Французский поцелуй

Глава тридцать восьмая

Освещенная заново установленными прожекторами усадьба выглядела так, как будто ее окунули в позолоту и вставили в раму из быстро меняющегося, в пятнах, темно-синего неба. Богато украшенные окна светились ярко-желтыми огнями, как маяки. Запущенный, обветшалый старый дом возродился к своей прежней славе и на одну ночь превратился в зачарованный замок. Один энергичный голливудский продюсер уже спрашивал у Александры, можно ли будет использовать их усадьбу для съемок.

Голоса гостей перекрывали звон бокалов и заглушали тонкие звуки клавесина. Расставленные повсюду цветы заслужили многочисленные похвалы. Огромные свечи, зажженные в самых темных углах, освещали красивые, характерные, смеющиеся, спорящие, флиртующие лица.

София, рассматривая гостей, светилась, как сигнальный огонь совершенного веселья. Она гордо стояла рядом с Беном и приветствовала вновь прибывших. На ней было дорогое кремовое платье классического покроя и шесть ниток жемчуга, на которые, наверное, ушли все жемчужины Тихого океана. Комплименты сыпались на нее, как из рога изобилия. Она не чувствовала такого восторженного опьянения со дня свадьбы.

— Как мило с вашей стороны, — она смотрела на энергичного араба в темных очках и полотенце на голове. — Добро пожаловать, и возьмите пунша, он сегодня особенно хорош.

Шейх резко удалился, его полотенце развевалось за ним.

— Милая, он не пьет, — прошипел Бен. — Им же религия не позволяет.

— Ой, — София почувствовала себя задетой. — Я знаю.

Она скользнула за мраморную статую, достала свой спрятанный кубок и спешно отхлебнула еще один большой глоток пунша.

Даже появление Жана и Валери не могло уменьшить ее восторга. На них были лучшие выходные костюмы, которые супруги, вероятно, приобрели еще во времена немецкой оккупации. На Валери красовалась шляпа. Жесткие черные штаны Жана были коротковаты ему сантиметров на пять.

Александра, необыкновенно тронутая, сказала обоим, что они выглядят очаровательно.

София вдохнула запах одеколона Жана, после чего ей понадобился еще один глоток пунша.

Подглядывая из-за статуи, София внезапно увидела облако взъерошенных волос и неприлично рваные джинсы, которые произвели переполох в главном холле.

София напряглась. Сначала она подумала, что это какая-нибудь сумасбродная знаменитая модель, поскольку с ней дружески болтали два чиновника из «ЮНЕСКО». У Софии отпала челюсть, когда высокая девушка обернулась: ее взору предстала Тэш.

Как она посмела? София пришла в ярость. Так вырядиться! И на ней серьги матери. Какой эгоизм! Как старшая дочь она имела право первой их надеть.

В этот момент Софию отвлекло прибытие одной назойливой знакомой и ее нового жениха из клана Кеннеди.

Они как раз позировали фотографу из «Хелло!», и, вынырнув из-за статуи в самую подходящую минуту, София оказалась запечатлена на снимке: ее в обе щеки целуют самые знаменитые губы Голливуда.

Несколько гостей по ошибке приехали в камзолах и кринолинах. Некоторые, считая, что костюм должен быть еще более позднего периода, появились в корсажах, многоярусных накрахмаленных париках и с кружевными веерами. Один человек даже пришел в костюме гориллы. Он вел колонку сплетен в «Бритиш дейли» и после нескольких бокалов пунша отправился в направлении амбара, откуда так и не вернулся.

Лавируя между официантами и гостями, появилась группа артистов, нанятых Софией для увеселения гостей. Мужчина на ходулях жонглировал ножами, заклинатель змей, одетый как придворный шут, оборачивал своего удава вокруг украшенных бриллиантами шей смеющихся, глубоко дышащих от страха или визжащих женщин и непристойно шутил на итальянском языке.

В длинной галерее гости по очереди играли в средневековые игры. Майкл Хэннесси наслаждался своей ролью судьи: свисток и трубка зажаты между зубов. Вместо того чтобы позволить знаменитостям жульничать, он, по совету Софии, кричал и вопил, как большая шишка, окруженная подобострастными подхалимами. Многим это обращение показалось таким оригинальным, что они с удовольствием вставали в очередь, чтобы поиграть еще.

— Извини, дорогая, но не могу, черт возьми, позволить тебе жульничать. Ступай в конец чертовой очереди.

В дальнем конце, на сцене, некий мускулистый мужчина, одетый в леопардовое трико, вбивал гвозди в деревянную доску различными частями своего тела. Ему аккомпанировали музыканты пиликающего и гудящего средневекового ансамбля. Они пили пунш, — курили сигареты и в общем не особенно походили на певцов, исполняющих мадригалы. Игрок на лютне был уже пьян. По дороге со станции он заблудился, и ему налили несколько стаканов коньяка, чтобы музыкант успокоился.

Тэш и Салли, укрывшись за высоким цветком в горшке, рассматривали гостей. Салли завладела бутылкой шампанского.

— Меня зовут Рауль, — хриплый голос пощекотал волосы у уха Тэш, и пара сияющих глаз медленно прошлась вверх-вниз по ее телу с видом опытного оценщика.

— Привет, Рауль.

Тэш увидела очень белые зубы и темную загорелую кожу.

— Можно?

Рауль накрыл ее руку своей теплой ладонью. Все еще смотря Тэш прямо в глаза, он сделал огромный глоток из бутылки шампанского.

— Ты ужасно симпатичная. — Рауль вытер свой улыбающийся рот тыльной стороной ладони. На его щеке была красная помада, и он с трудом фокусировал взгляд. — Хотел спросить, можно ли…

— Боже, Рауль, посмотри! Это же Фрисби Гиллеспи.

Внезапно появился его друг и потащил ловеласа в сторону лысого мужчины, который вылавливал канапе из декольте своей хихикающей подружки.

Волнуясь, Тэш осмотрела себя: не вываливаются ли из джинсов те части тела, которые должны быть скрыты.

— Ты ему понравилась. Потому что ты оригинальная и сексуальная, — объяснила Салли, смеясь и забирая бутылку. — Немногие из этих людей осмелились бы прийти на подобное мероприятие в джинсах!

— Но…

— Боже, Тэш. Это Мик Джаггер разговаривает с твоей матерью?

Тэш проследила за взглядом Салли, рассмеялась и покачала головой.

— Это месье Дюкрюи. Он управляет деревенским баром.

— А, — вздохнула Салли, оглядываясь по сторонам.

Тэш восхитилась, с каким высоким профессионализмом София приветствовала каждого гостя. В то время как ее мать и Паскаль все делали неправильно и смеялись со своим обычным добродушием, чем отпугивали гостей, София была просто воплощенным гостеприимством: она помогала каждому почувствовать себя почетным гостем.

Это у нее получается лучше всего, подумала Тэш. Именно этого София всегда и хотела. Все правильно: если ты действительно чего-то хочешь, то должен пойти и добиться этого с сжатыми зубами.

Тэш осмотрела холл в поисках Хуго, затем сама себя одернула и громко рассмеялась. Что за глупости приходят ей в голову?

Салли странно на нее посмотрела.

— Надеюсь, Мэтти скоро вернется. — Она вздохнула. «И Найл», — мысленно добавила Тэш.

В банкетном зале Джинджер и Олли стояли в очереди у длинного, покрытого белой скатертью стола, медленно приближаясь к одетым в ливреи официантам, разливающим фруктовый пунш из двух хрустальных чаш.

В дальнем конце Аманде протянули чашку с пикантным розовым напитком. Осушив его одним глотком, она беспокойно посмотрела вокруг. Она никого здесь не знала. Хуго ее полностью игнорировал, словно подросток, встретивший свою бывшую подружку на танцах, но слишком гордый, чтобы пойти на примирение на глазах у своих приятелей. От этого Аманда чувствовала себя отчаянно неуверенной, одинокой и — впервые за много лет — смущенной. Она всегда ощущала свое превосходство над Софией, но ее ошеломил состав гостей вечеринки. Похоже, что у этой пустышки, жены Бена, записная книжка действительно полна фамилиями самых известных людей.

— В чем задержка? — лениво зевнул Джинджер, подмигнув симпатичному официанту.

Когда их очередь почти подошла, Джинджер извлек из своего пиджака литр водки «Смирнофф Силвер Лейбл» со вкусом этилового спирта и начал отвинчивать крышку.

— Что ты делаешь? — Олли удивленно засмеялся.

— Следую подлым указаниям твоего брата, — Джинджер тихо пододвинулся к толстому немцу-промышленнику. — Итак, когда я скажу «пошел», отвлеки всех.

— Что?

— Сделай что-нибудь, чтобы отвлечь всеобщее внимание на несколько секунд.

— Что, например? О господи, этого нам только не хватало.

Олли закатил глаза, наблюдая, как к ним приближается его мать. Голубое платье Касс Хэннесси победно развевалось, а за ней следовал винодел Паскаля, Антон: черные волосы зализаны назад, а несколько подбородков подпирает жесткий воротник-стойка. Он держал в руке слегка увядшую красную розу.

Касс отмахнулась от Антона и направилась прямиком к сыну.

— А, вот вы где. — Она блеснула на Джинджера глазами, затем повернулась к Олли. — Отец просил, чтобы ты принес ему табак из нашей спальни.

— Vous voulez, monsieur?[42]

Олли посмотрел на официанта, протягивающего ему стакан с пуншем.

— Ах да, спасибо.

Он сделал огромный глоток и протянул стакан обратно, нервно глядя через плечо назад. Джинджер держал водку у бедра, как винтовку.

— Пойдем со мной посмотрим на les etoiles.[43] — Антон дышал чесночным запахом прямо в декольте Касс.

— Нет, Антон, спасибо.

Касс спиной влетела в Олли как раз в тот момент, когда Джинджер прошипел ему в ухо: «Пошел».

— Что, прямо сейчас? — Олли трусливо сглотнул.

— Боишься замерзнуть? Но я сделаю так, чтобы тебе было тепло, mon ange.

Антон, заигрывая, размахивал своей увядшей розой.

— Быстро. — Джинджер предостерегающе вздернул рыжие брови.

— Боже, — тихо простонал Олли. — Будь что будет!

Он повернулся к Антону, который уже прижимал Касс к толстому немцу.

— Оставь мою мать в покое, ты, подлый мерзавец! — прорычал он, как надеялся, с шекспировскими интонациями. — Она замужняя женщина. И если сегодня у нее слегка выглядывает грудь, и она накрашена, это вовсе не означает, что мама готова к прелюбодеянию в многочисленных постелях.

— Э? — Глаза Антона выкатились от удивления.

Официант, который все еще держал стакан Олли, с интересом посмотрел на Касс. Та покраснела, ее накрашенные губы полностью исчезли, превратившись в тонкую полоску. А в это время литр водки опрокинулся в оставленную без присмотра чашу.

Лихорадочно соображая, Олли взял обратно свой стакан и поблагодарил официанта. Затем выхватил из рук Антона увядший цветок, и со словами «Коварство и любовь!» он опрокинул пунш на голову француза.

Но Антон, будучи прелюбодеем со стажем, давно научился уклоняться от ударов. Он мгновенно отскочил в сторону, и тягучая розовая жидкость пролилась на большой живот толстого немца.

— Ox… Mein Gott![44]

— Черт. — Олли протянул розу возмущенному немцу. — Прости, мой друг, прости!

И, быстро подмигнув Джинджеру, с видом мученика метнулся в сторону двери. Пока официант, рассыпаясь в извинениях, вытирал промокший живот гостя, некая еще более толстая фрау начала выкрикивать обвинения в адрес Касс, чем привлекла всеобщее внимание.

А Джинджер под шумок опустошил бутылку в чашу с пуншем и отвернулся, поскольку оттуда поднялись сильные испарения. Затем, увидев, что Касс намеревается ударить толстую фрау своей сумочкой, он подхватил ее под руку, пробубнил: «Пейте пунш» в ухо толстого немца и увел Касс подальше от места схватки.

— Боюсь, что Олли слишком обо мне печется.

Касс неловко прокашлялась, в то время как немец с женой промаршировали прочь из комнаты. Джинджер улыбнулся Касс и подмигнул ей своими голубыми глазами.

— Эмоциональные люди стоят намного больше, чем бесчувственные, — легко прошептал он.

Касс натянуто улыбнулась.

— А Олли к тому же такой романтик, — Джинджер повел Касс в сторону огромных окон, которые образовывали тихий уголок в обшитой панелями стене.

Они уселись на неровную поверхность подоконника.

— Олли? — Касс засмеялась. — Боюсь, что отцовский прагматизм у него в крови. Помнится, Майкл больше интересовался спортом, чем женщинами, когда я его встретила. Убежденный холостяк. Конечно, муж на десять лет старше меня, — быстро добавила она.

— Могу себе представить.

Джинджер уперся головой в раму и лениво наблюдал, как Олли выскользнул из комнаты.

— Вы рано вышли замуж? Вы не выглядите так, как будто у вас уже взрослые дети.

— Видишь ли, когда я была девушкой, считалось, что если в двадцать три ты еще не замужем, то ты залежалась на полке.

Касс порозовела от гордости. Она неожиданно заметила Аманду, недоброжелательно наблюдавшую за ними из тени галереи.

— Вы все еще очень привлекательная женщина. — Джинджер тепло ей улыбнулся. — В самом расцвете. В наши дни красивая, зрелая женщина пользуется огромной популярностью как желанная любовница.

— Спасибо тебе, Джинджер, дорогой. — Касс решила, что разговор становится слегка фривольным. Она понизила голос до шепота: — Кажется, подруга Софии, Аманда, была не в очень хорошем настроении последнюю неделю. Не будешь ли ты настолько мил, чтобы потанцевать с ней пару раз, Джинджер? Я уверена, что разговор с таким приятным собеседником, как ты, ее развеселит.

— Если вы просите, Касс, тогда я так и сделаю. Но при одном условии, — он наклонился вперед и шепнул ей в самое ухо: — За каждый танец с ней я потребую два с вами.

— О, как это мило, — ответила Касс сдавленным голосом.

— Я думаю, о чем это jolie femme[45] может разговаривать с ребенком? — Запах чеснока и красного вина оповестил о прибытии Антона и его увядшей розы. — И говорю себе: Антон, этой женщине нужен не школьник, а мужчина. Итак, вот я здесь!

Показав множество золотых зубов, он громко рассмеялся и галантно поцеловал руку Касс.

Улыбнувшись, Джинджер подмигнул ей и удалился на поиски Олли, который несомненно занимался сейчас собиранием по всему дому рулонов туалетной бумаги.

Амбар буквально пульсировал. Сотни вспотевших подростков с взлетающими руками, рассекающими влажный воздух, и вихляющимися бедрами, громко что-то выкрикивали. Лазеры пронзали темноту. Повсюду хвостики волос и прыщавые юношеские лица; челюсти методично жуют жвачку; танцующие периодически останавливаются, чтобы припасть губами к бутылочке пива, как теленок припадает к вымени матки.

Маркус поставил пластинку с гаражным фанком, отсоединил наушники и пошел искать Тодда. Улыбающийся австралиец нашелся наверху, где помогал в баре.

Тодд с изумлением наблюдал, как танцует в длинной галерее английская аристократия. Контраст между этими танцами и бешеными, необузданными телодвижениями в амбаре был разителен. В центре Тэш танцевала обязательный танец с отчимом: она радостно наступала на собственные ноги, двигалась в противоположном от остальных направлении и смеялась до слез. Девушка, как с одобрением заметил Тодд, была в джинсах.

Паскаль нисколько не был смущен неуклюжестью падчерицы, он просто сгибался от смеха, особенно когда они двигались мимо Софии, которая смотрела на них с каменным лицом поверх плеча Майкла.

Сам Майкл, возможно из-за больной ноги, а может из-за непривычного сорта табака, который Джинджер подмешал в его поношенный кисет, постоянно раскачивался и почти полностью опирался на Софию, а на его обычно суровом лице застыло отсутствующее выражение.

Александра оживленно разговаривала с Хуго, который уверенно кружил ее. Касс была прижата к вычурной атласной рубашке Антона, а ее нос запутался в его большом красном галстуке-бабочке: ей, очевидно, было не до разговоров. Бедняга делала руками отчаянные сигналы каждый раз, проходя мимо своего мужа. Майкл тоже махал ей в ответ, как восторженный школьник с трубкой во рту.

Аманда сидела одна за низким дубовым столиком и грызла длинный красный ноготь. Никто, за исключением Антона и немецкого промышленника с испачканным животом, не пригласил ее сегодня. А теперь еще вдруг Хуго ушел с танцплощадки, чтобы выпить стаканчик и пообщаться с какой-то блондинкой. Аманда была просто в отчаянии.

Тодд подошел к средневековому оркестру и попросил сыграть что-нибудь более спокойное. И музыканты начали играть медленный проигрыш. Медленные вальсы были не очень распространены в Средние века, и это была на самом деле панихида, но этого, казалось, никто не заметил, и пары начали медленно скользить по танцполу щека к щеке.

Укрывшись за колонной, чтобы освежиться бокалом пунша, София наблюдала, как ее мать заставляет Тэш потанцевать с Хуго. «Мама, как всегда, в своем репертуаре», — весело подумала она. На лице Тэш читался ужас, ее смех уступил место застывшему, настороженному выражению.

Самодовольная улыбка Софии утонула в ее пунше, когда она увидела топик Тэш под красивым зеленым пиджаком. Он был из последней коллекции Дольче и Габбана. София в Париже купила точно такой же. Ее глаза сузились. Уж не позаимствовала ли сестра пиджак у нее? Да нет, не может быть, ведь Тэш на два размера тоньше ее.

— София, не потанцуешь со мной? — галантно обратился к падчерице Паскаль, принуждаемый Александрой. — Мне не нравится видеть, что ты стоишь одна и ни с кем не танцуешь.

— Э… да, на самом деле я хотела немного посидеть…

Слишком поздно. Она уже оказалась прижатой к щетинистой раздутой щеке.

— Тебе не кажется, что твоя мать сегодня выглядит замечательно? — мечтательно спросил Паскаль, подмигнув Александре, когда они проплывали мимо.

Тэш задыхалась от желания, она двигалась по комнате с необычайной легкостью. Но это не так-то легко на заплетающихся ногах. Ее голова была легкой как воздух, а пьяные ноги не подчинялись хозяйке и наступали на начищенные ботинки Хуго с такой частотой, что он даже перестал говорить «ой».

— Ой, — радостно прошептала Тэш, опять почувствовав сжатые пальцы под своими ботинками.

Хуго сделал вид, что не заметил.

Ему это все противно, подумала Тэш. И все же она не смогла почувствовать себя несчастной. Пузырьки шампанского как будто бурлили в каждой частичке ее тела, в особенности между ног. «О слабая, до безумия влюбленная, пьяная женщина, — радостно укоряла она себя. — Возможно, это самая большая наша близость. И я, черт возьми, собираюсь получить от этого танца максимум удовольствия». Она вдохнула пряный аромат Хуго и придвинулась немного ближе. Почувствовав прикосновение прохладного шелкового пояса к своему животу, Тэш задрожала от наслаждения.

«Я ужасно пьяна. Ну и плевать, это самый лучший миг моей жизни. Люди хотят со мной общаться. Со мной заговаривали привлекательные, уверенные в себе мужчины, я обменивалась шутками с богатыми американскими наследницами и сплетничала с топ-моделями. А сейчас я танцую с человеком, которого люблю. И играю с его волосами. Бог ты мой!»

— Извини.

Тэш отдернула руку и положила ее обратно на плечо партнера. Как она смогла позволить себе зайти так далеко?

— Ты переоделась, — отрывисто пробормотал Хуго.

Тэш взглянула на него с надеждой, но он смотрел в даль комнаты, на его лице неприветливое выражение.

— Да.

— Ну и напрасно. — Хуго одарил ее ледяной улыбкой. — До этого ты в первый раз выглядела хоть сколько-то презентабельно.

Тэш почувствовала, как ее лицо загорелось.

Хуго испытывал смешанные чувства. Она была так божественно, самозабвенно пьяна, ее глаза сияли, и на ее соблазнительных губах играла постоянная улыбка. И все же, даже будучи пьяной, Тэш оставалась такой же недоступной для него. Еще более неуклюжая и милая, но все такая же отстраненная и нервная, она подавала ему противоречивые сигналы. Если Хуго делал шаг вперед, Тэш делала шаг назад. Если он отстранялся от нее, она прижималась к нему, как чувствительный ребенок. Наброситься на нее было таким опасным искушением. Он живо вспомнил, как она убежала из его комнаты этим вечером, несколькими часами ранее.

Намного лучше закончить этот танец и продолжать действовать так, как он запланировал, — превозмочь самого себя и флиртовать с красивыми и пустыми женщинами, которые смеются его шуткам.

— Надо же, как Тэш и Хуго хорошо смотрятся вместе.

Паскаль кружил Софию в страстном танго.

— Он выглядит утомленным насмерть.

София холодно посмотрела на отчима, сосредоточившись на том, чтобы не запнуться о свою юбку. Тэш, как решила София, оделась как секс-бомба с определенной целью. Хуго выглядел смущённым, и неудивительно.

— Думаю, они станут любовниками.

— Что за бред!

Прядь волос Софии зацепилась за запонку Паскаля, но она была слишком оскорблена его последним замечанием и не заметила этого. Вот уж точно, у французов одно на уме. Неудивительно, что мамочка не носит лифчик.

После танца с Антоном Касс была приглашена Джинджером, и теперь она старалась не запрыгать от радости. «Ты домохозяйка среднего возраста, — напомнила она себе. — И не следует об этом забывать. Но до чего же замечательно танцует Джинджер!»

Юноша щедро осыпал Касс комплиментами. Она густо покраснела от восторга и втянула живот. «Сегодня я забуду, что у меня взрослые дети. Сегодня я зрелая, мудрая и сексуальная женщина в самом расцвете сил. Мной восхищается молодой мужчина, желающий узнать, что такое настоящая жизнь и любовь».

Она выпила не более двух бокалов шампанского за вечер, но внезапно почувствовала себя парящей в облаках.

«Сегодня у меня нет растяжек и целлюлита. Я роза в полном цвету. Я свободна».

Касс весело рассмеялась и положила голову на грудь Джинджера.

— Только глянь, что мама вытворяет.

Олли смотрел на мать и не верил своим глазам. Аманда, казалось, его не слышала. Она как зачарованная смотрела в дальний конец комнаты.

— Увидела кого-то знакомого? — Олли с интересом посмотрел на Аманду.

Девушка ему нравилась. Она выглядела, как шикарно одетая лесбиянка, и у нее был острый язычок, она постоянно смешила парня своими едкими комментариями и бесстрастным, остроумным сарказмом.

Он проследил за взглядом Аманды и увидел среди кинозвезд незнакомку. Маленькая, с острыми чертами лицати необыкновенно стройная, одетая в очень короткое обтягивающее черное шелковое платье, там стояла одна из самых сексуальных женщин, которых ему когда-либо доводилось видеть. Она осматривала комнату большими глазами мученицы, совершенно не обращая внимания на оживленный монолог высокого лысого мужчины, стоящего рядом с ней. Олли присвистнул, когда узнал в нем бывшего голливудского актера, а теперь режиссера Пауля Монро. Это был известный плейбой и затворник, прославившийся тем, что только с журналистами обращался хуже, чем с женщинами.

— Твоя подруга? — спросил Олли.

Но Аманда покачала головой.

— Мы никогда не встречались. Но я очень хорошо знаю, кто она такая. — Девушка хитро улыбнулась Олли. — И у меня есть такое предчувствие, что еще до конца вечера мы с ней обязательно подружимся.

Заинтригованный, Олли снова посмотрел на женщину в облегающем платье.

Монро что-то говорил ей в самое ухо. Обернувшись, она ударила его по лицу, достаточно сильно. Потерев щеку, режиссер рассмеялся. Но вместо того чтобы уйти, незнакомка одним глотком осушила свой бокал и снова стала с несчастным видом изучать комнату.

— Пойдем что-нибудь перекусим? — предложила Аманда и встала.

Аманда стояла в очередь за едой рядом с отвратительным американцем по имени Ларри Зальцман, ведущим колонки сплетен. Он был еще ниже ее ростом, а его лицо напоминало медленно проседающий могильный холм, но он заявлял, что знает всех, имеющих хоть какое-то отношение к «индустрии кино».

Аккуратно избегая его потных ручонок, которые постоянно скользили по ее бархатной спине и ниже, Аманда добралась вместе с ним до угощения. Еда была просто божественной, на столе стояли многочисленные подносы с разнообразными лакомствами, которые выглядели скорее как экспонаты выставки. Аманда попросила фаршированные виноградные листья и греческий салат. Эти блюда показались ей подходящими к той трагедии, которую она надеялась организовать в жизни Найла.

Рядом вдоль террасы были расставлены столики, но большинство гостей предпочитало есть стоя, чтобы избежать мучительного общества людей, подсаживающихся со свободным стулом за столик к ничего не подозревающим гостям. Ларри Зальцман как раз и оказался таким монстром. Маленький американец увлек Аманду, на ходу извергая поток сплетен и приветствий.

Наконец-таки Аманда была вознаграждена за свое терпение. Он подвел ее к нужным людям.

— Конечно же, ты знакома с Лисетт и Полем, не так ли? Самая горячая парочка в деревне. Для тебя это, должно быть, рекорд всех времен, Пол, дорогой. Три недели, не так ли? Журналистам уже стало скучно. А он тебе еще не надоел, Лисетт, милочка?

— Зальцман, отвали. — Пол с интересом смотрел на Аманду, опытный взгляд оценщика почти прожег дыры в ее черном бархате и заставил ее ноги дрожать. — Меня зовут Пол Монро.

Он протянул ей свою руку. Несмотря на то что он выглядел старше, чем на фотографиях, да и волос у него осталось меньше, он был безусловно сексуален.

— Очень приятно. Аманда Фрейзер-Роберте.

Она крепко пожала его руку. Сейчас не время флиртовать, хотя это и была соблазнительная идея. Вместо этого Аманда перевела взгляд с легендарного плейбоя на Лисетт, ожидая, когда их представят друг другу.

Зальцман в это время распространялся о какой-то актрисе, которую не взяли на главную роль, потому что она так сильно напилась, что переспала не с тем продюсером.

Пол с интересом рассматривал Аманду. У Лисетт был на редкость кислый вид. Очевидно, никто не собирался официально представить их друг другу.

— Ты Лисетт О'Шогнесси, не так ли? — Аманда решила брать быка за рога.

Лисетт с подозрением посмотрела на нее. Спутница Зальцмана скорее всего была журналисткой, желающей заполучить новый материал о ее разрыве с Найлом. Она выглядит достаточно напористой, чтобы оказаться папарацци. Вероятно, у Софии не очень строгая пропускная система; британские журналисты могли легко подделать приглашение. Сам Зальцман был вполне безобиден, но пресса Великобритании могла порвать Лисетт на кусочки. Ее карьера рушилась на глазах.

— Мы знакомы? — отрывисто произнесла она.

— Нет. — Аманда облизала вилку. — Но думаю, что у нас много общего.

— Неужели?

«Вот еще не хватало!» Начинающая журналистка хочет сделать карьеру и висит на слишком длинном хвосте Зальцмана, чтобы наладить парочку контактов. Это был старый проверенный способ затесаться в нужную компанию в Голливуде. Лисетт уже забыла, что и сама попала в Голливуд именно таким способом.

— Да. — Аманда посмотрела на измученное маленькое личико и бессердечные глаза. «С чего это Найл взял, что мы похожи? Может, ноги у нее и красивее, но я моложе лет на пять, как минимум». — На самом деле у нас есть один общий знакомый.

— В самом деле?

«Вот зануда!» Эта женщина сильно действовала Лисетт на нервы. Она что, собралась раскопать какого-нибудь школьного приятеля, чтобы завоевать ее доверие? Слишком грубо.

— Представь себе! — «Подумаешь, звезда какая!» — Это некий неряшливый, рассеянный, чувствительный, упрямый ирландец. Он говорит во сне, и у него есть родинка на внутренней стороне… подожди-ка, дай вспомнить… левого бедра.

Аманда с улыбкой засунула оливку в рот. Найл использовал ее как дублершу своей жены и психотерапевта в одном лице. Теперь она собирается насладиться зрелищем полного унижения.

— Пошли отсюда!

Лисетт повелительно обернулась к Полу. Она протянула Зальцману свою почти нетронутую тарелку и кивком головы велела Аманде следовать за ней.

— Но я еще не рассказал тебе историю о греческом торговце рыбой! — завопил журналист, который ни на минуту не закрывал свой рот, забитый морепродуктами.

— В другой жизни.

Аманда протянула ему также и свою тарелку и последовала за Лисетт. Зальцман пожал плечами и стал доедать то, что оставила Аманда.