Фонарщик

Глава XLVIII Вознаграждение

Дядя Труман был похоронен на сельском кладбище в окрестностях города. От дачи мистера Грэма до этого кладбища было мили полторы, не более. Здесь же в одной ограде были похоронены и мистер Купер, и миссис Салливан.

На этих могилах Гертруда пролила немало слез; каждую годовщину она украшала их свежими венками.

В это утро, почти через неделю после описанных событий, она вновь отправилась на кладбище, и всю дорогу ее не покидали грустные мысли о Вилли.

За эти дни Вилли был у нее дважды, но с каждым его визитом все больше ощущалась неловкость. Несколько раз Вилли пытался поговорить откровенно, но Гертруда избегала этого. Ей было неприятно вспоминать, как она увидела его в Саратоге с Изабеллой Клинтон, тогда как была уверена, что после возвращения он первым делом придет к ней. Она объясняла это себе только тем, что старая дружба больше не существовала для него. Гертруда уже стала тяготиться этими свиданиями. Огорчало ее и то, что Вилли не чувствовал себя счастливым, и она горячо жалела друга своего детства.

Скоро показались высокие сосны, росшие у входа на кладбище. Она шла по главной аллее, медленно поднимаясь на взгорок. Казалось, здесь было тише, чем обычно. Ни звука кругом, только изредка прощебечет птичка… Среди этой торжественной тишины ею овладело то печальное и возвышенное настроение, которое охватывает нас при воспоминании об умерших близких.

Она свернула на боковую дорожку, прошла по узкой тропинке и очутилась у огороженного участка, где покоились ее друзья.

Место было тенистое и уединенное, с одной стороны укрытое выступом горы; с другой стороны столетний дуб простер над ним свои густые ветви. Простенькая железная решетка заросла посаженным Гертрудой плющом.

Девушка присела на камень у могилы дяди Трумана и несколько минут сидела задумавшись; затем встала, открыв корзинку, высыпала на траву цветы и принялась плести венок. Когда он был готов, она положила его на могилку старого Тру; оставшиеся цветы легли на два других надгробия. Потом Гертруда достала лопаточку и принялась выпалывать сорную траву и окапывать украшавшие могилы растения.

Закончив работу, она присела отдохнуть и снова задумалась; мысли вереницей сменяли одна другую. В тот день сравнялось девять лет со дня смерти дяди Трумана, но он стоял перед ней как живой. Эти воспоминания снова навели ее на мысль о том, кто был неразрывно связан с этими светлыми днями. Она так была поглощена своими мыслями, что невольно воскликнула вслух:

— Дорогой дядя, голубчик, вот мы вместе с тобой, только Вилли уже нет с нами!

— О, Гертруда! — раздался рядом знакомый голос. — Разве Вилли виноват в этом?

Она вздрогнула и обернулась; перед ней стоял тот, о ком она все время думала.

— Герти, скажи, почему ты разлюбила меня?

В ответ она только заплакала.

— В чем моя вина? — горячо продолжал он. — Чем я заслужил это? Неужели в твоем сердце не осталось хоть маленького уголка для друга твоего детства?

— Вилли! — воскликнула Гертруда. — Что ты говоришь?

— Разве ты не знала, что я люблю тебя? Не из-за тебя ли я терпел и тоску разлуки, и тяжелый, часто непосильный труд? Я надеялся, что впереди меня ждет счастье с тобой!

— Вилли, — перебила его Гертруда, — честно ли с твоей стороны так говорить? Разве ты забыл…

— Нет! — с жаром ответил он. — Я не забыл, что насильно мил не будешь. Я не буду стоять у тебя на дороге. Я уеду, но помни, что где бы я ни был, я не забуду тебя, и что бы ни случилось, ты всегда найдешь во мне друга!

— Вилли, — удивилась Гертруда, — но ведь ты изменяешь Изабелле! Что же мне думать о тебе?

— Мисс Клинтон! Значит, и до тебя дошел этот слух, и ты поверила этой сплетне!

— Сплетне? О, Вилли! — вскричала Гертруда. — Ты хочешь сказать, чтобы я не верила своим ушам и глазам? Я все знаю! Не скрывай от меня ничего, Вилли, скажи мне правду! Неужели я не сто́ю твоего доверия?

— Я не понимаю тебя, Гертруда. Если бы ты могла заглянуть в мое сердце, то увидела бы, что оно принадлежит одной тебе. А насчет мисс Клинтон твои глаза и уши обманули тебя…

— Нет, Вилли! А как же твои ухаживания за ней, твоя грусть при ее отъезде и нетерпение в ожидании ее возвращения? Когда ты говорил, что эти несколько дней покажутся тебе вечностью?..

— Постой! — прервал ее Вилли, — откуда ты все это знаешь?

— Откуда? Так ведь я увидела тебя в первый раз не в гостиной мистера Грэма! В парке в Саратоге, на берегу озера, на пароходе, шедшем в Олбани — я всюду видела тебя вместе с Изабеллой. Ты не узнавал меня, а я слышала твои слова, которые заставили меня поверить в то, что я считала невозможным…

— Послушай, Гертруда, — серьезно сказал Вилли. — Здесь лежит моя мать, которая учила меня быть правдивым и честным. Так пусть она будет порукой, что я скажу тебе только правду. Дай же мне объяснить, как все это было. Я был очень огорчен отъездом мисс Клинтон из Нью-Йорка; я старался отговорить ее от этой поездки и убеждал ее вернуться как можно скорее. Ты, наверное, не знаешь, что ее старик-отец, который любит ее без памяти и готов на любые жертвы, лишь бы ей хорошо жилось, был в то время при смерти. Меня возмущало равнодушие, с которым она покидала его, оставляя на руки чужих людей. Не мог же и я бросить его — человека, которому я столь многим обязан, которого я искренне люблю и уважаю. Что же удивительного в том, что я действительно с нетерпением ждал ее возвращения к отцу, потому что спешил туда, где ожидал более приветливого, более ласкового приема. И что же? Какой же прием я встретил?

— Но теперь ты знаешь причину, — ответила Гертруда, улыбаясь сквозь слезы.

— Так значит, никакой другой причины нет! — радостно воскликнул Вилли.

И тут же они в первый раз признались друг другу, как их детская дружба с годами переросла в более глубокое чувство, как их любовь окрепла в разлуке и что теперь она обещает им счастье на долгие годы.

— Но, Герти, — сказал Вилли, когда они уже собрались уходить, — как ты могла подумать, что я променяю тебя на Изабеллу Клинтон! Ты говоришь, она красавица, — пусть так. Но разве красота — это все? Одной красоты для счастья мало. Изабелла горда и бездушна. Ей скучно было сидеть дома и ухаживать за больным отцом; ей нужны были развлечения, поклонники… Теперь, когда мы снова вместе и уже никогда не расстанемся, — я так счастлив, Герти! Жаль только, что нельзя поделиться этим счастьем с теми, кто так любил нас обоих!