некогда дал название Сапфировому морю. Из окна Хилону открывался прекрасный вид на изогнутую подковой бухту и раскинувшийся вокруг неё город, закутанный дымками кузниц и мастерских. Поэты называли Неару среброверхой, ибо здешние горы были богаты всевозможными рудами и зажиточные неарцы крыли дома тонкими листами металла, серебрящимися в солнечных лучах.
На берегу уже заметили гостей, и перед головным кораблём побежал по воде огромный солнечный зайчик, указывая путь к нужному причалу. Невероятные устройства, способные поразить лучшего знатока механики, неарцы использовали для самых обыденных нужд. Здесь не очень ценили теорию, которую нельзя было рано или поздно применить к практике.
– Тяжело идут, с грузом. Хорошо сходили, – удовлетворённо кивнул огромной рогатой головой Муулбар и продолжил насыщать свою кажущуюся безразмерной утробу, его крепкие острые клыки рвали жёсткую гусиную плоть с необычайной лёгкостью. Бычья голова с клыкастой пастью помещалась хотя и на большом, необычайно мускулистом, но вполне человеческом теле, что лишь усиливало жутковатое впечатление. Из одежды на орфотавре имелись лишь кожаные штаны, окованные медными бляхами сапоги да два кожаных ремня в ладонь шириной поперёк груди.
– Муулбар обладает необычайным даром: взглянув на судно, он тотчас определяет, сколько стоит груз и где его можно выгодно продать, – с благодушной улыбкой заметил пелийский посланник Полихарп, кутаясь в просторный жёлтый плащ, несмотря на довольно тёплый день. К еде он почти не притронулся, лишь потягивал вино да изредка отщипывал мякиш от хлебной краюхи.
– Разве это возможно? – удивился Хабрий, неарский друг и гостеприимец Хилона, высокий сухопарый мужчина лет тридцати, со смугловатым лицом и чёрной бородой, заострённой, по здешнему обычаю, клином.
– Что сложного? – буркнул орфотавр, отбросив дочиста обглоданную гусиную кость и подтягивая к себе миску с бараниной. – Они трясли лоханки на верренском пути. Сейчас осень, мореходству конец, с железом и оловом ни один придурок в море не полезет – значит, зерно, жрать-то всегда хочется. Пять трирем, полны под завязку, похоже даже гребцам под лавки по мешку затолкали – медимнов шестьсот на каждой. Хороший груз, зимой жратва в цене. Остаток, видать, где-то припрятали, раз торговые лохани с собой не потащили.
– Вот видишь, досточтимый Хабрий: точный расчёт, не хуже, чем в геометрии, – рассмеялся Полихарп, тряся седеющей пегой бородкой. Орфотавр что-то проворчал с набитым ртом и налил себе ещё вина, без видимого затруднения подняв одной рукой тяжёлый посеребрённый кратер.
Хилону преджде не доводилось видеть тураинцев так близко, и орфотавр вызывал у него огромное любопытство. Этот загадочный народ испокон веков жил на большом острове Тураин посреди Адамантового моря. Насколько давно они там поселились не знал никто, но именно их нанял для морского путешествия прародитель гелегов Гел, ещё во времена Странствования. Отменные воины и моряки, орфотавры жили торговлей и пиратством и поклонялись богу-быку, про которого говорили, будто он древнее семерых богов Пнатикамены. Этого бога чтили по всему Адамантовому морю, даже кое-кто из эйнемов приносил ему жертвы. Посреди Тураина возвышался огромный храм, полный запутанных коридоров, потайных ловушек и ложных проходов. Каждую весну, пять самых красивых пленников и пленниц безоружными отводили в сердце храма, следом же входили пятеро избранных воинов, чтобы убить несчастных во славу своего бога. Пленника, сумевшего добраться до выхода, отпускали на волю, но это удалось лишь Фиолою из Неакиса, сыну царя Пселофея. Дочь одного из тураинских вождей Куума полюбила Фиолоя, она тайно передала ему меч и научила, как отыскать выход. Одного за другим сразил преследователей Фиолой и вывел своих спутников наружу. Орфотавры вручили ему богатые подарки и корабль, Куума бежала с ним, но неблагодарностью отплатил он своей спасительнице. Едва корабль отошёл от тураинских берегов, Куума пожелала возлечь с Фиолоем, но тот лишь рассмеялся. «Где это видано, чтобы человек любился с коровой?!» – воскликнул он и ударил её мечом, а тело выбросил в море. За это злодеяние боги наслали на убийцу страшный недуг. Болезнь, прозванная Рогатой смертью, собрала жатву по всей Эйнемиде, всего же более пострадала Метонисса, а обильный лаврами Неакис опустел полностью. Повинуясь оракулу, метониссцы не стали заселять город заново, но перенесли столицу в небольшой городок Тинакру, переименовав её в Урвософоры. Лишь после этого болезнь отступила, а Неакис так и остался городом мёртвых. Даже воры и грабители опасаются заходить под сень его некогда прекрасных дворцов и храмов.
– Так вот, досточтимый Хабрий, – сказал Полихарп. – Как я и говорил, чтобы сражаться, совсем не обязательно иметь меч. Благодаря отважному Анексилаю в Аметистовом море, храбрым сенхейцам в Сапфировом и нашим дорогим союзникам, – он указал на жадно чавкающего орфотавра, – по всему Адамантовому, морская торговля стала совсем затруднительна. Сезон штормов уже начался, эферияне закрыли мореходство крайне неважно, а ведь впереди зима, сейчас последняя возможность запастись зерном. Хвала милосердным богам, торговый путь в Архену для них открыт, но вот какая беда: цены на архенское зерно в этом году необычайно, удивительно высоки, просто как никогда. Что поделаешь, тяжёлые времена… Так вот и выходит, что эферияне покупают зерно по цене пряностей и отправляют торговые корабли в осмеоне и эниксионе, что тоже недёшево. Они уже увеличили поборы с союзников, и тем вряд ли это пришлось по нраву, не задумался бы кое-кто, что рука Эфера чересчур тяжела. А ведь никто не обещал, что весной положение станет легче. Это, конечно, смелое предположение, весьма и весьма смелое, но что-то мне подсказывает: цены только вырастут. И не только на зерно, а и на железо, и на олово, да много ещё на что. А вот эферские оливковое масло, мрамор, керамика и серебро в цене упадут. Весьма неприятно, когда нужно готовить войска и корабли к походу, не так ли? В очень и очень непростом положении окажутся наши эферияне, причём, заметьте, безо всяких битв.
– Да, это впечатляет, – кивнул Хилон. – После того, как у вас отняли столько золота на Пелии, да и сам остров...
– Золото… – кудахтающе рассмеявшись, Полихарп небрежно махнул рукой. – Золото – это всего лишь металл, да и остров, хоть и наша возлюбленная родина – просто кусок земли посреди моря. Всё украденное золото они потеряют быстрее, чем приобрели. Связи, соглашения, обязательства, сделки и умение их заключать, вот в чём истинная сила. В конце концов, в опыте и мудрости. Согласись, Хилон, что предложенный нами образ действий куда разумнее, чем бросаться сломя голову на эферский флот.
Хилон пожал плечами. Ответить было нечего: пелиец был прав, как, впрочем, и всегда.
После неудачного боя у Аркаиры сенхейским кораблям не удалось вернуться домой. Втрое сильнейший флот эфериян и союзников блокировал Сенхею, и наварху Зевагету не оставалось ничего, кроме как уйти в безопасную Неару. Эферияне готовились к штурму ненавистного им города и Зевагет уже готовился к самоубийственной атаке, когда в Неаре появились изгнанные со своего острова пелийские старейшины и предложили повременить. Их доводы были столь убедительны, что перед ними не устоял даже горячий Зевагет.
Штурм Сенхеи так и не случился. Командующий эферским флотом дожидался возвращения Никарха от Аркаиры, но не успел тот вернуться, как его отозвали на родину, а вскоре пришла удивительная новость: эферияне казнили командовавших у Аркаиры стратегов. Тем временем, в Сенхею вернулся с войском Эвримедонт, а корабли Зевагета вместе с нанятыми на пелийские деньги орфотаврами атаковали эферские торговые пути, подрывая снабжение блокирующего Сенхею флота. Хиссец Ликомах, заменивший казнённого Никарха, распылял силы, гоняясь за пиратами по всему морю, но без особого успеха. Орудуя под прикрытием неприступной Неары и пользуясь тайными убежищами тураинцев, сенхейский флот оставался неуловим. Время шло, шторма учащались, близилось время, когда даже самый жадный торговец ни за какие деньги не выйдет в море. Скоро Ликомаху придётся увести флот на зимние стоянки, эферияне, истратив огромные деньги, встретят зиму без Сенхеи и с полупустыми закромами, а виной всему сухопарый старичок, скромно жующий хлебный мякиш, зябко кутаясь в жёлтый плащ.
– Вот так обстоят дела, – подытожил Полихарп. – Я надеюсь, Хилон, союзники по заслугам оценят наш вклад в общее дело.
– Не без выгоды для себя, – скривился Хабрий. Ростовщиков он недолюбливал, чего не считал нужным скрывать. – Отнятые у эфериян товары скупаете вы и не по той цене, что продаёте, так ведь?
– Взаимная выгода – основа хорошего сотрудничества, – лучезарно улыбнулся пелиец. – Мы действуем во благо вам и во вред вашим врагам, разве этого мало?
– Выходит, эферияне ошиблись, поссорившись с вами из-за золота.
– А дело и не в золоте, – Полихарп вздохнул. – Раньше я этого бы не сказал, ибо тайна сделки священна, но сейчас соглашения нарушены и не по нашей вине. Эфер – полис богатый, но и расходы у него немалые. Могущество и всеобщее уважение стоят дорого. Сумма, которую они нам задолжали... Поверьте, она весьма и весьма значительна. Это была хорошая сделка: Эфер получал серебро сколько требовалось, рост выплачивался без задержек, но теперь наши эферские друзья решили рассчитаться с долгами. Как мало в этом мире честных людей...
– Мы ценим вашу помощь, – сказал Хилон. – И всё же, море принадлежит Эферу. Мы потеряли слишком много кораблей.
– Корабли – это не беда, друг мой. Будут средства – построим новые, а в остальном давайте дождёмся весны. Что ж, значит я могу передать моим соотечественникам, что мы заключили договор?
– Да, конечно. Леванцы уже подтвердили, что рады видеть вас в числе своих друзей. От имени Сенхеи заявляю то же самое.
– Это просто прекрасно, – Полихарп откинулся в кресле, сладко улыбаясь. – Будьте уверены, вы не пожалеете о сотрудничестве. В таком случае... Муулбар, друг мой, ты закончил трапезу?
– Да, – орфотавр удовлетворённо рыгнул и бросил дочиста обглоданную кость в пустую миску. – Доброе мясцо.
– Вот и славно. Тогда нам пора. Мы и так отняли у любезных хозяев слишком много времени. Это была весьма и весьма приятная беседа.
С преувеличенной вежливостью, витиеватыми любезностями и многословными благодарностями, собеседники распрощались. Круглая бронзовая дверь, искусно скрытая в стене, негромко лязгнув закрылась за спинами ростовщика и пирата.
– Ты им веришь? – спросил Хабрий, когда гости отошли достаточно далеко.
– У них достаточно причин не любить эфериян, – пожал плечами Хилон, наливая себе горячего вина из орихалкового кувшина работы неарских мастеров. Такой сосуд весил немного и мог хранить тепло напитка даже в холодную погоду.
– М-да, никогда не думал, что буду принимать у себя в доме орфотавра… – пробормотал себе под нос Хабрий, рассматривая огромную баранью кость, обглоданную так чисто, словно её выдерживали в кислоте. – И всё же, это пелийцы. Говорят, пелиец продаст собственный уд, если цена будет достаточно хороша. Думаешь, такие не забудут об обидах, когда это станет выгодно?
– Значит, мы точно можем на них положиться, – Хилон улыбнулся. – Полихарп ведь неспроста обмолвился, что эферияне задолжали им немало серебра.
– И что? А если эферияне вернут серебро?
– Э, нет, не всё так просто. Эферияне просрочили платёж, да ещё и ограбили заимодавцев. Сейчас это кажется выгодным: платить не нужно, сундуки набиты серебром. Но вот какое дело: по пелийским правилам, неустойка за задержку платежа начисляется каждый день – чем дольше не платят, тем выгоднее. Есть только одно «но»: пока должники сильны, эти долги всё равно что не существуют. А значит что? Значит, единственный способ получить неустойку – наша победа. Такое ручательство получше любой клятвы.
– Ты так хорошо разбираешься в ростовщичестве? – неодобрительно скривился неарец.
– Любое знание полезно. Кстати, я припоминаю, что Полихарп и раньше об этом упоминал, и не только мне... Ну да, разумно. Эферияне постоянно хвалятся, что их образ жизни наилучший, и от того их город процветает. Храмы строят, устраивают игры, раздают гражданам хлеб, соль и вино – всё, лишь бы эйнемы видели их богатство. Если выяснится, что всё это оплачивали пелийские ростовщики... Нужно немедля отрядить кого-то в Левану, этот слух должен дойти до всех эйнемов. Клянусь яблоком Аэлин и посохом Феарка, у них появится немало поводов для раздумий.
– Итак, мы поощряем пиратов, союзничаем с ростовщиками и распускаем слухи, – Хабрий покачал головой. – Не противно ли это Философии, друг мой?
– Философия – учительница жизни, а война – тоже часть жизни и у неё свои законы. Как говорят урвософорцы: «хитрость – часть гармонии войны», – Хилон немного помолчал, сцепив перед собой руки, и мрачно добавил. – Я потерял семью, Хабрий, и вина эфериян в этом тоже есть. Не стоит требовать от меня разборчивости.
– Что ж, надеюсь, это не заведёт нас слишком далеко. Ладно, продолжим, на чём остановились...
Неарец потянул за висевшую у стены цепь, и стол с остатками ужина, негромко лязгая, скрылся в полу, а вместо него наверх выплыл другой, точно такой же, но заваленный папирусами и принадлежностями для письма.
– Ты говорил, смотритель архива прислал, что я просил? – Хилон отставил вино и подошёл к столу.
– Да, вот, – Хабрий показал перевитый красно серой нитью свиток. – Всё-таки, Неара странное место для поиска сведений такого рода, мы редко интересуемся делами бессмертных.
– У вас едва ли не лучшее собрание книг в Эйнемиде, но ещё больше мне любопытны заключения ваших архивариев. Можешь прочесть вслух?
– Конечно, – слегка прокашлявшись, неарец развернул свиток. – Итак: «Двенадцатое число эниксиона, Неара. Составитель – третий архиварий Хранилища Знаний Менандр. Выписка.
Участнику Сообщества исследователей, посвящённому механику первой ступени Хабрию. По твоему запросу сообщаю следующее:
Двенадцать священных таинств, иначе – Таинства, иначе – мистерии – общий для эйнемов способ почитания бессмертных. Обряд представляет собой паломничество к святилищу одного из двенадцати старших богов и участию в особых церемониях, суть каковых содержится в тайне. Прошедший Т. именуется посвящённым, ему дозволяется нести изображение божества в торжественных шествиях...»
– Прошедший что? – поднял бровь Хилон.
– Прошедший Т. – Таинства. Наши архиварии пишут только первую букву слова, о котором идёт речь. Так короче.
– Разумно. Давай дальше.
– Хорошо, итак: «На твой вопрос, когда были учреждены Т. отвечаю: первое упоминание Т. относится ко второму году после Обретения, в описании установленных Терейном празднований в Омфалоне. Полиомах сообщает, что в этом же году Т. свершались в Метониссе, а также в ахелийском храме Аэлин, что построил сын Терейна Менетей. В жизнеописании Фолона говорится, что он был посвящён в Т. на Мойре, незадолго до смерти, а значит не позже третьего года после Обретения. Первые упоминания о Т. в других землях относятся самое раннее к пятому и самое позднее к тринадцатому годам после Обретения. Список всех упоминаний Т. древними авторами я прилагаю».
– То есть, первыми учредили таинства диолийцы, причём сразу после прихода в Эйнемиду, – подытожил Хилон, проглядывая переданный Хабрием список. – Затем их переняли миолки, а следом другие эйнемы.
– Да, получается так, – кивнул неарец. – Тут дальше об этом говорится: «На твой вопрос, кто учредил Т. сообщаю, что впервые Т. проведены в Омфалоне при Терейне, сыне Диола, затем в землях его сыновей: Менетея и Феоспероя. Подробное изучение записей указывает на то, что строительством храмов и устроением священных мест для Т. в Омфалоне, Ахелике и на Мойре занимался некий Эврион, но он ли сам задумал проводить Т. или делал это по поручению Терейна – неясно. Неясно также, было ли на то указание бессмертных, либо смертные учредили Т. по собственному почину».
– Я слышал эту историю. Этот Эврион – мой предок, от его младшего сына пошёл род Асперея, а от Асперея – род Элефтера. Эврион был соратником Терейна ещё во времена Странствования, говорят Терейн очень ценил его советы. Считается, что именно Эврион стал первым жрецом Аэлин, но скорее всего, это семейная легенда.
– Так может Эврион и учредил таинства?
– Не знаю. Может и так, а если эта мысль пришла в голову Терейну, он вполне мог поручить советнику всё устроить. Правду мы уже не найдём. Впрочем, если даже и он, что с того?
– Ну как же? Ты полагаешь, что в таинствах скрыто некое указание. Твой предок мог быть тем, кто эти таинства учредил. Так может он и оставил то самое указание?
– Может и так. Мои предки пользовались уважением среди диолийцев и даже раньше. До Падения луны это был большой и знатный род. Если диолийцам было известно нечто важное, очень может быть, что Эврион был в это посвящён. Вопрос: что это?
– Да, в этом главная сложность: мы понятия не имеем, что ищем, – неарец задумчиво подёргал себя за бороду. – А может твой друг Тефей именно поэтому и хотел встретиться с тобой, да так поспешно?
– Даже если мои предки были причастны к чему-то важному, я-то что могу об этом знать? Я был близким другом Тефея, вот он и хотел встретиться. А спешил... Не знаю, наверное, из-за того убийцы.
– А может потому, что тайна связана с диолийцами, а ты и диолиец, и его друг. Может быть ты знаешь верный ответ, просто мы не знаем вопрос...
– Ну, всё, что я знал о Потерянной родине и Странствовании я уже рассказал. Не больше, чем другие образованные люди.
– Не знаю, не знаю… – покачал головой неарец. – Ладно, и заключение: «На твой третий запрос сообщаю: доподлинно установить по книгам, производили ли Т. какое-либо особое воздействие на тех, кто приобщался к нескольким Т., возможным не представляется, поскольку ход и содержание Т. хранятся в секрете и обсуждаются только между посвящёнными. Я составил список людей, о которых доподлинно известно, что они были посвящены более чем в три Т., каковой прилагаю. Насколько возможно судить, никаких значительных изменений в их привычках либо поведении после посвящения не происходило».
– Я разговаривал здесь, в Неаре, с посвящёнными в таинства, – сказал Хилон. – Они тоже не заметили ничего похожего на то, что мы ищем.
– Знать бы ещё, на что это похоже, – Хабрий отложил папирус и принялся просматривать список посвящённых. – Клеон, Таврименад, Авлий Ликсосский, Прионот – всё известные люди. Если бы таинство как-то изменило их жизнь, это непременно бы записали. Ты уверен, что это действует именно так, как ты думаешь?
– Жрец в Омфии сказал достаточно определённо: с каждым новым таинством открывается больше – как в локсионе. Значит, возможно, чтобы открылась тайна, нужно познать больше таинств.
– Может быть, а может это просто общий принцип действия и к твоему делу никакого отношения не имеет. Может просто нужно пройти какое-то определённое таинство?
– Тогда бы Тефей сказал какое.
– Он не мог говорить открыто, так ведь? Поэтому и сообщение оставил только с намёками, которые мы с тобой до сих пор не можем разгадать.
– Если бы дело было в каком-то одном таинстве, Тефей намекнул бы именно на него.
– Ну хорошо. Тогда припомни, что именно сказал жрец?
– Что сказал... – Хилон задумчиво поднял взгляд вверх. – Дай вспомнить... Он сказал, что через таинства ты познаёшь божество, познаёшь себя и естество мироздания. Таинства как бы позволяют рассмотреть эти предметы с разных сторон.
– Себя, божество и естество... – пробормотал себе под нос Хабрий. – Давай допустим, что что-то из этого ты должен познать, чтобы открыть тайну. Божество вряд ли – мы считаем, что эта тайна пришла с Потерянной родины, значит новые боги не могут иметь к ней отношения. Естество мироздания – слишком общее понятие, если будем думать в этом направлении, никуда не придём. Значит предположим, что нужно познать себя – тебя! – чтобы открыть тайну. А твой предок, возможно, учредил таинства...
– Звучит разумно, или, вернее сказать, по-неарски, – Хилон улыбнулся. – Вот поэтому, мой друг, я и обратился к тебе: вы, неарцы, умеете ясно мыслить. То есть, ты считаешь, что тайна связана с моим предком, может как-то – не представляю, как – быть известна мне, и Тефей это – тоже не представляю как – понял. Смысл в этом есть, но всё выглядит как-то уж совсем странно.
– Лучшей догадки у нас пока нет. Хорошо, ты был посвящён в таинство Сагвениса. Что тебе открылось? Что из этого ты можешь рассказать?
– Всё довольно... смутно, – Хилон припомнил ночь в омфийском храме, а особенно, утро после неё, и его невольно передёрнуло. – Помню, речь шла о сути пророчеств, что в них нет сверхъестественного и они не основаны на предопределённости. Я так понял, любое пророчество – это не предвидение будущего, а расчёт и знания, боги в этом превосходят смертных, но есть и люди, способные прорицать самостоятельно.
– То есть, речь может идти о каком-то пророчестве, которое, на деле, чей-то расчёт?
– Я над этим думал, но никаких подходящих к случаю оракулов не припомню. Может это просто часть церемонии.
– Кто знает? Ладно, что-то ещё?
– Пожалуй, что ничего, – Хилон развёл руками.
– М-да, итак, мы имеем: некая тайна, предположительно, связанная с Запретным океаном. Она как-то связана с таинствами. Мы предполагаем, что кто-то её спрятал, использовав тот же принцип, что в локсионе, но, возможно, это не так. Возможно, это какое-то пророчество, но мы не знаем, какое и даже представления не имеем, с чем это может быть связано. Возможно, с тобой, возможно, пророчество спрятал твой предок – а может быть и нет. Говоря коротко, мы ничего не знаем точно.
– Мы точно знаем, что эта тайна очень важна, – мрачно сказал Хилон. – За неё убивают... И умирают.
– Да, это мы знаем точно. И это тоже очень важно. Тот, кто напал на Тефея и на тебя – кто он?
– Я знаю лишь, что он убил моего друга, и найти его хочу не меньше, чем эту проклятую тайну.
– Да, но кто он? Прибыл с запада? Охотился на Тефея и его записи, значит, не хочет, чтобы эта тайна была разгадана. Наконец, где он сейчас? После нападения в Сенхее он не появлялся?
– Я, как видишь, жив, и тефеевы записи при мне. Он не появлялся. Были моменты, там в Олоре... Меня можно было раздеть, обрить и продать на рынке, а я бы даже не заметил… – при воспоминании об олорийском гостеприимстве, Хилона слегка замутило. – Н-да, так вот, если бы этот убийца был там, прирезать меня и забрать записи было проще простого.
– Может он тебя потерял? Ты постоянно путешествуешь. Странная это история, с убийством. Зачем Тефею было тебя звать в лес?
– Спешил встретиться потому, что боялся убийцу? Не зря, как оказалось.
– Боялся, и пошёл в одиночку в лес, хотя другой бы на его месте окружил себя людьми и оставался на виду? – Хабрий хмыкнул. – А если он так хотел поговорить, ну поддался бы на состязании.
– Может быть он понял, что его хотят убить уже после боя с Эрептолемом?
– Опять догадки, – махнул рукой неарец. – Так мы ни к чему и не пришли. Ничего лучше, кроме как пройти другие таинства я не вижу, но это не решение, основанное на расудительности.
– Меня пригласили в Урвософоры, ещё до войны. Я собираюсь принять их предложение, а заодно посещу и Мойру. Думаю, там я смогу пройти посвящение, может быть, у нас появится больше ответов.
– Ах да, – Хабрий улыбнулся. – Ты ведь Вершитель союзов....
– Кто?!
– А ты разве не слышал, как тебя прозвали? – рассмеялся неарец. – В Эйнемиде уже говорят о Посольстве Хилона: убедил Синод вступить в войну, присоединил к союзу олориев, пелийцев, нас, неарцев, наконец. Вершитель союзов как он есть.
– Что за чушь? Синод убеждал не только я, пелийцы пришли сами, олории так и рвались в бой, да и вы бы в стороне не остались. Какой ещё вершитель?
– Ну не скажи, пелийцы ведь сговорились именно с тобой, да и мы думали бы дольше, если бы к нам пришёл кто-то другой. Так что, пусть Хилоново посольство продолжается. Если сможешь убедить урвософорцев или миолков нам помочь, тогда уж твоя слава точно заслужена полностью.
– Я не ищу славы.
– Я знаю. Слава не спрашивает, ищешь ты её или нет. А теперь, раз мы закончили с древними тайнами, давай поговорим о чём-нибуть познаваемом и понятном. Посмотри, какую я машину задумал...
Хилон и Хабрий склонились над чертежами. Из открытого окна веял свежий ветерок, шевелящий жёлтые папирусные листы, и доносились гортанные крики портовых рабочих, разгружающих награбленное зерно с сенхейских кораблей.