Тэш проснулась вся в поту, наполовину сползя с кровати. Каким-то образом ее простыня оказалась на другом конце комнаты.
Что же ей снилось? Она покосилась на свои часы, но не смогла сфокусировать взгляд.
В висках стучало. Не надо было пить столько вина. У Тэш было чувство, что она сделала вчера что-то постыдное. Плакала? Нет, кажется, не плакала. Упала в обморок? Вполне возможно. Пела «Дом восходящего солнца», стоя на голове? Сомнительно. Она обычно приберегала подобный номер для вечеринок игроков в регби.
Тэш заметила тонкие полоски холодного белого света, сочившегося сквозь жалюзи. Видимо, раннее утро.
«Я встану и отправлюсь на длинную прогулку, займусь спортом и начну новую жизнь» — приняв это решение, Тэш тут же заснула.
Зазвонил дверной звонок.
За дверью стоял Хуго.
Не говоря ни слова, он наклонил свое красивое лицо и поцеловал ее в губы с волшебной нежностью.
— Тэш, дорогая, проснись, уже половина одиннадцатого.
Тэш прищурилась и вернулась в реальность. У ее кровати стояла Александра и держала чашку чая.
— Должно быть, ты очень устала вчера вечером. Даже легла спать в одной туфле.
— О боже, мама! — Тэш потянулась за отброшенной простыней. — Я была пьяная.
— Это точно. — Александра засмеялась и исчезла за дверью. — Завтрак внизу. София и остальные появятся только к обеду.
Тэш отхлебнула чаю и лениво потянулась, скинув туфлю. Сейчас нельзя переживать из-за того, как она вела себя вчера вечером. Тэш все еще чувствовала себя замечательно тепло и сексуально от прикосновения Хуто во сне. Она закрыла глаза и оживила в памяти поцелуй.
Но эйфория продолжалась недолго.
Когда Тэш, пошатываясь, вошла в кухню в надежде получить здесь крепкий кофе, круассаны и какую-нибудь английскую газету, то обнаружила вместо этого лишь половину грейпфрута, Паскаля и наполовину собранную сбрую.
— Как же это делается? — нетерпеливо простонал отчим, пытаясь присоединить ободок к удилу.
— Дай, помогу. Нужна уздечка. — Тэш начала собирать вместе мягкие, толстые полоски кожи.
— Ты уже… э… recuperet.. э… оправилась от вчерашнего?
— Э… да. Вроде бы. А что я вытворяла?
— Ты пела «Дом……. э… quelque chose…[12] и стояла на голове. Затем ты расплакалась и потеряла сознание.
— На самом деле? Боже!
— Александра сказала, что это я виноват, что-то не то приготовил.
Паскаль фыркнул.
— Ну… у меня очень нежный желудок.
— М-м-м. — Паскаль начал стучать пальцами по столу. — Я достану selleдля твоего коня.
Он хихикнул, вскочил и выбежал из кухни.
Трясущимися руками Тэш налила себе чашку кофе и задумалась: а стоило ли Великобритании присоединяться к Европейскому сообществу?
Чуть позже она стояла у деревянной перегородки и смотрела на оскаленные зубы своего нового дареного коня, держа в руках его «selle» (оказалось, что так по-французски называется седло). Гнедой смотрел на нее презрительно. Паскаль несколько раз называл ей его имя, но Тэш так и не запомнила.
— Я буду звать тебя Снобом, мой французский друг.
Конь презрительно фыркнул в ответ.
Она надевала на него сбрую добрые пятнадцать минут, уворачиваясь от укусов и ляганий копытом. Тэш пришла в отчаяние. Она уже очень давно не ездила верхом и, наверное, даже не сможет вставить ногу в стремя.
Почувствовав ее неуверенность, Сноб потащил девушку в сторону; его красные глаза горели демоническим огнем.
Снаружи, на ступенях дома, сидела Полли, одетая как скво.
— Хау, — сказала она, приветствуя Тэш на индейский манер.
Тэш слишком нервничала, поэтому только мрачно улыбнулась в ответ.
— Какая у тебя большая cheval![13] — закричала Полли.
— Что? Ах да.
Сноб кружился вокруг Тэш. Казалось, что седло слишком высоко. И, скорее всего, даже если она и подпрыгнет так высоко, чтобы достать, то перевернется и упадет с другой стороны. Пока Тэш размышляла, Сноб смотрел на нее с французской неприязнью. Он выглядел как лис — рыжеватые уши дергались, хвост на конце был соломенно-желтый.
Тэш почувствовала, как внутри нее возрождается безмерная любовь к лошадям.
— Хорошо же, снобистский лис. — Нет, это не звучит. — Рыжий Сноб. Нарекаю тебя этим именем и благословляю тебя и всякого, кто опустит на тебя седло.
И с ловкостью, поразившей ее саму, Тэш запрыгнула на лошадь.
Сноб (хотя он оставался в полном неведении относительно того, что это его новое имя) был крайне раздражен, лишившись законного развлечения — наблюдать, как на него пытаются взобраться. Глубоко обиженный, конь встал на дыбы и скинул Тэш.
— Tu tombes![14] — закричала Полли.
Она смеялась так громко, что тоже скатилась со ступеней на землю. Появилась Александра и стряхнула пыль с рыдающей маленькой скво.
— Как ты, дорогая? — спросила она у Тэш.
— Просто… потрясающе. — Тэш потерла спину.
— Где-то через час Паскаль собирается показать тебе виноградник.
И Александра снова исчезла в доме.
Тэш потребовалось ровно пятьдесят пять минут, чтобы снова взобраться на Сноба. Он применил все уловки, описанные в специальной литературе. Кружился вокруг, вставал на дыбы, кусался, убегал прочь и даже ложился на землю. В качестве завершающего смертоносного удара конь прижал Тэш к стене, о которую она старалась опереться, чтобы залезть на него.
И только в тот момент, когда Паскаль вышел во двор сказать, что будет готов через полчаса, только тогда Сноб стоял смирно, как старый велосипед, пока Тэш садилась верхом.
Они быстро проехались по маленькому загону, споря по каждому поводу. Тэш хотела ехать медленно, Сноб предпочитал галоп. Тэш хотела повернуть налево, а Сноб — направо. Затем, решив, что на сегодня хватит, конь снова уверено скинул Тэш на землю. А потом бегал вокруг нее, высоко задирая голову и не даваясь в руки.
Когда Тэш наконец завела перевозбужденного гнедого и стойло, она была вся в синяках и чувствовала себя подавленной и униженной.
Ей хотелось пойти в душ, чтобы смыть пот и грязь и успокоить ноющее тело. Но вместо этого пришлось залезть в ревущий джип Паскаля и на сумасшедшей скорости отправиться смотреть виноградники и старые погреба.
На границе поместья им пришлось в облаке пыли съехать в ров, чтобы дать дорогу красному «пежо». Взбираясь обратно на сиденье, Тэш на мгновение увидела в проносящемся мимо автомобиле волосы цвета черепахового панциря. С болезненной уверенностью она поняла, что это был Хуго Бошомп.