Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг.

72

Кинбурн 7 декабря/26 ноября 1855 г.

Я поступил в лазарет 2-ой дивизии 16/4 августа, и в госпиталь русского посольства в Константинополе 17/5 октября, а 18/6 ноября сел на «Ментор» судно императорского почтового общества, чтоб отправиться на свой пост в Кинбурн через Камыш. Три месяца отсутствия!

Переезд из Константинополя в Камыш совершился не при благоприятных условиях.

В день отъезда море бушевало и ветер переходил в бурю.

Нам пришлось употребить четыре часа на переезд через Босфор. Войдя в Черное море, мы испытывали ужасную качку; громадные волны били через борт и сносили всё что не было хорошо прикреплено. Стоять было невозможно и я должен был лечь, впрочем более из опасения ушибиться о перегородку моей каюты, чем с целью избежать морской болезни.

Порою волны заливали судно совершенно и никто не был в безопасности.

Наконец утром 20/8 мы прибыли в Камышевую бухту; я не заставил просить себя поскорее выйти на берег и поступил на иждивение 94 полка, расположенного на морском берегу.

Здесь я нашел в большом деревянном бараке добрых товарищей, оказавших мне сердечное гостеприимство и снабдивших меня, ввиду предстоящего спанья на земле, хорошей бараньей шубой и двумя одеялами.

Завтракал в одном из ресторанов Камыша, полбутылкой довольно хорошего вина, бифштексом с хлебом, яблоками в соусе, голландским сыром и сухим пирожным. Стоимость всего 8 франков.

Затем отправился осматривать Камыш. Это уже не прежний Камыш, а настоящий город с деревянными домами в один этаж, построенными по плану, утвержденному городским управлением. Улицы его носят, на прибитых к домам дощечках, надписи: Наполеона, де Лурмель и проч.; гостиницы называются: отель Малахов, Победы, Черная, — кафе и рестораны названы: кафе Трактира, Инкерманский ресторан и проч. Промышленники, содержащие эти заведения, спешат нажиться, так как завтра армия может сесть на суда, и всё то что не будет обращено в деньги из запасов, пропадет.

Перед вечером случайно встретил капрала с №95-м на кепи и узнал от него, что три роты, составляющие наше небольшое депо, размещены недалеко от старого лагеря у Мельницы. Эти новости были драгоценны для меня, так как все мои вещи находятся или должны находиться в малом депо, а для меня главная задача теперь состоит в разыскании их.

Обедал в ресторане Золотого Рога, с прибавкою против меню завтрака, супа и вареной говядины, ценою за всё 12 франков.

На следующий день отправился в малое депо и обошел все наши старые лагеря, найдя их в том же положении, в каком оставил.

Офицеры трех рот 95 полка оказали мне прекрасный прием, и я у них завтракал.

Все мои вещи были хорошо сохранены и я успел к тот же день перенести их в барак 94 полка. Только моя строевая лошадь взята была в ремонт, другая же арабской породы оказалась хромою от полученной одновременно со мною раны у Трактира.

Оставляя своих товарищей по депо, я посетил моего старого полкового командира — Лабади. Произведенный в генералы и назначенный командующим частью во Франции, он настаивал, несмотря на свой 61 год, получить бригаду в Крыму, и Император не мог отказать ему в этом последнем желании, и Лабади, немного спустя после взятия Малахова, возвратился в Крым. Он оставил меня без отговорок обедать и любезно предложил мне для возвращения в Камыш, одну из своих лошадей и вестового.

Мне пришлось в Камыше ожидать отхода судна в Кинбурн, и только 26/14-го я мог сесть на «Зуава» небольшой английский пароход, нанимаемый французской администрацией.

Это плохое небольшое судно должно было перевезти в Кинбурн лишь 200 баранов и 80 быков, и вовсе не было приспособлено для пассажиров, однако интендантство посадило на него, не предупредив капитана, двух офицеров поручика Касань и меня, и 55 солдат, выпущенных недавно из лазаретов и назначенных в 95 полк. Капитан, не имея в виду перевозки людей, не успел запастись свежими припасами, и нам пришлось удовлетворяться сухой морской пищей.

Интендантство положительно следует переформировать и дать ему совершенно новую организацию.

«Зуав» должен был отплыть 27/15-го, но в минуту поднятия якоря, он получил приказ выждать, чтоб взять на буксир деревянное судно с 12 человеками инженеров и материалом, назначенным для Кинбурнской крепости.

Наконец 29/17 ноября мы покинули Камыш.

Во время отхода судна, море было довольно спокойно, но вечером, южный ветер превратился в шторм и скоро я должен был лечь в койку, чтоб не быть выброшенным за борт.

В час утра, капитан парохода на довольно плохом французском языке сообщил мне, что судно которое находится у нас на буксире, делает страшные скачки, и что он рискует быть разбитым и уничтоженным им, а потому просил моего позволения обрезать буксир, привязанный к судну, понятно, я отвечал, что не имею никакого права давать ему такие приказания, и что ему принадлежит инициатива всех распоряжений, вызываемых обстоятельствами.

Спустя полчаса, вследствие увеличившегося волнения, буксирный трос был разрублен топором, и мы освобожденные поплыли далее.

Деревянное же судно начало управляться само, и скоро мы потеряли его из виду.

Утром около 11 часов ветер стих, и хотя море было неспокойно, но мы уже находились в нескольких километрах от Кинбурнской крепости.

Вдруг, после движения вперед, машина пришла в бездействие и мы сразу остановились, а в пароходе показалась течь. Выскакиваю наверх и вижу что «Зуав» сильно накренился. Наш капитан пропустил вход в устье Днепра, который очень затруднителен и мы сели на песчаную мель в двух или трех километрах от берега.

Положение было не шуточное… Мои люди, сидевшие верхом на снастях, казались очень неспокойными, а шутки которые я строил по случаю такого происшествия, не вызывали улыбок.

Мы находились в таком положении весь остаток дня и всю следующую ночь, имея у себя много сухарей и очень мало воды для питья. К счастью море успокоилось и нам оставалось только страшиться русских пушек Очаковской крепости.

Командир флотилии, стоящий на якоре в устье Днепра, решился наконец на следующий день 1 декабря (20 ноября) послать канонерку на помощь пассажирам, находившимся в томлении на судне, которая и взяла всех нас на свой борт, а «Зуав» был брошен, и вскоре затоплен волнами; впрочем и люди успели спасти свои вещи, скот же погиб.

На другой день 2 декабря (21 ноября) я вышел на берег, испытав истинное чувство счастья попасть в среду своих товарищей, прием которых и особенно моего полкового командира растрогал меня.

В ночь с 2/21-го на 3/22-е число термометр почти сразу упал на 8° ниже нуля и мой отряд не мог быть высажен. Затем холод усилился и только 5 декабря (24 ноября) можно было достичь берега по льду.

Что касается деревянного судна, которому мы предоставили свободу во время бури, то оно оказалось счастливее нас и пришло на место без аварии 1 декабря (20 ноября).

В трех километрах от оконечности Кинбурнской косы находится крепость Кинбурн, рвы которой наполненные водой, составляют при помощи шлюзов сообщение моря с рекой.

Крепость имеет вид полигона из шести бастионов и устроена из песка с каменной одеждой. Бруствера её не могут поэтому представлять какого-либо серьезного препятствия и достаточно нескольких гранат чтоб их разрушить. Ширина полуострова у крепости не превышает 150 метров. На расстоянии 1200 метров от неё к перешейку, находится небольшая обитаемая рыбаками, деревня Кинбурн с таможенным постом. Эта деревня оказалась почти совсем выжженной русскими в день высадки отряда генерала Базена; остались лишь несколько полуразрушенных лачуг и дом начальника таможни, обитатели же деревни все удалились во внутрь страны.

Полковник Даннер приказал вырыть траншею в 400 метров длины, преграждающую полуостров во всю его ширину, на расстоянии 100 метров от крепостного вала.

Эту то песчаную косу, поверхностью не менее 100 гектаров мы и занимаем. Наш правый фланг защищен морем, а левый — Днепром, фронт же траншеей, которая обстреливается тремя плавучими батареями, бросившими якорь в реке.

Нас охраняют две роты пикета, поставленные позади траншеи и всегда готовые взяться за оружие; эти роты снабжают также людьми передовой пост, устроенный в таможенном бараке, в 500 метрах от крепости на берегу моря.

Наше военное положение в настоящее время не вполне плохо, и мы можем только бояться, что лед скоро приобретет достаточную толщину, для того чтоб неприятельская колонна могла перейти реку. Флотилия уже не может более двигаться и весь Днепр, похожий на большое озеро, вследствие разлива и медленности течения, замерз почти во всю свою ширину.

Напротив нас на правом берегу реки, на расстоянии около 8 километров видна крепость Очаков, которую русские взорвали на другой день по сдаче крепости Кинбурн; однако при помощи наших подзорных труб, мы отличаем несколько русских рот, занимающих город.

Нам известно, что полк казаков находится впереди нашего фронта на левом берегу, так как патрули его подходят временами для рекогносцировки к нашей линии, но нескольких выстрелов достаточно было до сего времени, чтоб заставить их удалиться.

Главный штаб, 2-й и 3-й батальоны 95 полка, отряд артиллеристов и сапер помещаются в крепости и занимают здания, служившие казармами для русского гарнизона. Полковник поместился в покоях генерала Кохановича, офицеры же в полуразрушенных комнатах, занимавшихся русскими офицерами.

1-й батальон стоит отдельно в деревне, занимая лачужки рыбаков ко избежание пожара. Офицеры находятся не в меньшем затруднении. Батальонный командир и я поместились в доме начальника тамошни.

Меблировка состоит из трех столов и десяти стульев, с печью в столовой. В кухне имеется очаг-калорифер из кирпича (лежанка), на котором дозволяется спать нашим вестовым.

Конечно это не отель русского посольства, который я только что покинул, но несмотря на малый объем комнаты, она во сто раз предпочтительнее лучшей палатки, особенно во время зимы.

3 ноября/22 октября три морских офицера и три офицера 95-го полка в сопровождении двух вестовых, захотели воспользоваться хорошей погодой, чтоб настрелять несколько дичи в солончаковых болотах, находившихся в двух километрах перед траншеей.

По случаю очень густого тумана, наступившего внезапно, они уже решили возвратиться в деревню, как вдруг, увидели себя окруженными многочисленными всадниками. Столпившись в кучу, они приготовлялись пробить себе дорогу при помощи своих охотничьих ружей, но русский полковник на прекрасном французском языке, крикнул им: «Умоляю вас, господа, не стреляйте, даю вам честное слово, что вы окружены четырьмя эскадронами казаков».

Наши товарищи сдались военнопленными и были отведены в Николаев. Им позволено было написать нам о себе, и мы узнали, что они сделали путь каждый сидя верхом на орудии, и что полковой командир Лубанинский был очень приветлив с ними.

Эти сведения были для нас ценны, так как по ним мы заключили, что имеем перед собою целый полк казаков и батарею.

Завладев фортом, мы нашли на морском берегу очень большой запас дров, к которому присоединили два значительных плота с лесным строительным материалом, захваченным двумя канонерками, при рекогносцировке реки. Несмотря на этот большой запас, необходимо будет беречь дрова, так как по рассказам, зима в Кинбурне гораздо суровее чем в Крыму.

Вчерашнюю ночь 6 декабря морской термометр опустился на 12° ниже нуля.

Маршал Пелисье прислал нам каждому пальто, штиблеты на бараньем меху и деревянные башмаки, следовательно, теперь мы в состоянии противостоять всем суровостям дурного времени года. С другой стороны, полковник послал офицера в Константинополь, чтоб сделать там все необходимые покупки для экипировки офицеров и снабжения их кухонными принадлежностями. У нас есть всё и наступающая зима, на этом пустынном морском берегу, пройдет в лучших материальных условиях, нежели в предыдущем году.

Однако, боюсь, что наши сообщения с Камышом и Константинополем будут часто прерываться льдом; не беспокойтесь же, если не получите от меня несколько недель писем.