Фонарщик

Глава XXXII Новые испытания

Гертруда осталась одна. Девушка с трудом сдерживала охватившее ее возмущение. Немного успокоившись, она постаралась привести в порядок свои мысли и чувства. Вдруг какой-то слабый звук вывел ее из задумчивости. Гертруда прислушалась. Звук повторился; он был похож на приглушенный плач. Испуганная девушка вошла в комнату и на широком диване за гардиной обнаружила несчастную Китти Рэй, которая сидела, или, вернее, полулежала, зарывшись головой в подушки. Платье ее было измято, цветы поблекли и едва держались в волосах, а все тело вздрагивало от рыданий. Она все слышала.

Гертруда окликнула ее; Китти вскочила и спрятала лицо у нее на груди. Гертруда, ласково обнимая и целуя, усадила бедную девушку рядом с собой. Китти не могла произнести ни слова, а только судорожно цеплялась за Гертруду. Прошло не меньше часа, пока Китти немного успокоилась. Тогда Гертруда увела ее в свою комнату и уложила в постель: здесь она была достаточно далеко от Изабеллы, которая непременно стала бы приставать к ней с расспросами и насмешками. Ласки Гертруды помогли Китти заснуть и на время забыть свое горе.

Но Гертруда не могла спать. Она была так расстроена, что сон бежал от нее.

Было уже за полночь, когда приехали миссис Грэм с племянницей, и Гертруда спустилась сказать им, что Китти спит у нее в комнате. Но когда она вернулась, Китти сидела на постели, протирая глаза и вспоминая случившееся.

— О, Гертруда! — воскликнула она, снова заливаясь слезами. — Я видела во сне… мистера Брюса!.. Кто бы мог подумать, что он такой…

— Не стоит плакать о нем, дорогая. Забудьте и постарайтесь снова заснуть.

— Да, хорошо вам говорить! Вас-то он любит, а я… — рыдала Китти, спрятав голову в подушки.

Гертруда подошла к ней и, погладив по голове, как ребенка, продолжала:

— А вы, Китти, тоже не должны дарить свою любовь тому, кто ее недостоин. Не думайте больше о нем.

— И хотела бы, да не могу! Я такая глупая!.. Правду он говорил…

— Так надо доказать ему, что это неправда. Надо дать ему понять, что как ни добра и ни кротка Китти Рэй, она не верит больше его словам и знает им цену.

— Гертруда, дорогая, вы мне поможете? Вы мой лучший друг!.. Вы заступились за меня… Можно мне приходить к вам, когда мне будет тяжело?

Вместо ответа Гертруда горячо обняла и поцеловала ее.

— Дорогая моя, — сказала она, — нельзя любить тех, кого не уважаешь. Вы скоро забудете все это и снова будете счастливы.

Китти уверяла, что счастье для нее больше уже невозможно, но Гертруда была убеждена, что глубокого чувства у Китти не было. Она боялась только одного — сумеет ли юная девушка сохранить свое достоинство перед мистером Брюсом, хватит ли у нее на это силы воли. И как бы она не выдала себя перед теткой и Изабеллой: они могли зло посмеяться над ее неудавшимся романом.

Но, к счастью, ее опасения оказались излишними. Мистер Брюс перестал бывать в их доме, а через несколько дней куда-то надолго уехал.

Это всех удивило, и бедную Китти часто расспрашивали, почему мистер Брюс так внезапно уехал? Она ему отказала? Или они поссорились? Из-за чего?

Миссис Грэм и Изабелла знали, что Китти в последнюю минуту отказалась ехать на вечер, потому что ей сказали, что мистера Брюса там не будет; потом они узнали от нее, что он был вечером в доме мистера Грэма, и заключили, что между ними произошло какое-то недоразумение. Изабелла отлично знала, как Китти была увлечена мистером Брюсом. Казалось бы, из деликатности ей следовало избегать даже намека на это. Но бессердечная Изабелла говорила только об исчезнувшем мистере Брюсе.

Гертруда искренне жалела бедную Китти и старалась сделать все, что от нее зависело, чтобы занять и развлечь ее. Мисс Эмилия, когда была здорова, не чуждалась людей, особенно тех, кому ее общество могло быть приятно или полезно. Даже шаловливая Фанни часто засиживалась у нее в комнате, где всегда встречала и любовь, и ласку. И Китти, раньше веселая и радостная, а теперь грустная и задумчивая, находила у нее сочувствие. Эмилия всегда была готова приласкать и утешить обманутую девушку.

Часто, измученная бестактностью Изабеллы, Китти бросалась разыскивать Гертруду, и если нигде ее не находила, то печальное личико девушки просовывалось в полуотворенную дверь комнаты мисс Грэм, и Эмилия неизменно говорила своим кротким голосом:

— Я слышу, это Китти; заходите, душечка, мы очень рады, что вы пришли посидеть с нами.

И Китти усаживалась рядом с Гертрудой и проводила целые часы, то занимаясь под ее руководством рукоделием, то слушая чтение, то просто беседуя с Эмилией. Скоро благотворное влияние Эмилии сказалось и на ней. Трудно было не поддаться обаянию этой девушки. Видя, как терпеливо она переносит свои болезни и несчастья, Китти больше не жаловалась на свое горе, которое уже начинало ей казаться таким мелким и ничтожным.

Гертруда самоотверженно заботилась о Китти, которая привязалась к ней всей душой, и не подозревала о зависти и злобе, которые возбуждала этим в других. Изабелла, никогда не любившая Гертруду, только ждала случая, чтобы представить ее в глазах миссис Грэм в невыгодном свете.

Изабеллу раздражало, что все поступки Гертруды шли вразрез с ее собственными; кроме того, она не могла простить ей, что молодой человек, теперь уже компаньон ее отца, который так ей нравился, предпочел Гертруду и поддерживал с ней дружеские отношения.

При каждом удобном случае она старалась восстановить против нее миссис Грэм.

Когда Белла стала замечать, что Китти отдаляется от нее и все больше сближается с Гертрудой, то окончательно разозлилась. Она высказала миссис Грэм подозрение, что Гертруда из личных расчетов поссорила Китти с мистером Брюсом.

Миссис Грэм это показалось вполне правдоподобным.

— Китти так бесхарактерна, — сказала она, — а мисс Флинт, очевидно, имеет на нее большое влияние.

И они снова стали выпытывать у Китти, что сделала Гертруда, чтобы удалить от нее мистера Брюса. Китти с негодованием отвергала любые подозрения об участии Гертруды, но наотрез отказывалась объяснить, что произошло в тот вечер.

Эта скрытность еще больше восстановила миссис Грэм и Беллу против Герти; строя различные догадки и предположения, они, уже не стесняясь, стали демонстрировать Гертруде свое недовольство.

И хотя Гертруда ни в чем не зависела от них, но, живя в одном доме, нетрудно найти повод для различных нападок. Никто, кроме Гертруды, не выдержал бы этих постоянных придирок. Она никогда и не надеялась на расположение миссис Грэм или Изабеллы, и когда они открыто стали выражать свою неприязнь, она старалась владеть собой и терпеливо переносить их уколы.

Но этим дело не ограничилось; ей готовились еще более тяжкие испытания.

Поняв, что все их выходки не приносят желаемого результата, Изабелла и миссис Грэм решили сменить тактику: они начали вымещать свою злобу на бедной Эмилии.

Надо было иметь очень черствое сердце, чтобы обижать Эмилию, всегда такую кроткую и деликатную. Да и случай для этого представлялся нечасто: вследствие своей слепоты она всегда держалась несколько отстраненно. Кроме того, и Гертруда не допустила бы ни малейшей дерзости по отношению к Эмилии.

Таким образом, приходилось действовать исподтишка.

Мистера Грэма не было дома: его вызвали по делам в Нью-Йорк. Присутствие супруга обычно сдерживало миссис Грэм, прекрасно знавшую, как нежно и глубоко он любит свою дочь и как важны для него покой и комфорт Эмилии. Его любовь, его внимание к дочери, а также преданность, которую проявляли по отношению к ней все обитатели дома, постепенно стали для миссис Грэм предметом острой зависти. Она ждала только повода, чтобы начать свои действия против бедной падчерицы.

Незадолго перед возвращением мужа миссис Грэм сидела вдвоем с Изабеллой; они старались убить долгие часы жаркого дня тем, что сплетничали обо всех своих знакомых. В это время принесли письмо от мистера Грэма. Пробежав его наскоро глазами, миссис Грэм обрадованно воскликнула:

— Хорошие вести для нас, дитя мое!

И она прочла вслух:

«Скучное дело, вызвавшее меня, почти закончено, и исход его очень благоприятен для моих планов и желаний. Я не вижу теперь никаких помех для нашего путешествия в Европу, которое может быть назначено на вторую половину будущего месяца; поэтому девицам следует начать готовиться. Передайте Эмилии, чтобы она не жалела расходов на себя и Гертруду».

— Он так говорит о мисс Флинт, — с насмешкой сказала Изабелла, — как будто она принадлежит к его семье. Я не вижу большого удовольствия в путешествии по Европе со слепой девицей и этой ее несносной компаньонкой; не понимаю, почему мистер Грэм вздумал тащить их с собой.

— Я с удовольствием оставила бы их дома, — поддержала ее миссис Грэм, — это было бы хорошим наказанием для Гертруды. Но оставить Эмилию! Грэм скорее поедет без правой руки.

— Уж если я когда-нибудь выйду замуж, то уж точно не за вдовца со слепой дочерью, да еще такой, которую все обожают и которой все прислуживают!

— Прислуживать ей дело Гертруды, на то ее и держат…

— В том-то и беда! Слепой нужна прислуга, а у нее в прислугах такая, видите ли, важная особа, которая отбивает у ваших племянниц женихов и ссорит их между собой!

— Что же я могу с этим поделать, Белла? Не могу же я ее прогнать.

— А вы бы рассказали об этом мистеру Грэму.

— Конечно, — задумчиво промолвила миссис Грэм, — надо будет рассказать ему о ее выходках. Муж очень удивится, что мистер Брюс перестал у нас бывать. Он думал, что это будет недурная партия для Китти.

В этот момент Изабеллу позвали в гостиную — к ней кто-то пришел, а тетка осталась одна, и мысли ее были не слишком благоприятны для Гертруды.

В то время как Белла спускалась в гостиную, стараясь придать своему лицу самое приятное выражение, чтобы принять гостей, которых на самом деле ей вовсе не хотелось видеть, Гертруда поднималась по черной лестнице из кухни, неся в руках белое батистовое платье и целый ворох только что выглаженных вышитых воротничков и манжет. Лицо ее покраснело; она казалась очень усталой. Придя к себе в комнату, она положила белье на кровать и села у окна. Тут в полуоткрытую дверь заглянула миссис Прим и, увидев Гертруду в таком состоянии, замерла от удивления. А затем, взглянув на кровать, воскликнула с негодованием:

— Что я вижу, мисс Гертруда! Да ведь вы сами все это гладили!

Гертруда улыбнулась, но ничего не ответила.

— Ну нет! Это уже слишком! — воскликнула добрая женщина. — Вы работали в раскаленной кухне, в самую жару, тогда как мы все отдыхали! Я уверена, что если бы мисс Эмилия знала об этом, она ни за что в жизни не надела бы белого платья!

— Едва ли его можно надеть, — сказала Гертруда. — Я не умею гладить, и мне это было очень трудно.

— Наоборот, оно превосходно выглажено, мисс Гертруда. Но зачем же вы делаете работу Бригиты?

— У нее всегда так много дел, — Гертруда уклонилась от прямого ответа, — а мне не мешает немного поучиться. Это никогда не лишнее, миссис Прим.

— Но не в такое же пекло, как сегодня! И вообще я должна сказать, времена сильно изменились, если родная дочь мистера Грэма, которая всегда была первой в доме, теперь не имеет права на услуги из-за того, что есть кое-кто поважнее! Бригите надо бы быть поумнее и не слушать этих выскочек, когда ей говорят — как вчера миссис Грэм, — чтобы она оставила это тряпье, потому что есть дела посерьезнее. Наша Кэти так никогда не поступила бы. Но я не буду я, если не расскажу мисс Эмилии, что теперь в доме делается. Если ее любимые платья нельзя стирать дома, да и ваши, кстати, тоже, — что ж, придется отдавать их на сторону. Денег на это хватит, и пусть они лучше тратятся на настоящих барышень! Но я не могу видеть это безобразие! Сейчас же пойду и расскажу мисс Эмилии.

— Вы не сделаете этого, миссис Прим, я очень прошу вас, — твердо сказала Гертруда. — Подумайте, как больно будет Эмилии узнать, что миссис Грэм плохо к ней относится. Я предпочитаю каждый день гладить или делать что угодно для Эмилии, только бы не дать ей ни малейшей возможности даже заподозрить, что кто-то может не любить ее.

Миссис Прим колебалась.

— Мисс Гертруда, — сказала она, — мне казалось, что сильнее меня никто не любит нашу дорогую барышню. Но теперь я начинаю думать, что вы любите ее еще больше. Я не говорила бы всего этого, если бы не думала также и о вас; вы здесь с самого детства, мы всегда так вас уважали, и я не могу видеть, как эти люди с вами обращаются.

— Я знаю, миссис Прим, вы любите и Эмилию, и меня; и надеюсь, что из любви к нам обеим вы никому не скажете ни слова об этих домашних мелочах. Мы сделаем, что можем, чтобы оградить мисс Грэм от любых неприятностей, а о себе не будем беспокоиться; если меня сейчас не так балуют, как я привыкла, самое лучшее — не обращать внимания; не надо делать из мухи слона!

— Да благословит вас Господь, мисс Гертруда! Эти женщины счастливы, что имеют дело с вами; не всякая их стерпела бы. Слава Богу, мне они нечасто попадаются! Я прямо дала понять миссис Грэм, что не терплю, когда вмешиваются в мои дела. Мне очень неприятно видеть, как обращаются с моими хозяйками, но если вы этого хотите, Гертруда, я, насколько смогу, придержу свой язык…

И миссис Прим удалилась, что-то бормоча сквозь зубы.