Французский поцелуй

Глава пятьдесят первая

Хуго кружился на лошади и тщетно пытался успокоиться. Снова и снова в его памяти всплывали неприятные картины его унижения в Бадминтоне.

Он снял свои шпоры и убрал кнут на всякий случай, но даже теперь он нервничал так сильно, как никогда раньше.

— Готовишься? — К нему прихромал Бен и похлопал лошадь, при этом расплескав половину своего пива на иссушенную землю. — София желает тебе удачи. Они с матерью сплетничают о вчерашнем вечере.

Он посмотрел на мрачное лицо Хуго.

— Ты в порядке?

— В полном, — рявкнул Хуго. — Не дашь закурить?

Бен протянул ему сигарету.

— Есть какие-нибудь известия от Пенни Монкриф?

— Надеюсь, ее уже увезли в больницу. Хоть бы все обошлось.

Хуго опустил глаза и как бы невзначай спросил:

— А Тэш уже финишировала?

Он выбросил на землю сигарету, к которой почти не притронулся.

— Нет.

Хуго удовлетворенно улыбнулся. Пусть научится кое-чему. Может, это даже отпугнет этого ее приятеля. Как показывает опыт, такие парни не западают на неудачниц.

— Но, судя по тому, что говорят по громкой связи, она уже прошла половину дистанции, — продолжал Бен. — И пока без ошибок.

Хуго нахмурился. У всех остальных участников группы баллы за ошибки росли так же быстро, как ставки в бридже. Один бедняга дважды упал на старте, а другого сняли с соревнования после второго препятствия. Еще три пары выбыли после конкура. Трасса была на редкость сложной. Очень странно, что Тэш не делает ошибок. Это ведь ее первое соревнование.

— Quatre-vingt douze? Preparez-vous. Une minute.[65]

Стартер сделал неопределенный жест в сторону Хуго. Тот напрягся. Бен дружелюбно похлопал друга по ботинку.

— Только не вспоминай о…

— Ладно!

Хуго придвинулся ближе к старту, подальше от Бена.

— Trente secondes.

Хуго еще больше напрягся и в раздражении ударил лошадь по шее свободным концом поводьев.

«Только не это, — подумал Бен, — идиот, опять провалится».

Громкоговоритель зашипел и ожил, пробормотав последнюю сводку. Только несколько слов были понятны, остальное слилось в непонятную галиматью: «Тэш Френч и ле Фосси Ноооб».

Из мрачного тона комментатора следовало, что, очевидно, дела у Тэш идут хорошо. Он говорил радостно, только когда кто-то падал или был снят с соревнования.

Хуго нахмурился и так сильно рванул удила лошади, что та тихо заржала от испуга. Бен сглотнул.

— …quatre, trios, deux, un, allez!

И лошадь Хуго понеслась вперед — к препятствию.

— Тебя осмотрят в больнице, — говорил Гас Пенни, помогая ей выбраться из машины.

— Не хочу! — стонала Пенни, вырываясь. Ей пришлось ухватиться за машину, чтобы не упасть, так как голова у нее закружилась. — Со мной все в порядке. Просто ударилась головой. Я хочу видеть, как выступят остальные.

На твердой земле она слегка пошатнулась и схватилась за виски. Гас вздохнул и повел жену к другой «скорой», стоящей поблизости.

— Сам справишься, Гайл? — спросил Макс, помогая Мари-Клер выбраться с пассажирского сиденья.

— Конечно, иди смотри, как финиширует Тэш. — «Кажется, Макс отличный парень, — с благодарностью подумал Гас. — У него плохо с памятью на имена, но зато он готов прийти на помощь».

— Скажи ей, что в вагоне Мари-Клер есть немного воды, в которой она может остудить ноги лошади, — добавил он.

— Я тоже иду посмотреть на Тэш, — объявила Пенни вполне нормальным голосом, а затем неуверенно направилась в противоположном направлении.

— Ты идешь со мной.

Гас крепко ухватил жену за руку и повел в сторону «скорой».

Сноб удачно сменил ногу, когда они с Тэш свернули направо у разваливающегося амбара и направились в сторону темного леса.

У Тэш было такое грязное лицо, что она едва могла видеть трассу из-за пыли на контактных линзах. Ее плечо сейчас просто пульсировало от постоянной боли, ноги из-за жмущих сапог, а опоясывающие ремни протектора для тела так сжались, что вероятность в будущем родить ребенка ставилась под сомнение. Но все же она громко рассмеялась, когда Сноб взял еще одно препятствие на краю леса, почти совсем не замедлив свой быстрый, прыгающий шаг.

Затем они снова повернули направо, поскакали по крутому берегу, выложенному торфом, чтобы смягчить каменистую поверхность, перескочили через низкие кусты и аккуратно приземлились на подушку из древесных щепок.

Тэш заморгала от внезапного сумрака. Казалось, они попали в склеп. Здесь было необычайно тихо. Слабые солнечные лучи, в которых плясали пыль и пыльца, падали на них сквозь кроны деревьев. И ослепляли Тэш, которая отчаянно старалась оглядеться и найти трассу.

Сноб яростно потряс головой, когда наездница почти остановила его, но подчинился, теперь почти полностью доверяя ей.

Тэш уставилась на три заросшие коричневые тропинки, напоминающие прожилки и пятнышки на панцире черепахи. Похоже, на всех них были следы копыт. Она просто не помнила, куда ехать дальше.

Сзади неуклюже выбирался из зарослей судья, собиравшийся указать ей направление, но Тэш уже приняла решение. Они и так уже потеряли много времени. Придется положиться на везение. И Тэш выбрала самую изрытую тропинку в центре. Вскоре они уже протискивались между замшелых веток в сторону красно-белых флажков, которые Тэш заметила между деревьями.

«Странно, — подумала Тэш, — я совсем не помню этот большой зигзагообразный забор». Что еще более странно, не было свистка, предупреждающего об ее приближении, и распорядителей, сжимающих дощечки и потягивающих кофе из термосов.

Сноб напрягся от восторга при виде нового препятствия, и Тэш отрегулировала его шаг и подтянула подпруги.

— Боже всемогущий! — прошептала она сквозь стиснутые зубы.

Барьер был намного выше, чем все предыдущие, и требовал хирургической точности. Когда она поняла это, то почувствовала, как Сноб заколебался. Затем, зафиксировав взгляд на подходящей точке впереди, между двумя толстыми стволами бука, Тэш направила коня вперед, и они прыгнули. От возбуждения у девушки перехватило дыхание.

Сейчас трасса выглядела еще более незнакомой: справа и слева были следы, и обе тропинки уводили в лес — к отмеченным флажками барьерам.

Не особо выбирая, Тэш направилась вправо, и они полетели по изогнутой вырубке, за которой последовала дорога, поросшая по бокам молодыми липами. Тэш была уверена, что, когда они проходили эту трассу с утра, в лесу не было так много препятствий.

А тем временем, в другой части трассы, Хуго пытался справиться с лошадью. Она была просто мечтой наездника во всех остальных отношениях, но панически боялась воды.

Резко затормозив в самый последний момент, лошадь отказалась пересекать канаву, по которой тек всего лишь маленький ручеек.

Лицо Хуго горело. Он уговаривал кобылу с помощью криков, шлепков, ударов поводьями и сильного удара по крупу рукой. Вряд ли это было профессионально, но Хуго уже слишком завелся, чтобы оставаться терпеливым, хотя и понимал, что это необходимо, когда имеешь дело с сильно взвинченными молодыми конями.

В результате, основательно разнервничавшись, лошадь шарахалась от всего вокруг и преодолевала препятствия огромными, неточными прыжками.

Они только что, полностью разрушив конструкцию, врезались в самую середину препятствия. Слава богу, внутрь не было встроено дерево для поддержки, но сам факт не придал уверенности кобыле и не повысил ее доверие к наезднику. Не сменив ногу на выходе из угловых ворот комплекса, она чуть не упала.

Хуго откинулся назад в седле, чтобы удержаться, поводья выскользнули из его рук. Когда ее удила освободились, лошадь попыталась понестись.

Схватив поводья, как рыболов, вытягивающий с глубины щуку, Хуго причинил боль ее рту, привыкшему только к нежному обращению Мари-Клер. Лошадь сердито и испуганно взбрыкнула, пытаясь освободиться от наездника.

Когда они с трудом прокладывали свой путь к пологому берегу и жердям, которые служили фильтром перед более трудным препятствием, лошадь дергала хвостом, раскачивала головой и металась в разные стороны, а Хуго приходилось прилагать все больше усилий, чтобы контролировать ее. Так они никогда не доберутся до финиша. Ему нужно срочно что-нибудь придумать. Через одно препятствие будет мельничный пруд.

— Можно отвести лошадь к воде, — прошептал Хуго едва слышно, — но нельзя заставить ее прыгнуть.

Тэш неслась сквозь лес. Деревья редели и перешли в скудную рощицу, залитую солнечным светом. Сноб шел подозрительно послушно.

Они ловко пронеслись над несколькими препятствиями и круто приземлились. Трое судей стояли, загружая свои складные стулья в полуразрушенный «ситроен». Они удивленно посмотрели на лошадь со всадницей, а затем заглянули в наполовину упакованные листки с номерами.

Наконец-то впереди между деревьями забрезжил свет. Теперь Тэш вспомнила этот барьер. Как там предупреждал ее Гас? «Сноб будет нервничать, так что поделись с ним уверенностью!»

— Все хорошо, любовь моя. У нас с тобой все получится, — прошептала Тэш, усевшись поплотнее в седле.

И в этот момент с полузаросшей тропинки вылетел другой всадник и повел свою большую серую лошадь к тому же препятствию.

— Прочь с дороги, идиот! — заорала Тэш, когда Сноб от удивления вскинул голову.

Другой наездник, размахивая своим кнутом, что-то дважды яростно прокричал, очевидно нечто грубое, но, к счастью, языковой барьер помешал Тэш понять слова.

Сноб, будучи французом с головы до кончиков копыт, понял смысл и понесся со скоростью ветра в направлении поляны. Серый, в пене и поту, задыхался далеко позади.

Тэш знала, что им нужно прыгнуть чисто, иначе последует ужасное столкновение. Но другой наездник, без предупреждения, все еще крича, яростно подстегнул свою лошадь, и его бедный, измученный конь начал догонять Сноба у самого препятствия.

— Чертов придурок! — прошипела Тэш сквозь стиснутые зубы. — Он убьет нас всех.

Когда Сноб подобрал свои задние ноги, изготовясь к прыжку, Тэш закричала от испуга, потому что на них опустился кнут и задел ее локоть. Сноб, покачнувшись от неожиданности, скользнул почти к основанию барьера. Его передние ноги были все еще подняты в воздух.

На ужасную долю секунды Тэш показалось, что они налетели на барьер. Она уже представила карету «скорой помощи», гуманного ветеринара, усыпляющего лошадей, слезы матери и выражение лица Хуго, говорящее: «Я знал, что все так и будет». Затем неимоверным усилием Сноб взял препятствие, и они оказались в открытом поле, залитом сверкающим, ослепительным светом.

— Вот она! — закричала Александра, подпрыгивая рядом с Максом. — Как мило, она с кем-то познакомилась у барьера. Ой, кажется, он упал. Думаете, у Тэш хорошо получается?

Макс кивнул. Он смотрел, как Тэш, улыбаясь во весь рот, взобралась на холм рядом с лесом и перелетела через живую изгородь. Подняв фонтан пыли, Сноб метнулся к последнему барьеру, тройному, составленному из телеграфных столбов с жердями, подвешенными на шинах, и перелетел через него.

Макс отступил назад, когда Тэш с криками пролетела финишную черту и остановилась только через километр.

Едва дыша, Сноб гордо погарцевал к родным и друзьям Тэш, с самодовольным, удовлетворенным выражением на умной гнедой морде, которое было под стать восторгу его хозяйки.

— Ну, разве он не прелесть?

Тэш смеялась, хлопая коня по шее и обнимая его. Затем она с трудом слезла на землю.

Макс кинулся вперед, чтобы поцеловать ее перепачканную щеку, но Александра добралась до дочери первой. Разразившись подобающим случаю восторгом, она крепко прижала Тэш к себе.

— Ты была просто бесподобна, дорогая! Мы с Беном и Антоном стояли на крыше джипа Паскаля и в бинокль Люсьена наблюдали за тобой. О, Макс, дорогой, сходи посмотри, не объявили ли еще результаты Тэш. Антон говорит…

Тэш поймала взгляд Макса поверх плеча матери.

— Я люблю тебя, — сказал он одними губами.

Она была в таком возбуждении, чувствовала настолько огромную, непреодолимую любовь ко всем, что улыбнулась и ответила:

— Я тоже.

Правда, тут же об этом пожалела.

Тэш не помнила, когда в последний раз была так счастлива. Она знала, что не выиграет: у них слишком много времени ушло на проход трассы, к тому же Хуго лидировал с большим отрывом, но ее великая победа была в другом.

Она повернулась к Снобу, который выглядел обиженным, так как его никто не поздравлял, и поцеловала его в розовый нос.

Конь недовольно отодвинулся, как маленький мальчик, которого поцеловала престарелая тетушка. Его огромные фиолетово-карие глаза, напоминающие анютины глазки, погруженные в кофе, смягчились. Тэш могла поклясться, что он подмигнул наезднице.

— Ой, слушай, — Александра вздернула голову и сразу же перестала говорить, сосредоточившись на сообщениях репродукторов. — Кажется, у Хуго проблемы.

Лошадь Хуго только мельком взглянула на препятствие «L'Etang de Moulin»[66] и решила, что лучше направиться к швейцарской границе.

Приглушенно ругаясь, Хуго развернул ее обратно к препятствию.

Оно представляло собой невысокий барьер в виде перевернутой лодки, но быстро несущийся мельничный ручей был как красная тряпка для нервной перепуганной лошади. Ручей был прозрачным, неглубоким и с безопасным дном, но при прыжке лошадь прямиком окажется в нем, не успев сначала попробовать глубину.

В обжигающем солнечном свете вода сверкала серебром. Лошадь приблизилась к ручью медленно, как десятитонный танк, взбирающийся на холм, и упрямо остановилась как вкопанная в нескольких метрах от него.

Хуго понукал ее и подгонял, щелкал языком и подбадривал и наконец закричал:

— Прыгай, глупая сука!

Но лошадь не двигалась. Хуго содрогнулся от пронзившего его воспоминания. Он надеялся, что история не повторится. Неужели он опять проиграет?

Еще один отказ, и их снимут с соревнований. Хуго со злостью решил, что ни за что не позволит глупой темпераментной кобыле выставить его на посмешище. Если она не поддается на уговоры, тогда ей придется подчиниться давлению.

Оказавшись в воде, лошадь поймет, что это не так уж страшно. Наоборот, она будет благодарна наезднику, почувствовав освежающую прохладу на своих горячих ногах и разгоряченном животе, шее и боках, пока она идет через ручей. Хуго видел много упрямых лошадей, которые были так же приятно удивлены, оказавшись в воде в жаркий день. И если правильно все рассчитать, это навсегда избавит кобылу от страха.

Он увел лошадь так далеко от препятствия, что один из судей спросил, не уходит ли он совсем. После того как вопрос повторили несколько раз, Хуго понял и покачал головой.

Он направил лошадь рысью вправо, так что ручей был скрыт до самого последнего момента зарослями бузины. Погладив влажную шею лошади, он быстро похлопал ее и расслабился в седле. Это смутило кобылу, она уже привыкла к его плохому настроению и сильным рывкам, и через несколько секунд напряжение постепенно ушло из ее спины и шеи. Взяв поводья, Хуго почувствовал испуг лошади, но снова успокоил ее, и затем, застав ее врасплох, направил вперед легким галопом. Лошадь исполнила его приказ и дико метнулась вперед, как будто ее укололи. Ее копыта внезапно врезались в землю, кобыла совершенно не понимала, что быстро движется к мельнице и ручью.

Как и ожидал Хуго, когда лошадь наконец увидела куда летит, она уже шла слишком быстро; чтобы затормозить. Она резко отклонилась влево, но сила инерции несла ее вперед, так что кобыле пришлось прыгнуть в блестящий поток.

Хуго испытал восторг чистой победы, когда они взлетели. Но уже секундой позже это чувство сменилось невероятным страхом: он понял, что приземляется отдельно от лошади.

Его прозвали Приклеенный Хуго из-за его почти кошачьего равновесия; даже в самые тяжелые моменты он оставался в седле. Хуго редко падал, но сейчас, когда лошадь изогнулась под ним, он увидел чистую, сияющую, быстро приближающуюся поверхность воды.

Падение в воду — самое неприятное из всех возможных падений в конном спорте. Хаотичное движение копыт, брызги на коже и несущаяся навстречу вода, противное ощущение холодной, грязной, мокрой одежды, промокших сапог, наполненных водой, и внезапно ставшего скользким седла.

Сидя на каменистом дне ручья, Хуго с облегчением почувствовал, что ничего не сломал. Он медленно встал и увидел, как дрожащая лошадь поднимается на ноги в нескольких метрах от него. Она так сильно отряхивалась, что Хуго ослепили брызги. Прижав уши, кобыла рысцой двинулась со съезжающим на бок седлом, высоко вскидывая ноги к дальнему берегу.

Припомнив по пути все известные ему ругательства, Хуго пошел к тому месту, где ее поймала и держала некая доброжелательная пожилая женщина.

Женщина начала выражать Хуго соболезнования, но он с каменным лицом ее проигнорировал и вырвал из ее рук чертовы поводья.

Лошадь вскинула голову и попятилась, ее глаза сильно вращались от страха. Когда Хуго приблизился, она нервно захрапела и отпрыгнула, чем разрушила его планы засунуть ногу в стремя. Каждый раз, когда наездник подходил, она делала шаг в сторону, раздувая ноздри. Она вся дрожала, ее мокрые бока тяжело вздымались, а мокрый хвост представлял собой тонкую, клочковатую черную веревку.

— Иди сюда! Ты, глупая корова! — прорычал Хуго, с силой рванув за ее удила, холодная ярость унижения сковала его спину.

Кобыла резко метнулась назад и встала на дыбы, снова закружившись, но в этот раз она уткнулась в стену брошенной каменной мельницы и оказалась в ловушке. Воспользовавшись моментом, Хуго сдвинул седло в центр и впрыгнул в него.

— Отлично, пора преподать тебе урок, старая тварь, — прорычал он, схватив поводья с такой поспешностью, что лошадь снова начала пятиться к ручью.

— Месье!

Краснолицый судья подбежал к нему с беспокойным видом.

— Меня сняли? — рявкнул Хуго, прежде чем тот успел что-либо сказать.

Лошадь кружилась под ним.

— Месье?

— Я спрашиваю: меня сняли? Сняли? — Он вытер пот и текущую с его шлема воду. — Боже, здесь что, все придурки?

— А, поп, monsieur. Continuez si vous voulez,[67] — судья нервно улыбнулся. — Mais je pense…[68]

— Спасибо, — коротко сказал Хуго и с такой силой сжал бока лошади ногами, что она заржала.

Хуго вспомнил о своем позоре в Бадминтоне, и внезапно ему стало наплевать. Там он тоже сначала лидировал. Но тогда он не допустил такой банальной ошибки, как падение в воду.

Он никогда не забудет тот восторг, который испытал в Бадминтоне, когда подъехал к последнему спонсорскому препятствию. Казалось, одна секунда отделяла его тогда от победы. Он по полной использовал действия коня, на пределе сил и безумно рискуя. Но в этом всегда был секрет его успеха. Именно поэтому пресса и зрители считали его неотразимым. Опасность всегда возбуждала его.

Но в тот день случилось немыслимое. К удивлению зрителей и к радости соперников, его конь просто встал перед последним препятствием и отказался продолжать. Журналисты потом писали, что животное было измотано до предела, но это не правда. Оно просто потеряло веру в своего наездника и решило его унизить.

В тот момент Хуго ушел, удивленно и разочарованно пожав плечами и сочувственно похлопав коня по шее. Позднее, вдалеке от камер, он вышел из себя и сорвался. Он тогда словно обезумел. Конь больше никогда не будет участвовать в скачках.

Этого приступа ярости Хуго так и не смог себе простить, именно после этого случая он и решил бросить спорт.

Но сейчас не было ни обжигающей ярости, ни дикого, буйного гнева. Одно лишь ледяное спокойствие.

Направив лошадь вправо, он легким галопом повел ее к следующему препятствию.

Но не тут-то было. Кобыле уже надоели злобное принуждение этого человека, его грубые руки, бьющие пятки и мускулистые ноги-тиски. И лошадь решила избавиться от наездника. Осмотревшись, она обнаружила слева за полем с подсолнухами сияющие крыши вагонов для лошадей. Там ее ждет конюх с готовой соломой и конфетками в карманах. Кобыла приняла решение. Наклонив голову вперед так сильно, что Хуго оказался на ее шее, она понеслась, врезавшись в высокие желтые цветы.

Хуго издал удивленный вопль и сполз обратно в седло. Прежде чем у него появилось время подумать, они неслись на сумасшедшей скорости сквозь густо посаженные подсолнухи.

Толстые щетинистые стебли хлестали Хуго по ногам, цветы-дубинки колотили по рукам. Он потерял стремя. Мокрые поводья выскальзывали из рук, он отчаянно пытался ухватить их. Хуго мотался по мокрому седлу, как шлюпка по морю в десятибалльный шторм.

В отчаянной попытке остановить несущееся, взбесившееся животное, Хуго применил прием, который, как он знал, был очень жестоким. Он наклонился из липкого седла на свое единственное стремя, как игрок в поло, тянущийся за мячиком на расстоянии, схватил одну сторону удила и потянул его со всей силой, на которую был способен.

На долю секунды лошадь резко отпрянула влево и почти остановилась. Затем ремешок на ее уздечке на морде лопнул, и трензель, пройдя сквозь ее рот, упал в руку Хуго, тяжелый и бесполезный. И лошадь снова понеслась.

Хуго схватился за гриву, чтобы не оказаться под копытами.

Прежде чем Хуго успел понять, что происходит, седло угрожающе съехало на один бок и он повис. Проносящиеся мимо подсолнухи колотили по нему, одна рука отчаянно сжимала ремень мартингала.

— Дерьмо!

Площадка с вагонами для лошадей быстро приближалась. Хуго пытался вытащить ногу из стремени, сейчас он уже висел на уровне коленей лошади, так чтобы можно было свободно упасть, но из-за его предыдущего маневра нога крепко застряла. Он сильнее толкнул седло, но оно не поддалось.

Висящие поводья упали и теперь тащились за лошадью. В любую минуту ее быстрые копыта могут запутаться в них, и тогда она рухнет прямо на него. Кажется, цветки подсолнухов уже сделали гравировку на спине Хуго. Один цветок попал в его развивающийся жилет с номером и остался там, другой застрял между сапогом и стременем. Листья были повсюду.

Хуго чуть не плакал. Он сейчас ввалится в толпу других соревнующихся таким позорным образом и абсолютно не в силах этому воспрепятствовать.

Тэш оставила болельщиков слушать новости по громкоговорителю и пошла со Снобом к вагону Антона. Какая-то девушка одиноко рыдала у небольшого трейлера, ее лошадь держала на весу одну ногу, которая раздулась до размера мяча для регби; ее обследовал ветеринар. Рядом парнишка с перевязанным запястьем так орал на своего конюха, как будто именно тот был виноват в его поражении. Но Тэш никак не могла спуститься с небес на землю. Она никогда еще не была так возбуждена.

— И все это благодаря тебе, Фосси Ноооб!

Она почесала мокрую гнедую шею Сноба и подергала его длинные широкие уши. Гнедой с благодарностью вздохнул и ткнулся в нее мордой.

Тэш лишь вполуха слушала, как громкоговоритель продолжал с вдохновением перечислять неудачи Хуго. Она распрягла Сноба, вытерла его уставшие ноги, утерла пот и пыль с его красновато-коричневой кожи.

Сноб, как будто понимая, что у хозяйки болят плечи и гудит голова, почти совсем не проказничал, а стоял смирно, как скала, и только тихо жевал пряжку своей попоны.

Вскоре боль возродилась с такой силой, что Тэш уже не могла ее терпеть. Она сползла на помост вагона. Через несколько минут вернется Макс с новостями о счете. Ее голова гудела. Затем Тэш поняла, что это происходит от внешнего источника.

Обернувшись, она увидела лошадь без всадника, вылетающую с соседнего поля с подсолнухами на ужасающей скорости. Ее шерсть была темной от пота, уздечка висела, как мертвое насекомое на ее перепуганной морде.

Когда лошадь приблизилась, Тэш поняла, что наездник с опасностью для жизни свисает сзади лошади. Он держался из последних сил, шлем съехал ему на нос, и повсюду торчали цветки подсолнухов. Загадочную фигуру наездника было трудно узнать.

Тэш неловко встала, заслонив глаза от солнца рукой. Конюхи и наездники бежали к лошади, но она неслась слишком быстро. Отклонившись в сторону, чтобы ее не поймали, она проскочила между двумя трейлерами, опрокинув ведра, и ударила свой украшенный цветами груз о боковое зеркальце. Наездник застонал. Тэш моргнула от удивления. Она узнала этот возглас недовольства, она слишком часто его слышала.

Лошадь прорвалась сквозь людскую цепь и резко обогнула покосившуюся палатку с туалетом, почти скинув Хуго на это малопривлекательное строение. Затем она игриво посмотрела на распорядителей и направилась в сторону вагона Антона и тихо ржущего Сноба, которого сильно удивила подобная картина.

— Ради всего святого, надеюсь, у нее не течка, — пробубнил Хуго, взглядывая из-под своего съезжающего шлема и отчаянно пытаясь вытащить ногу из стремени.

Но, несмотря на призывные взгляды Сноба, лошадь продолжала скакать. Она пронеслась мимо и резко повернула влево, затем выдала серию мощных взбрыкиваний и запустила своего наездника вверх, как ракету, нацеленную на Саудовскую Аравию.

Но Хуго так далеко не долетел. Он приземлился прямо возле ног Тэш.

Посмотрев снизу вверх на ее изумленное лицо, Хуго усилием воли сдержал крик боли. Он просто улыбнулся красивой девушке, стоявшей над ним, и рассмеялся.

— Ты меня просто сразила наповал, Тэш, — он отодвинул в сторону свой шлем и широко улыбнулся сквозь густые ресницы, мокрые от слез, — не смог устоять перед тобой.