Эйнемида III. Надежда на весну.

Глава III

С удовольствием глотнув сладкого келенфского вина, Харидем вкусно причмокнул и оправил складку расшитого золотом архенского халата, в очередной раз удивляясь, как приятно эта чудесная ткань шёлк ласкает кожу. Кое-кто недоумевал, отчего тот, кто непрестанно сокрушается о бедствиях народа и обвиняет знать в мздоимстве имеет столь роскошные привычки, другие же попросту любопытствовали, откуда на это берутся деньги. Чего ещё ожидать от низменных людей, как не низменных вопросов? Если человек сметлив и умеет заводить связи, то богатство приходит к нему само! Купи за обол и продай за драхму, не пренебрегай возможностью умножить состояние, и счастье будет твоим, а печься о благе сограждан можно и без драного хитона. Нечего стыдиться богатства, заработанного собственным умом! Просвещённые народы считают богатство священной наградой за труды, мерилом человеческой жизни, так почему не поучиться у более успешных соседей? К этому-то и пытается Харидем склонить анфейцев вот уже сколько лет. Сметливый и предприимчивый человек, человек дела – вот владыка мира, и ему должно принадлежать всё: лучшая жизнь, лучшие одежды, лучшие вина и, конечно же, лучшие женщины...

Изящно изогнув руку, Молтис, пригубила вино из золотого кубка, и от этого простого движения у Харидема тотчас запылали чресла – эта удивительная женщина, наверное, даже очистить желудок рвотой умеет так, что самый слабый мужчина мигом будет готов к бою. Сейчас, на застеленном розовым шёлком ложе, одетая лишь в жемчужное ожерелье и золотые браслеты, она казалась воплощением соблазна. У Харидема всегда захватывало дух при мысли, что эта женщина его.

– Так значит, ты не из тех, кто очарован Ктесиппом, – по-кошачьи потянувшись, гетера поставила кубок на мраморную тумбу у изголовья. – После тех пэанов, что вы вчера пели друг другу, я было испугалась: «молодая надежда Анфеи», «умудрённый годами заступник народа», «глас улиц», «лучший из анфеархов»... – она весело рассмеялась и Харидем визгливо рассмеялся следом.

– Ну что-ты, свет мой? Разве такая умная женщина может в такое поверить? – он широко улыбнулся и, заложив руки за спину, прошёлся взад-вперёд. – Пока народ в таком возбуждении, Ктесипп полезен, но всерьёз считать его союзником... Нет уж, я не такой дурак. Ктесипп – дерьмо, и как человек, и как союзник. На него нельзя положиться и тем более нельзя дать ему управлять государством. А ещё этот его дружок Бойн...

– Боги, как я боюсь этого человека, – прошептала Молтис, вздрогнув всем телом...

– Да разве же это человек, дорогая моя? Бойн – животное, настоящая свинья! Такие, как он с Ктесиппом были нам нужны – нельзя сделать жаркое, не зарезав козлёнка – но их время прошло. Не доверим же мы, в самом деле, строительство свободной Анфеи этим мясникам?

– Ктесипп добровольно не уступит никому – не такой человек.

– Потому нам и надо двигать вперёд тебя! – с воодушевлением воскликнул Харидем. – Потому я и стараюсь, чтобы всё было заточено под тебя, иерофантидой тебя сделал. Нам теперь нужно, чтобы ты была первой, чтобы расцвела Анфейская роза! Ты ведь Дева свободы, чернь от тебя без ума, только ты можешь их увести от Ктесиппа. Будем действовать заодно. У меня связи с союзниками, государственный опыт, поддержка среди лучших мужей города. На этом можно выстроить управление, но прежде ты заберёшь у Ктесиппа толпу, а когда это случится, он будет не опасен. И со всем этим надо поспешить, иначе будет поздно.

– Почему? – Молтис одарила любовника томным взглядом. – Ты чего-то боишься?

– Я этого никому не говорил, но тебе... – Харидем нерешительно пожевал губами. – В общем, союзники нами недовольны, об этом мне говорил сам Иреон. Вот уже четвёртый месяц как мы у руля, и что? Все четыре месяца идёт бойня, никакие решения не принимаются, собрать приличное ополчение невозможно, а к тому же и флот сгорел… Будь проклят этот Анексилай, знал куда ударить больнее всего! Идёт война – кстати, из-за нас. Эферияне уже разбили сенхейский флот, латарийцы сражаются с Гилифом и филисиянами, а чем помогаем мы? Ничем! Нужно срочно навести порядок, собрать войско и оказать, наконец, поддержку союзникам, пока мы совсем не потеряли для них ценность. Если там решат, что мы обуза – сама понимаешь...

– Да, ссужать нас они точно прекратят, самое меньшее, – рассмеялась Молтис и добавила серьёзно. – Но что тогда делать? Ты говоришь, толпа за мной пойдёт, но как быть с ктессиповым выводком, с этими, палочниками? У них ктесиппова болтовня вместа сердца и разума одновременно, их не подкупишь и не убедишь.

– Палочники, – презрительно скривился Харидем. – Их следовало бы звать не жуками, а овцами: идут себе за пастухом на бойню... Безмозглые дураки, слушают своего ненаглядного Ктесиппа, точно он сам Эйленос во плоти, и даже не задумываются, что для него они так, расходный материал. Помнишь, того осла, что вместе с чёрно-белым в храм зашёл? Нашли недавно, горло располосовано от уха до уха – чистая работа, на Мойре по-другому не умеют. А сам-то Ктесипп не дурак, послал ягнёнка на заклание, а сам на площади дожидался. Сколько их уже сдохло, а тут ещё эти «сердца»...

– Они опасны, любимый. Эти овцы уже попробовали кровь и продолжают её пить.

– Пока сами не захлебнутся. Нет, они, конечно, опасны, а если их тронешь – обвинят, скажут, что героев-тиранноборцев притесняют. Тут надо тоньше действовать, умнее. Лишим Ктесиппа поддержки, ну так, чтобы понял: деваться некуда, но до конца давить не станем. Наоборот, приласкаем, назначим стратегом и отправим наших юных героев с вожаком во главе биться с тираннами. Скажем, в Халидию. Ну а там я шепну пару слов досточтимому Иреону: были смутьяны – станут мученики, а кто живым вернётся – те уже неопасны.

– Это мудро... Любимый, мне кажется, что умнейший человек Анфеи не Силан, а ты.

– Силан? – Харидем рассмеялся, вновь наполняя чашу. – Радость моя, если ты хотела польстить моему уму, стоило выбрать другое сравнение. Умнейший человек, надо же... – всё ещё смеясь, он покачал головой и сделал хороший глоток.

– А что Силан? Разве не он выигрывает Акреонские состязания уже который год подряд? Такой замечательный игрок в тавулорис не может быть глупцом...

– Дорогая, ты впадаешь в общее заблуждение, а такой умной женщине это не идёт. Если человек хорошо играет в тавулорис, это не значит, что он умён. Это значит лишь то, что он хорошо играет в тавулорис, только и всего. Игра богов и царей, услада стратегов – всё это чушь! Жизнь – это тебе не кости и разноцветные фигурки, здесь надо думать по-настоящему. Силану же кажется, будто всё кругом – игровая доска, и он предвидит все ходы. Сейчас он считает, будто управляет Ктесиппом – он сам мне это говорил! Он думает, что Ктесипп – его орудие! Ну и не дурак он после этого? Да это не он вертит Ктесиппом, а Ктесипп – им. Поверь мне, как только Силан перестанет быть нужен, ему конец. Ктесипп сожрёт его целиком и не выплюнет даже костей.

– Значит, ты не видишь его союзником?

– Силана? Нет! В нём нет ничего, кроме тщеславия, самомнения и спеси. Этот человек ценит и уважает только себя, а до анфейцев ему нет дела. Всё, что ему надо от жизни и от Анфеи – награбить побольше и сбежать в Эфер. Связываться с таким – себе дороже. Я больше ставлю на его шурина – Ахрия. Вот он – человек оборотистый и со сметкой, с таким можно вести дела, к тому же и родственника он не переваривает. Ахрий, Деомен, Спафролиск, Телад и ещё кое-кто, вот люди разумные, на которых мы обопрёмся. Ну и ты, конечно – наша главная надежда

– А Лампрокл?

– Лампрокл? Лампрокл – это телёнок с обликом разумного мужа. Наплести ему что-то не стоит особого труда, но простонародье его любит – он будет нам полезен. Сейчас он осуждает расправы, хотя я ему не раз говорил, что осторожности ради стоило бы промолчать. Как только мы наведём порядок, он будет есть у нас с рук.

– Но когда это случится, любимый? Пока Ктесипп силён...

– Скоро, дорогая моя, очень скоро. Не так уж он и силён, как ему самому кажется. Многие уже сыты им по горло, а мы времени не теряли. Час близок, скоро мы наведём порядок, успокоим народ и сможем, наконец, дать союзникам то, чего они от нас ожидают.

– Но ведь этим всё не закончится, так ведь? – по-кошачьи перевернувшись на живот, Молтис опёрлась подбородком на ладонь и долгим взглядом посмотрела на Харидема.

– О чём ты, красавица моя?

– Вчера снова нашли труп, и позавчера тоже. Это были «сердца».

– Ах да, «сердца», ну и что? Обычные бандиты.

– Не обычные, любимый, совсем необычные, – голос гетеры дрогнул от волнения. – Неужели ты не видишь? В народе есть те, кто жалеет об Анексилае, Хилоне и прочих, а что если они...

– Ну брось, Анексилай и прочие – волки с выбитыми зубами. Сбежали, но ненадолго, скоро им конец.

– Идёт война, а вдруг им удастся победить? Вдруг они вернутся? – Молтис зябко поёжилась всем телом.

– Кто победит, они?! – Харидем беззаботно расхохотался. – Этот их союз с Леваной и прочим сбродом? Дорогая, ты женщина и не разбираешься в военных делах, ну так послушай меня: против Эфера у них нет даже надежды! Это как паршивая шавка против льва! Скоро им придёт конец, и тогда все преступники получат по заслугам – и наши, и не наши. Кроме Эфера, силы в Эйнемиде нет.

– Говорят, у врагов большое войско...

– Оно не стоит и обола. У союзников войско ничуть не меньше, но кораблей больше в три раза, а уж про богатство и говорить нечего. Серебро – вот душа войны. Союз полунищих тиранний, а собрались тягаться с самым просвещённым государством Эйнемиды! Они либо с ума сошли, либо просто не понимают, против какой силы выступили! Сенхейцы там, у Аркаиры, уже своё получили, скоро и остальные получат. Не беспокойся, дорогая моя, никакой Анексилай сюда не вернётся, если только в цепях...

– Харидем, – Молтис строго посмотрела в глаза любовнику, заставив того сбиться на полуслове. – Почему ты вывез семью из Анфеи?

Харидем ошарашенно уставился на любовницу. Молтис терпеливо ждала.

– Ну, радость моя... Чтобы нам с тобой никто не мешал... – под немигающим взглядом гетеры он смутился и, собравшись с мыслями, выпалил. – Ладно, дорогая, ты ведь всё понимаешь. Сейчас опасно. Пока в городе твориться такое, лучше им быть подальше. Потом, когда...

– Я всё понимаю, а ты понимаешь, почему я спрашиваю. Если всё пойдёт не так, у тебя есть пути отхода. Ты уедешь, а что будет со мной?

– Но ты ведь знаешь, что я тебя люблю! – Харидем наполнил чашу, от волнения едва не расплескав вино. – Конечно мы будем вместе, я заберу тебя с собой, куда бы ни ехал! Клянусь!

– Именно это я и хотела услышать. А куда мы поедем?

– Ну, есть у меня кое-что на чёрный день. Три хороших дома в Эфере, поместье небольшое в Эсхелине, вклады в корабли, в торговые дела, серебро опять же. Сам Эрептолем сказал, что такой друг свободы, как я, может быть эферским гражданином. Мой зять Пифомой присмотрит там пока за делами, освоится, а дальше посмотрим. Сможем двигаться здесь, в Анфее – хорошо, а если нет – будет куда уходить.

– А что там буду делать я?

– То же, что и здесь – блистать! Там, в Эфере, я буду обеспеченным гражданином, и мы сможем быть вместе. Ты ни в чём не будешь знать нужды. Разве я могу оставить мою девочку?

– Хорошо, любимый, – мурлыкнула Молтис, переворачиваясь на спину. От открывшейся картины у Харидема перехватила дух. – Главное, чтобы твоя жена не была против... – она томно вздохнула. – И всё-таки любопытно, как удалось бежать Хилону? Ведь он же выпил яд, все видели.

– Ну это твоего жреца надо бы спросить, жаль он исчез куда-то. Наверняка что-то напутал с составом, а тот дурак, что с ним пошёл, недоглядел. Надо было его палками забить, зря мы...

– Не зря. От живого Хилона вреда меньше, чем от забитого Бойном, – гетера неожиданно вытянула вверх свои длинные стройные ноги, слегка разведя их в стороны. – Любимый, ты ничего не хочешь мне сказать...

Харидем прикончил вино и, неуклюже путаясь в стаскиваемом на ходу халате, ринулся к ложу.

***

Из дома Харидем вышел поздно, едва ли не к полудню. Ну да, и что? Первый гражданин и спаситель Анфеи может позволить себе выйти на агору попозже. Всё равно, судебные дела с недавних пор разбираются одинаково и с одним и тем же исходом. Расправу над очередным предателем или неосторожным дураком можно провести и без анфеарха, в судьях сейчас недостатка нет.

По дороге к анфеархии Харидем уже привычно ограждал свой разум от всего окружающего. Раньше ужасался, хотя и знал, что это необходимость, потом стало легче. Да, Анфея совсем не походила на тот нарядный и весёлый город, что он знал с детства: пустеют чернотой выжженые окна домов, повсюду горы мусора и строительного хлама. Тела с улиц уже убрали, но засохшие пятна крови на стенах и мостовой напоминают о побоище. Страшные перемены, но это цена правильного выбора. Лучше уж пусть народ немного пострадает, чем будет дальше жить под игом тираннов и казнокрадов. Когда всё образуется и Анфея вновь войдёт в семью просвещённых, демократических народов, город станет краше прежнего. К чистому воздуху свободы, порой, примешивается трупный запах, такова уж суровая правда жизни.

Толпу Харидем заметил у проулка, не доходя до храма Тимерет Наполняющей паруса. Растолкав собравшихся, он увидел совсем ещё юного парня, распростертого на куче мусора. Военного кроя серый хитон, медальон с яблоком Аэлин, рядом валяется палка – скиталий, ктесиппов выкормыш. Палка была на три четверти покрыта нечистотами и кровью, и Харидем внезапно похолодел, поняв, каким позорным и страшным образом несчастный окончил жизнь. Другой юноша, свиду неотличимый от убитого, рыдал, покрывая поцелуями холодную руку.

– Кто? – бесцветным голосом спросил Харидем у переминавшегося рядом прыщавого палочника.

– Опять они, – сквозь зубы прошипел прыщавый. – Найти бы тварей...

Взгляд Харидема скользнул по серой стене и натолкнулся на ярко красную надпись: «Анексилай, спаси Анфею». Подобные надписи – краской, пучком травы, а то и просто выцарапаные на камне, появлялись по всему городу, нередко возле трупа невезучего палочника. «Пылающие сердца» ‒ тайные сторонники изгнанного тиранна. Как ни старались скиталии их найти, толку было мало, изменники продолжали сеять смуту и убивать. Харидем всерьёз подозревал, что у «сердец» имеется немало сочувствующих, и потому не слишком спешил осаживать Ктесиппа с Бойном. Чем больше поклонников тираннии сгинет, тем легче будет строить демократическую Анфею.

– А ты что смотришь, толстяк! – взорвался вдруг плачущий юноша, подскакивая к какому-то растерянно отшатнувшемуся гражданину.

– Да я... Я просто... Я сожалею... – залепетал тот, испуганно отступая.

– Рад, сволочь?! Его убили, а ты рад?! Твои убили?!

Пропитанная кровью десятков жертв палка с хрустом вонзилась в лицо толстяка, и тот со стоном упал. Прежде, чем товарищи оттащили обезумевшего от горя юношу, скитала успела опуститься ещё четырежды. Никто из граждан и не подумал заступиться, все знали, чем, в таких случаях может обернуться милосердие. Пряча лицо и радуясь, что надел достаточно скромный гиматий, Харидем осторожно выбрался из толпы.

На площади судебное собрание уже работало вовсю. Пять тел валялись у подножья возвышения для ораторов, а на самом возвышении трясся пожилой человек с короткой седой бородёнкой. Харидем узнал его: Амфином, весьма посредственный сочинитель, недавно получивший возможность представить новую комедию в анфейском театре. Хорошего автора сейчас в Анфею не заманишь, но нужно хоть как-то показать народу, что всё идёт своим чередом, потому театральные представления решили не отменять.

– ...клянусь, граждане, досточтимый Ктесипп, в моей комедии не было никаких намёков! – сочинитель почти вопил, видно, не в первый раз за сегодня ему приходилось излагать свои доводы. – Я не хотел клеветать, клянусь!

– Довольно, – отмахнулся Ктесипп, надменный, страшный, увенчанный дубовым венком государственного обвинителя. – Твоя вина доказана и народ признал тебя виновным. Так ведь?

Площадь, почти целиком заполненная палочниками, ответила согласным рёвом.

– Приговор вынесен. Бойн?

Зверообразный громила с угрожающей медлительностью приблизился к заверещавшему от ужаса комику. Несчастный, точно пойманная рыба, забился в руках скиталиев, но те держали крепко. Отточенным, почти театральным движением, Бойн запрокинул голову Амфинома за подбородок и, ловко провернув скиталу меж пальцев, ударил поперёк лица сверху вниз. Комик упал, и палочники набросились на жертву со всех сторон. Площадь радостно вопила. Поморщившись, Харидем принялся проталкиваться к зданию анфеархии.

В Зале заседаний, искусно расписаном розами и яблоневыми ветвями, могло показаться, будто всё идёт по-старому. Почти по-старому. В прежние времена людей, одетых как вошедший следом за Харидемом Ктесипп в анфеархии было не встретить. Испачканным кровью хитону и скитале за поясом не место в священном зале. Новые времена – новые нравы. Молодой анфейской демократии нужно время, чтобы обрести цивилизованный облик.

– Ну что, давайте заседать, что ли? – хохотнул Ктесипп, вольготно развалившись в кресле. – Народ ждёт, болтать некогда.

И тут взорвался Лампрокл. Подскочив с кресла, точно ужаленный, он, испепеляя наглеца взглядом, вскричал:

– Ты совсем потерял стыд, Ктесипп! Никакого уважения к священному собранию! Тебя нужно вышвырнуть отсюда вон!

– Лампрокл, прошу тебя, успокойся. Ктесипп так много сделал для свободы... – примирительно начал было Силан, но Ктесипп небрежным жестом, прервал его речь.

– Нет-нет, Силан, пусть говорит, – промолвил он с угрозой в голосе. – Иногда из таких речей можно узнать о самых неожиданных вещах. Например, о том, что некий уважаемый человек – враг свободы и народа.

– Враг свободы это ты, Ктесипп! – брезгливо бросил Лампрокл. – Ты порочишь устои Анфеи, а твои люди бесчинствуют на улицах! Ты стал тиранном, хуже Анексилая!

Ктесипп загадочно улыбнулся, и вдруг резко выхватил из-за пояса скиталу. Удар был нацелен точно в висок, но куда уличному демагогу до человека, сражавшегося в ополчении ещё в Верренскую войну? С громким стуком палка прокатилась по полу, а пучеглазый Ктесипп во весь свой немаленький рост распростёрся на полу.

Харидему и другому анфеарху Спафролиску еле удалось оттащить разгневанного Лампрокла. Ктесипповы сторонники подняли и усадили предводителя в кресло, из носа демагога стекала на губы тонкая струйка крови. Когда все немного успокоились, анфеарх Иофрон, прокашлявшись, сказал:

– Давайте вернёмся к тому, на чём остановились. Досточтимый Лампрокл предложил запретить смертную казнь без одобрения анфеархии и карать как убийцу любого, кто покусится на чью-то жизнь и имущество без утверждения приговора.

– Вот! Вот о чём я говорил! – тут же воскликнул Ктесипп, злобно зыркнув на Лампрокла. – Что он оскорбил меня – плевать, но он покушается на права народа!

– Я хочу вернуть эти права народу, – ответил Лампрокл. – На улицах бесчинствуют молодчики, людям страшно выйти из дома.

– Эти молодчики, как ты говоришь, юные герои! Они защищали свободу, пока такие как ты стояли и смотрели, а сейчас карают её врагов, которых ты – я уж не знаю почему – хочешь защитить! Не выйдет, Лампрокл, мы всех найдём! Слышишь, всех!

– Друзья, давайте успокоимся, – примирительно поднял руки Харидем. – Каждый из нас внёс вклад в дело свободы, все здесь герои Анфеи и друзья народа, все мы хотим Анфее добра. Со своей стороны, я считаю, что врагов свободы преследовать надо неустанно, и вклад Ктесиппа в это священное дело неоценим, однако нужно позаботиться и о порядке, иначе мы не сможем выполнить свои обязательства перед союзниками. Предлагаю всех обвинённых в измене доставлять в анфеархию, а потом выносить их дела на народный суд.

– Я против, – проскрипел Силан, почесав поросшую серым пушком голову. – Борьба с тираннией – священное право народа. Ни один изменник не должен уйти.

– А я даже не стану голосовать, – поднялся с кресла Ктесипп. – Изменнические предложения я не обсуждаю. Хотите, голосуйте, посмотрим, что скажет об этом народ.

Он вышел и четверо анфеархов тут же последовали его примеру, оставшиеся шестеро растерянно переглядывались друг с другом

***

Когда осторожный стук разбудил Харидема среди ночи, он сразу понял, что случилась беда. Когда он, одетый в первый попавшийся под руку плащ, вместе со Спафролиском и его зятем Телампием, бежал по пустым тёмным улицам, в голове крутилась бешеная мысль: «Всё можно исправить, всё спасти», но бесстрастный голос разума холодно вопрошал: «Как?» Ответа не было. Достигнув агоры, Харидем понял, что опоздал.

Свет факелов ярко освещал площадь, и в этом свете Харидем ясно рассмотрел круглый предмет, что держал Бойн в поднятых над головой руках. Даже в смерти избитое и изуродованное, лицо Лампрокла сохранило выражение непреклонной решимости. Затянутые пеленой смерти глаза, казалось, выносят строгое суждение о каждом, и нет в мире силы, способной это суждение изменить. Расхохотавшись, Бойн швырнул голову в толпу, а его товарищи деловито продолжали заниматься привычной работой. Леагр, Алид, Тезипей – родичи и соратники Лампрокла, дюжины две человек. Головы летели одна за другой, встречаемые радостным рёвом распалённых от крови скиталиев.

– Так творит правосудие свободный народ! Ночью, не менее рьяно, чем днём! – провозгласил торжествующий Ктесипп. Ему кричали, хлопали, улюлюкали, пытались, точно святыни, коснуться его покрытых чужой кровью ног. С трудом удержавшись, чтобы не сплюнуть, Харидем принялся пробираться к выходу с площади.

Лампрокл никогда не был другом Харидема, не был даже союзником. Много раз упрямый предводитель ахелийских земледельцев срывал его планы, а один раз едва не привлёк к суду, но сейчас, стоя в пустом проулке, вдали от чужих взглядов, Харидем плакал, и слёзы ручьём стекали по его квадратному лицу на густую рыжеватую бороду.