— Мисс Гертруда! — воскликнула миссис Прим, отворяя дверь. — Господи помилуй! Этого недоставало! Никак вы сами снимаете занавески у миссис Грэм. Охота вам, мисс Гертруда! Ведь они приедут не раньше, чем через две недели, и миссис Эллис успела бы все сделать сама!
— Да мне нечего делать, миссис Прим.
Гертруда подняла глаза на старую кухарку и приветливо прибавила:
— А ведь приятно снова очутиться у себя дома, не правда ли?
— Еще бы! — охотно согласилась миссис Прим. — И по правде сказать, я часто думаю, как славно было бы, если бы никого больше и не прибавилось…
Гертруда улыбнулась:
— Да, сейчас здесь так, как было раньше, давным-давно, когда я приехала сюда первый раз маленькой девочкой…
— Боже милостивый! Да вы и теперь еще ребенок! Ради Бога, мисс Гертруда, не думайте, что вы стареете. Надо считать себя молодой — и никогда не состаришься! Посмотрите, к примеру, на мисс Патти Пэтч…
— А я, кстати, как раз хотела спросить о ней, — сказала Гертруда, снова принимаясь за занавески. — Как она? Жива, здорова?
— И жива, и здорова, и умирать не собирается. Я и шла вам сказать: булочник просил передать, что мисс Патти хочет как можно скорее вас увидеть. Но, по-моему, мисс Гертруда, спешить нечего, успеется. Вам нужно еще немного отдохнуть, а то вы не слишком хорошо выглядите.
— Она просит меня прийти? Бедная старушка! Непременно пойду после обеда; вы не беспокойтесь, миссис Прим, я совершенно здорова.
Сомнения и неизвестность так измучили Гертруду, что она обрадовалась случаю немного развлечься.
Мисс Патти сидела у камина, скрючившись от ревматических болей. Она от души обрадовалась Гертруде и закидала ее вопросами, особенно о жизни в Саратоге, о последних модах и общественных развлечениях.
— А как же, душечка, насчет жениха? Неужели никого не нашлось по душе? — спросила она, когда Гертруда терпеливо рассказала ей все, что интересовало пожилую даму. — А право же, жаль! Не потому, конечно, что уходит время, — вы еще так молоды, — но как приятно делить жизнь с человеком, которого любишь! Да, а так ведь — сколько приходится переносить неприятностей! Я не задумываясь улетела бы куда-нибудь, только чтобы быть подальше от моих родственников. Я уже думала, что отделалась от них навсегда, но в этом году они открыли мое убежище.
— Я не знала, что у вас есть родственники; но, похоже, чувства у них далеко не родственные.
— О! — воскликнула мисс Пэтч. — Я благодарю судьбу, что они не носят мое имя: они недостойны его, так они низки и грубы! Их три брата, и один хуже другого. Старший приходит ко мне, чтобы запугать меня; держит себя высокомерно и называет меня «тетушкой», по-видимому, заявляя таким образом о своем родстве. Он воображает себя моим наследником! Двое других просто босяки! И Бог с ними! Пусть и остаются кем были! Вы меня понимаете, мисс Гертруда, вы девушка умная, и я хочу просить вас оказать мне услугу, о которой прежде и не думала. Я звала вас, чтобы написать завещание.
Голос старушки дрожал, она, казалось, была так растрогана, что Гертруде стало ее жалко. Она сказала, что готова исполнить ее желание.
К величайшему удивлению Гертруды, мисс Патти прекрасно знала форму завещания и сама продиктовала его Гертруде. Затем оно было должным образом засвидетельствовано и запечатано. Своим наследником мисс Пэтч назначила Вильяма Салливана.
К чести Вилли следует сказать, что он впоследствии не пожелал воспользоваться довольно значительным капиталом мисс Патти, а распределил его между ее беднейшими родственниками.
Гертруда провозилась часа два, пока закончила завещание и смогла отправиться домой. Небо было покрыто тучами, шел мелкий дождь; впрочем, идти было не так уж далеко, и ее лишь слегка намочило. Но это не укрылось от Эмилии.
— Твое платье промокло, душа моя, — сказала она. — Пойди в гостиную и обсушись у камина. Я спущусь только к чаю. А отец там, и будет тебе очень рад — он с самого обеда сидит в одиночестве.
Мистер Грэм расположился у ярко горевшего камина; он что-то читал, иногда задремывая. Гертруда села было рядом с ним на низком табурете, но пламя камина было слишком горячо, и она перешла на диван в другом конце комнаты.
Не успела она сесть, как позвонили.
Вошел Вилли.
Гертруда встала; она дрожала так, что не могла сделать ни шагу. Вилли подошел, внимательно посмотрел на Гертруду, поклонился и после минутного колебания спросил:
— Мисс Флинт… здесь?
Щеки Гертруды вспыхнули; она не смогла произнести ни слова.
Но краска ее выдала. Вилли узнал свою подругу.
— Герти! Неужели это ты?.. — воскликнул он, ласково взяв ее за руку.
Неподдельная радость, с которой он произнес эти слова, сразу успокоила ее. Перед ней был Вилли, прежний Вилли, ее друг, товарищ ее детских игр, и она нашла в себе силы прошептать:
— О, Вилли, наконец-то ты вернулся! Как я рада тебя видеть!
Их голоса разбудили мистера Грэма; он обернулся и встал.
Вилли оставил руку девушки и подошел к нему.
— Мистер Салливан, — сказала Гертруда, представляя его.
Поздоровавшись, все трое сели; но разговор не вязался: чувствовалась общая неловкость.
Оба не могли решить, с чего начать разговор, а присутствие мистера Грэма только осложняло дело. Наконец Вилли нашелся первым:
— Я едва узнал тебя, Гертруда, или, если честно, совсем не узнал.
— Ты тоже очень изменился, Вилли…
— Климат Индии сильно меняет людей, — ответил Вилли. — Но трудно представить, чтобы я изменился настолько, насколько изменилась ты. Ведь когда я уезжал, ты была еще совсем ребенком.
— Когда ты уехал из Калькутты? — спросила она.
— В конце февраля. Весну я провел в Париже.
— Ты не писал мне об этом, — дрогнувшим голосом заметила Гертруда.
— Я со дня на день собирался уезжать оттуда и хотел сделать тебе сюрприз.
Она почувствовала, что не сумела достаточно ясно выразить свое удивление, и поспешила добавить:
— Я беспокоилась и сердилась. Но я очень рада, что наконец вижу тебя, Вилли!
— Ну, думаю, не так, как я, — сказал он, понизив голос. — Чем больше я гляжу на тебя, тем больше вижу свою прежнюю Герти. И начинаю думать, что мне следовало предупредить тебя о своем приезде.
— Нет, — улыбнувшись, возразила Гертруда, — я люблю сюрпризы. Разве ты забыл?
Манеры Вилли совершенно не изменились, он говорил так же ласково и сердечно, как прежде.
Как раз в эту минуту птички в клетке, подвешенной к окну, возле которого сидел Вилли, принялись чирикать. Он взглянул вверх.
— Это твои птички, — сказала Гертруда.
— Все живы и здоровы?
— Все.
— Ты, значит, хорошо их берегла. Они нежные и редко выживают.
— Я их очень люблю…
— Как здоровье мисс Грэм? — спросил Вилли.
Гертруда ответила, что Эмилия еще не оправилась от потрясения, вызванного недавней катастрофой.
Зашла речь о крушении; Гертруда умолчала о том, что была в числе пассажиров погибшего судна. Вилли строго осудил беспорядки в пароходстве и преступную небрежность капитанов, которая привела к таким трагическим последствиям. У него тоже были знакомые на этом пароходе, но он не знал, что и мисс Грэм была там. Разговор становился все более непринужденным.
Речь шла о жизни в Калькутте, о парижских новостях, о педагогической деятельности Гертруды, но о том, что лежало на сердце у обоих, не было сказано ни слова.
Присутствие мистера Грэма мешало им говорить вполне откровенно.
Вошел лакей и доложил, что чай подан. Мистер Грэм встал с места; поднялся и Вилли. Мистер Грэм холодно пригласил его остаться; Гертруда тоже попросила не уходить, но Вилли решительно отказался, и она поняла, что его задел холодный прием мистера Грэма.
Старик вообще не любил молодежь; кроме того, он не забыл, что Гертруда покинула их из-за семьи Вилли, и это воспоминание не могло не сказаться на его отношении к гостю.
Гертруда проводила своего друга до дверей. Дождь прошел, но гудел сильный ветер, и становилось холодно. Вилли, взяв руки девушки, взглянул на нее, как будто хотел что-то сказать, но, увидев, что она избегает его взгляда, грустно пробормотал:
— До свидания, — и, пообещав приехать завтра, быстро вышел.
А Гертруда смотрела ему вслед, пока стук колес экипажа не дал ей знать, что он уехал. Тогда она убежала в свою комнату.
Ей хотелось побыть одной…
Как ни храбро она выдержала первое свидание, которого так ждала и так боялась, Гертруда чувствовала, что самое трудное еще впереди, и мужество готово было ее покинуть. Если бы Вилли сильно изменился, она могла бы разлюбить его. Но он вернулся таким, каким был: та же прямота, то же благородство, та же приветливость. Это тот Вилли, которого она знала и любила. Он ничего не забыл, вплоть до мельчайших подробностей их далекого детства.
Кто-то тихо постучал в дверь.
Думая, что ее пришли звать к чаю, она, не вставая с постели, сказала:
— Бригита, это ты? Я не хочу ужинать.
— Я не затем, барышня, я принесла вам письмо.
Гертруда одним прыжком вскочила с кровати и открыла дверь.
— Какой-то мальчик дал мне его и удрал, — сказала Бригита, передавая ей пакет.
Гертруда распечатала конверт, вынула несколько густо исписанных листков и начала жадно читать.