Фонарщик

Глава XXVI Новые обстоятельства

Все тревоги и заботы последних месяцев не обошлись для Гертруды даром. Она была измучена — и нравственно, и физически. Несколько недель после смерти миссис Салливан доктор Джереми боялся за здоровье Гертруды, и не напрасно — она действительно слегла. Но кризис миновал, опасные симптомы исчезли, и она, хотя была еще слабой и бледной, вернулась к своим занятиям и начала искать другую квартиру.

Миссис Джереми сначала обиделась, когда Гертруда ответила отказом на ее приглашение поселиться у них и жить, сколько захочется. Сам доктор сказал тоном, не допускающим возражений:

— Гертруда, переезжайте прямо к нам, и без рассуждений!

Девушка даже опасалась, что при такой слабости ее могут увезти силой. Но, отдав Дженни распоряжение уложить вещи Гертруды, запереть квартиру и возвращаться к родителям, доктор все же дал Герти время подумать и изложить причины, по которым она отказывается от его великодушного предложения. Однако ее доводы не удовлетворили доктора и его жену.

— К чему ей независимое положение? Она будет вполне свободна у нас, а ее общество доставит нам такое удовольствие, что она не должна колебаться. Разве она не видит, что оказывает нам услугу, а вовсе не обязывает нас?

Наконец Гертруда была вынуждена привести последний аргумент, который имел наибольшее влияние на ее решение и должен был, по ее мнению, убедить доктора.

— Доктор, — сказала она, — вам известно, что произошло между мной и мистером Грэмом. Вы знаете, что он был против того, чтобы я ушла от них; он думал, что я не в состоянии жить своим трудом, что мне придется опять сесть кому-нибудь на шею. Жалованья, которое я получаю у мистера Уилсона, мне вполне достаточно, и я хочу, когда мистер Грэм вернется, доказать ему, что могу жить без посторонней помощи.

— Ах, так! Значит, Грэм воображал, что без его помощи вы будете нищенствовать? Это на него похоже!

— Нет, — возразила Гертруда, — он просто смотрел на меня как на ребенка и упустил из вида, что, получив хорошее образование, я тем самым защищена от нужды.

— Понимаю, понимаю. Он думал, что вы не выдержите и сочтете за счастье вернуться к нему! Так-так!..

— Может быть, он так и не думал, — сказала миссис Джереми, — а просто был сердит и сам не знал, что говорит. Я думаю, он давно уже забыл об этом. А Гертруда из гордости стоит на своем.

— Дорогая, — заметил доктор, — за такую гордость надо уважать, и я вполне понимаю Гертруду. Не будем больше приставать к ней. Пусть наймет где-нибудь комнату, а нас лишь почаще навещает. Излишне говорить, что в случае болезни или какого-нибудь несчастья двери нашего дома для нее всегда открыты.

— А я не совсем согласна, милая Гертруда, — прибавила миссис Джереми. — Делайте, как знаете, как вам лучше, я вмешиваться не буду. Но на одном я настаиваю: вы должны сегодня же оставить этот дом, который напоминает вам столько грустного, и пожить у нас, пока полностью не поправитесь.

На это Гертруда охотно согласилась. Благодаря попечениям миссис Джереми и искусству доктора силы быстро вернулись к ней.

Все знакомые наперебой предлагали ей свои услуги. У миссис Арнольд была сестра, вдова, которая сдавала комнаты молодым девушкам. Хотя Гертруда не знала ее, но много о ней слышала и надеялась через жену пастора устроиться у этой дамы уютно и недорого. И действительно, у миссис Уоррен оказалась свободной чудесная просторная комната. Миссис Арнольд горячо порекомендовала Гертруду и договорилась о цене.

Миссис Салливан завещала Герти всю обстановку, часть которой была куплена по настоянию Вилли. Пока девушка гостила у доктора, миссис Арнольд с двумя старшими дочерьми организовала перевозку мебели и обустройство Гертруды на новом месте. А для нее было большим облегчением, что ей не пришлось участвовать в этом. И все же сердце девушки сжалось, когда, войдя в первый раз в свою новую комнату, она увидела вещи умершей. Но скоро Герти почувствовала благодарность к окружающим, которые так заботились о ней, и поняла, что ей было бы грешно жаловаться на свое одиночество.

В первый же день своего пребывания у миссис Уоррен, войдя вечером в столовую, Гертруда, не ожидавшая встретить знакомых, очень удивилась, увидев Фанни Брюс.

Мать и брат девочки отправились путешествовать, а ее оставили на зиму в Бостоне, пансионеркой у миссис Уоррен. Фанни, девочка лет двенадцати-тринадцати, видела Гертруду у Грэмов, брала у нее книги и иногда забегала посоветоваться насчет какого-нибудь рукоделья.

Фанни была очень доброй девочкой, но мать мало обращала на нее внимания, поскольку больше была привязана к сыну. Часто она отправлялась с ним путешествовать, а Фанни оставляла в каком-нибудь пансионе. Чувство покинутого ребенка, о котором родная мать не слишком беспокоится, девочку очень угнетало. Она привыкла, что никто не интересуется ее успехами и не заботится о том, чтобы она была счастлива.

Гертруде стало жалко девочку. Часто, хотя ей и хотелось побыть одной и отдохнуть, она приглашала Фанни к себе в комнату. Нередко она забывала собственное горе, стараясь развлечь свою юную приятельницу.

Весь март был ненастным, и девочка почти каждый вечер проводила в комнате Гертруды; живой, часто забавный разговор с Фанни отвлекал девушку от собственных грустных мыслей и заставлял забывать одиночество. Постепенно Герти поняла истину пророческих слов дяди Тру: «В том, что она будет делать для счастья других, она найдет свое собственное».

Наступил апрель, а известий от Эмилии все не было. Гертруда страдала от того, что не могла излить ей свое горе, найти у нее утешение, ободрение и поддержку. Ей хотелось рассказать, как часто зимой ей недоставало теплого прикосновения руки Эмилии, которая так ласково ложилась на ее голову, как ей хотелось слышать милый голос подруги и наставницы. Вначале Гертруда писала регулярно, но теперь она даже не знала, куда писать, так что со смертью миссис Салливан переписка между ней и путешественниками прервалась.

Однажды вечером, сидя у окна, она думала о тех, кого так любила и кого отделяли от нее далекое расстояние или смерть. Неожиданно ее позвали вниз: пришли мистер Арнольд и его дочь Анна.

После обычных приветствий мисс Арнольд обратилась к Гертруде:

— Вы, конечно, знаете новость, Гертруда?

— Нет.

— Как? — удивился мистер Арнольд. — Вы не знаете, что мистер Грэм женился?

Гертруда изменилась в лице.

— Мистер Грэм женился? Вы серьезно, мистер Арнольд? Когда? На ком?

— На вдове Ольбрук, сестре мистера Клинтона; она была в Гаване с компанией, которая приехала с севера, и Грэмы там с ней встретились.

— Но почему же вы, Гертруда, ничего об этом не знаете? — спросила мисс Арнольд. — Это было во всех газетах!

— Последние дни я не читала газет.

— А мисс Грэм, наверное, из-за своей слепоты не может вам писать, — сказала Анна. — Но я думала, что мистер Грэм сам вас известит.

Гертруда промолчала, а затем спросила:

— Вы знаете миссис Ольбрук?

— Немного, — ответил мистер Арнольд. — Я видел ее иногда у мистера Клинтона. Это красивая женщина, которая любит роскошь и удовольствия.

— А я видела ее довольно часто, — добавила Анна. — Она груба, шумлива и заносчива. В ней есть все, чтобы сделать Эмилию несчастной…

Мистер Арнольд с упреком взглянул на дочь.

— Анна, — сказал он, — ты уверена в том, что говоришь?

— Белла Клинтон для меня авторитет, отец. Так она в школе говорила о своей тетке.

— И что, Изабелла так обрисовала свою тетку?

— Наоборот, она всегда восхваляла ее, но мне никогда не нравилось то, что она о ней говорила.

— Не будем осуждать ее, пока не узнаем ближе, — кротко сказал мистер Арнольд.

— А об Эмилии вы ничего не знаете? Скоро они вернутся?

— Не знаю. В газетах помещено только объявление о свадьбе. А вам они давно не писали?

— Да, давно. Жена мистера Грэма, вероятно, и есть та самая дама, о которой мне писала миссис Эллис.

Разговор перешел на другие темы, но Гертруда больше ни о чем не могла думать. От необходимости ответить на какой-то вопрос, которого она даже не слышала, ее, к счастью, избавил неожиданный приход мистера и миссис Джереми. Доктор держал в руке письмо на имя Гертруды, надписанное почерком мистера Грэма. Передавая его, он воскликнул, потирая руки:

— Наконец-то мы узнаем правду об этой загадочной истории!

Все с нетерпением ждали, когда Гертруда прочтет письмо.

Девушка сорвала печать.

С большим любопытством Гертруда развернула письмо мистера Грэма. Ей казалось, что ему было неловко писать ей. Сохранит ли он прежний суровый и высокопарный тон или снизойдет до объяснений и извинений? Если бы она лучше знала его, то поняла бы, что он не извиняется ни при каких обстоятельствах, поскольку он из тех людей, которые никогда не считают себя виноватыми. Письмо гласило:

Свет от лампы падал прямо на лицо Гертруды, и доктор Джереми заметил, как оно вспыхнуло, когда она читала письмо мистера Грэма. Он понял, что ее самолюбие задето, и, как только пастор с дочерью ушли, спросил, что же пишет ей Грэм.

— Он приглашает меня ехать с ними в Европу, — ответила Гертруда.

— В самом деле? — насмешливо переспросил доктор. — И он воображает, что вы тут же все бросите, соберетесь и поедете?

— А как ты думаешь, Герти? Поехать? — поинтересовалась миссис Джереми.

— Было бы просто безумием ехать со старым самодуром, да еще в обществе высокомерной барыни и двух ее модниц-племянниц. Воображаю, каково было бы Гертруде!

— Но, доктор, ты забываешь об Эмилии!

— Ну, а что Эмилия? Эмилия, бесспорно, ангел, она никого не обидит; но что это теперь значит? Я думаю, ей и самой-то несладко придется от новой родни!

— Значит, тем более мое место при ней, чтобы постоять за нее в случае необходимости, — сказала Гертруда.

— Так что, ты решаешь ехать? — еще раз спросила миссис Джереми.

— Да, только мои обязанности в отношении миссис Салливан и ее отца могли заставить меня покинуть Эмилию. Но они закончились, и теперь, когда я снова могу быть ей полезной и если она хочет, чтобы я вернулась, я не должна колебаться ни минуты. Я отчетливо вижу из письма миссис Эллис, что Эмилия несчастна, и постараюсь сделать для нее все, что смогу.

— Должна сказать, что с твоей стороны это жертва…

— Еще бы не жертва! — перебил жену доктор. — Отказаться от любимого занятия, от добрых знакомых, а главное — от того, к чему она так горячо стремилась, — от самостоятельной жизни!..

— Нет, доктор, — с живостью ответила Гертруда, — никогда то, что я делаю для Эмилии, не следует считать жертвой: для меня это величайшее наслаждение!

— Для Гертруды всегда радость делать добро, — заметила миссис Джереми.

— О, нет! — возразила Гертруда. — Мои желания не всегда совпадали с необходимостью, но в данном случае — другое дело. Меня приводит в ужас мысль, что за всеми одолжениями, которые принимают только от близких, любимых людей, Эмилии придется обращаться к посторонним. Долгие годы мы жили одной жизнью, и когда страдала одна из нас, страдала и другая. Я должна ехать к ней, иначе и быть не может!

— Мне хотелось бы, — пробормотал доктор, — чтобы вашу жертву хоть немного оценили. Но этот Грэм будет думать, что оказывает вам величайшую милость тем, что опять берет к себе. Он пишет вам как какой-нибудь нищей. Кстати, он ведь не в первый раз делает такие вещи. Вы еще далеко не все знаете о нем… — Затем он добавил несколько громче:

— Он хотя бы извиняется перед вами за свою грубость?

— Не думаю, чтобы он считал нужным делать это, — ответила Гертруда.

— Ну, конечно! А все-таки жалко, что вам опять придется попасть к нему. Но вы, Гертруда, прекрасный друг, и нам, миссис Джерри, надо сохранить эту дружбу. Быть может, когда-нибудь нам еще придется ею воспользоваться.

— Я всегда буду готова откликнуться на любой ваш призыв, — горячо отозвалась Гертруда. — Если и есть человек, который в долгу у окружающих, так это я. Я часто слышала, что людей упрекают в эгоизме и бесчувственности; но я этого не встречала, для меня расточали такие сокровища любви, каких не видела ни одна сирота.

— Гертруда, — растроганно промолвила миссис Джереми, — если Эмилия сделала вас такой, какая вы есть, она действительно имеет на вас большие права.

— О, да! Эмилия впервые показала мне разницу между добром и злом.

— И увидела пышные плоды того, что посеяла в вашей душе, — заключил доктор Джереми. — Но согласится ли мистер Уилсон отпустить вас?

— Я надеюсь, — ответила Гертруда. — Мне неприятно просить его об этом, он был слишком добр ко мне, а я и так уже пропустила две недели зимой; но так как до летних каникул осталось уже немного, я думаю, что он сможет заменить меня. Завтра же поговорю с ним.

Было решено, что Гертруда выедет через неделю. Миссис Джереми деятельно принялась помогать Гертруде. Всю ее мебель перенесли на чердак к доктору.

Мистер Уилсон очень сожалел, что ему приходится расставаться со своей лучшей учительницей. Фанни Брюс ходила с опухшими от слез глазами. Доктор с женой взяли с Гертруды слово писать им, а они будут пересылать ей письма Вилли.

Через две недели миссис Эллис вернулась в Бостон и привезла известие, что Гертруда благополучно добралась до Нью-Йорка, а еще неделю спустя миссис Джереми получила от нее письмо, извещавшее о скором отъезде Грэмов. Но каково было ее удивление, когда почти вслед за этим письмом она получила другое, следующего содержания: