Фонарщик

Глава XXXIV Путешествие

Было решено, что Эмилия с Гертрудой поселятся на зиму в пансионе миссис Уоррен. Сам же мистер Грэм с женой и ее племянницами отправятся на пароходе в Гавр. В Европе к ним должны будут присоединиться мистер и миссис Клинтон. Дом был заперт. Миссис Эллис поехала погостить и отдохнуть у родных, а миссис Прим поступила кухаркой в дом миссис Уоррен. Хотя она частенько и ворчала, что у нее здесь много работы, но все же была рада, что осталась при своих милых барышнях. Гертруда стала по-прежнему давать уроки в учебном заведении мистера Уилсона. В обществе близких друзей зима прошла незаметно. Много читали, гуляли, посещали лекции, концерты, музеи.

Надо было видеть их перед каким-нибудь художественным произведением. Эмилия сидит тихо, внимательно вслушиваясь в слова Гертруды. У Гертруды глаза горят, лицо оживлено: она описывает сюжет статуи или картины и передает, как выражена художником его идея; ничто не забыто, ничто не ускользает от ее внимания: и группировка фигур, и выражение лиц, и колорит пейзажа, и впечатление, которое производит на нее работа в целом. Увлекаясь, она забывает обо всем окружающем, а в уме слепой встают образы и представления, которые, может быть, не так уж далеки от действительности. Зато ее внутренняя жизнь так богата, что ее высказывания во многом помогают Гертруде. Так они дополняют друг друга и по-своему вполне счастливы.

Не были забыты и бедные: кто бы ни обращался к ним в нужде или в горе, всегда встречал их сочувствие и помощь. Зима сменилась весной, а они и не думали уезжать из города: им было хорошо.

Однако к весне Эмилия начала прихварывать, и доктор Джереми потребовал, чтобы они переехали на дачу или куда-нибудь на побережье.

Пришлось распрощаться с тихой жизнью в пансионе и провести несколько недель на берегу моря. Но здоровье мисс Грэм не поправлялось, она становилась все слабее и порой чувствовала себя настолько утомленной, что даже не могла гулять; нервы ее совсем расстроились.

Кроме недомогания Эмилии, Гертруду огорчало долгое молчание Вилли: уже три месяца от него не было писем. Чем это объяснить? Но она старалась не думать об этом, чтобы не отвлекаться от забот об Эмилии, которая все более серьезно в них нуждалась.

Доктор часто навещал свою любимую пациентку. Видя, что улучшения нет, он посоветовал снова перебраться в город и временно поселиться у него, где больной будет не хуже чем в отеле и она все время будет под его наблюдением. Если же недели через две Эмилии не станет лучше, то он к этому времени постарается освободиться и сможет сопровождать ее куда угодно.

Эмилии очень не хотелось переезжать: она боялась стеснить миссис Джереми.

— Пожалуйста, даже не говорите об этом, мисс Грэм! Ведь мы не первый день знакомы. Приезжайте завтра, я вас встречу. До свидания! — доктор взял свою шляпу и откланялся.

Гертруда вышла вслед за ним.

— Я вижу, доктор, что вы находите Эмилию больной.

— Как же ей быть здоровой? Волны шумят, дети кричат; этого вполне достаточно, чтобы вымотать все ее силы. Я этого не допущу! Это неподходящее место; перевезите ее завтра же, я жду.

— Дети не всегда кричат так, как сегодня, — улыбаясь, ответила Гертруда, — а что касается моря, то Эмилия очень любит шум волн. Она может слушать их целыми часами.

— Я так и знал! Это ей не годится: шум моря навевает на нее беспричинную грусть. Итак, привезите ее в Бостон.

Они прогостили у доктора целых три недели, пока, наконец, он не освободился, чтобы поехать с ними куда-нибудь, отдохнуть и развлечься.

Здоровье Эмилии настолько поправилось, что она с удовольствием думала о поездке и радовалась за Гертруду, которой тоже было бы полезно прокатиться: за последнее время она заметно похудела и побледнела.

Впрочем, с тех пор как Эмилия стала поправляться, и Гертруда оживилась, повеселела и стала активно готовиться к поездке.

Первым делом они отправились в Нью-Йорк. Пробыли там один день; жара и пыль были невыносимы, так что дамы целый день просидели в отеле. Один доктор не боялся жары и разъезжал по городу с визитами к своим коллегам. Вечером коллеги сошлись у него в гостинице, и до поздней ночи у них шел веселый разговор. Все это были люди уже пожилые, которым было что вспомнить и порассказать друг другу. Вспоминая свою молодость, они оживились и снова помолодели.

Доктор Джереми был их любимым товарищем, и дамы, в особенности Гертруда, с восторгом слушали, как все хвалили его. О миссис Джереми нечего и говорить: она сияла от удовольствия.

Среди присутствующих был доктор Грейсворт из Филадельфии, давний ученик доктора Джереми. Он был очень доволен, узнав, что на следующий день они все вместе поедут пароходом по Гудзону и, значит, встретятся; он вез своих дочерей к бабушке в Саратогу на все лето и хотел познакомить их с Эмилией и Гертрудой.

Было уже за полночь, когда гости разошлись.

Гертруда, возбужденная веселым обществом и оживленным разговором, совсем забыла о том, что пора спать. Она так долго делилась своими впечатлениями, что Эмилия в конце концов отказалась ее слушать. Волей-неволей пришлось лечь в постель и замолчать. Скоро она крепко уснула. Эмилия же до утра ни на минуту не сомкнула глаз.

В шесть часов она разбудила Гертруду. Обычно бывало наоборот. Увидев у своей постели уже одетую мисс Грэм, Гертруда в первую минуту испугалась.

— Шесть часов, Герти, — сказала Эмилия, — а в семь уже отходит пароход.

— Как я заспалась! — воскликнула Гертруда. — Какая погода сегодня?

— Погода прекрасная, — ответила Эмилия, — но так жарко, что я закрыла ставни.

Гертруда вскочила и поспешно принялась одеваться.

В такой ранний час народа в столовой было немного: кроме семьи доктора, еще два семейства и несколько деловых людей, которые, быстро позавтракав, разошлись. Из оставшихся за столом Гертруде бросился в глаза один джентльмен; она успела хорошо разглядеть его, хотя доктор Джереми дал ей на завтрак всего десять минут.

Этот господин сидел недалеко от них и небрежно помешивал ложечкой в чашке. Он закончил завтрак, но не спешил и еще до прихода Гертруды вызвал неудовольствие миссис Джереми тем, что более внимательно, чем следовало, по ее мнению, разглядывал их компанию.

— Пожалуйста, — обратилась она к доктору, — пошли лакея, чтобы он предложил ему что-нибудь; я не выношу, когда на меня смотрят во время еды.

— Да он смотрит вовсе не на тебя, а на Эмилию.

В этот момент пришла Гертруда, извинившись за опоздание; старики залюбовались ее нежным румянцем и блеском больших черных глаз. Сосед тоже перевел свой взгляд на ее юное выразительное и оживленное лицо.

Не успела она сесть, как тотчас же заметила, что стала предметом его внимания. Это смутило девушку, и она была очень рада, когда через несколько минут господин уронил ложку, потом быстро встал и вышел.

Это был человек намного выше среднего роста, тонкий, стройный; держался он изящно и с достоинством. Резкие черты лица и сжатые губы выдавали сильную волю.

Но самым поразительным в его наружности были волосы — сильно поседевшие и почти белые на висках, создававшие резкий контраст с юношеским блеском глаз, свободной и легкой походкой; седые волосы не старили, а наоборот, еще больше подчеркивали его молодость.

— Какой странный тип! — воскликнула миссис Джереми, когда он ушел.

— Сколько ему может быть лет? — спросил доктор.

— Около пятидесяти, — предположила миссис Джереми.

— Лет тридцать, — определила Гертруда.

Они ответили одновременно.

— Разница большая, — заметила Эмилия. — Доктор, разрешите вы этот вопрос.

— Невозможно. Я не рискую определить его возраст без ошибки лет на десять. Моя жена, конечно, дала ему слишком много, а Гертруда слишком мало, но мне ясно одно: не старость посеребрила его волосы.

В этот момент желающих отправляться на пароходе предупредили, чтобы они были готовы, и поневоле пришлось прекратить разговор о возрасте путешественника.