Лагерь у Мельницы 16/4 феврали 1855 г.
Перемена лагеря, которая должна была состояться 11 февраля, замедлилась, вследствие дурной погоды, дождей, холода и снега. Она произошла только третьего дня 14/3.
Генерал Форе простился с нами самым лестным приказом и мы без всякого сожаления покинули грязную местность, которую занимали более 4-х месяцев.
Утром в 8 часов, при мягкой, но пасмурной погоде генерал де Фальи предупредил меня, что я должен сопровождать его верхом, так как он хотел быть на месте нового лагеря на несколько часов раньше своей бригады и добиться от английского отряда, занимавшего еще своими палатками предназначавшуюся нам местность, совершенного очищения её к 2-м часам.
Дорогой мы беседовали; генерал относился ко мне благосклонно, а я выслушивал его с уважением, подобающим высшему начальнику. Вдруг он меня спросил.
«Ваш полк состоит ли в комплекте и все ли ваши посты присоединились к нему?»
«Недостает одной роты, отряженной к монастырю Св. Георгия».
«Почему же она не была снята?»
«Главный штаб не прислал приказания».
«Следовало распорядиться самим её возвращением, не ожидая приказа, так как у вас не было времени составлять его. Знайте и запомните хорошенько. Когда вы полагаете, что-либо полезным или необходимым, и если не имеете времени составить приказ, следует взять инициативу этого на свою прямую ответственность. Если вы ошиблись, тем хуже для вас, вы понесете кару, если же сделали удачно, не ожидайте, чтоб вас похвалили за это. Даже более, когда вы известились о причине, вызвавшей приказ, когда вам будет предложено к достижению известная цель, не раздумывайте, если заметите, что приказание не было исполнено в духе, диктовавшего этот приказ, и если есть неотложность, пользуйтесь именем вашего полкового или даже и бригадного командиров, чтоб поставить дело в лучшее положение. Вы отдайте затем отчет начальнику, авторитетом которого действовали в том, что вы предписали его именем. В таких случаях хотя вы рискуете быть строго порицаемым, без надежды на поощрение, но будете удовлетворены исполнивши свой долг. Избегайте докучать своему начальнику, приходя к нему во всех случаях за распоряжениями или инструкциями по всем неважным подробностям; оставляйте их на свой риск и ответственность, и вам может быть будут благодарны за инициативу. Сейчас я пошлю вас к английскому генералу, командующему войсками, еще занимающим местность нашего нового лагеря, с поручением получить от него формальное обещание очистить местность до прихода бригады. Вы знаете обидчивость англичан, уважение, которое они требуют от своих подчиненных и их медленность, когда дело идет о движении. Приготовьте заранее средства достичь цели. Я буду ждать вас у Мельницы. Если вы успеете, тем лучше, если же нет, вы мне точно докажете, что передавали им и что получили в ответ, и я не замедлю высказать, если понадобится, что вы дурно сообщили им мои намерения и вновь обращусь с просьбами к ним в уважительном тоне, так как желаю достичь цели. Одним словом, вы будете служить пробкою между мною и ими. Постарайтесь понять меня… а теперь отправляйтесь…»
Я оставил начальника немного озадаченный и отправился к английскому генералу, которого нашел прекрасно устроившимся в бараке. Спустя полчаса, я возвратился к генералу де Фальи и с довольным видом доложил ему, что местность будет освобождена к часу пополудни.
Генерал ушел, сказав мне, что приглашен на завтрак и что сожалеет, что не может привести и меня с собою.
Было около 11 часов, и я направился к лагерю зуавов, с надеждой найти у одной из маркитанток кусок хлеба и еще что-нибудь.
«А, милейший капитан, у вас чутье. — Оборачиваюсь и вижу полковника Клерка, который прибавил протягивая мне руку. — Надеюсь вы будете завтракать со мною».
Я последовал за ним в большую французскую палатку, где встретил генерала де Фальи… Прелестно убранный стол… 14 приборов… роскошный завтрак!.. (до сих пор у меня текут слюни!)
Полковник Клерк получил от Шеве, вполне приготовленный завтрак, каждое блюдо в ящике из белой жести хорошо запаянной, и достаточно было их разогреть, опустив в кипяток; только одна индейка с трюфелями потребовала особого поджаривания её в лагерной кухне. Вина бордоские, бургонские и шампанские, даже тарелки, блюда, стаканы, всё было заделано в одном ящике и пришло прямо из Парижа… Этот княжеский подарок был сделан полковнику зуавов одним из его друзей.
В половине второго генерал де Фальи и я сели на лошадей и отправились встречать бригаду и устраивать ее на местности английского лагеря, очищенной не более, как четверть часа тому назад. Этот лагерь поставлен на плоскогорья, где происходило Инкерманское сражение, в 500 метрах впереди местности у Мельницы и в 100 метрах от почти отвесных вершим гор, господствующих над долиной реки Черной. Местность сухая, каменистая, с легким склоном, но без воды. Это рай в сравнении с местом, которое мы покинули, зато оно более удалено от Камышей, и сюда труднее будет доставлять запасы, а потому можно бояться, что раздача хлеба и мяса будет происходить еще реже прежнего. Как бы то ни было, все довольны, и так как не холодно и нет дождя, все веселы и ставят палатки с песнями.
Сзади, в нескольких сотнях метров, на нашем левом фланге английский лагерь, на правом на параллельной линии с вершинами 97-й пехотный полк, правее его и на той же линии дивизия Дюлака и наконец 2-я бригада (де Моне) за 97-м полком.
С высоты вершин перед нами открывается русская батарея, устроенная на высотах, господствующих над правым берегом Черной. Эта батарея послала много залпов в солдат, которых любопытство вызвало на возвышенные пункты перед нашим лагерем, и из всего одно лишь ядро могло достигнуть высот и докатиться до наших палаток. Но это плохо, необходимо солдату, чтоб хорошо отдохнуть, не быть обеспокоенным и не бояться никакого снаряда. Генерал отдал приказание сделать бруствер между вершинами горы и лагерем, чтоб последний был закрыт от этих случайных выстрелов, а старые служаки по этому поводу окрестили эту русскую батарею названием «Пустышка» (Gringalet).
С высшей точки местности, нами занимаемой, виден русский лагерь к северо-востоку от Балаклавы. Это корпус генерала Липранди, который прибыл 4–5 дней тому назад, для вступления в прежние позиции, которые оставил во время глубокой зимы. Ему приписывают некоторые недоброжелательные намерения против Балаклавы.
Наш добрый и славный полковой командир Лабади опять нас оставил, отправившись в Константинопольский госпиталь, так как раны его вновь раскрылись. С глазами полными слез, он сказал нам «до свидания». Подполковник Поз д’Ивуа принял командование полком.
Палатка генерала де Фальи поставлена левее и несколько позади палаток полка; он приказал разбить мою палатку с таким расчётом, чтоб я мог слышать его призывный голос.