Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг.

64

Походный лазарет 2-ой дивизии 21/9 августа 1855 г.

Раны мои не представляют теперь чего-либо более беспокойного против первого дня.

Всякое утро доктор Феликс проходил мимо моей кровати, не останавливаясь, и обращался к раненым, которых считал выздоравливающими, но сегодня, когда он шел мимо, я обратился к нему с веселым предложением пойти половить рыбу при помощи червей из моей раны, на что он рассмеялся и остановившись осмотрел меня, прозондировал рану и затем велел обмыть и перевязать ее лазаретному служителю, что и было необходимо сделать. Этот доктор прелестен. Его лазарет имеет сейчас более 500 раненых, но у него только два хирурга для помощи. В сутки он отдыхал только 4 часа; ест, делая перевязку своим больным, и чтоб не терять времени, беззаботно кладет свой хлеб и мясо на постель раненых. Первая эвакуация в Константинопольские госпитали происходила третьего дня, для другой на завтра сделаны приготовления, после чего у него будет более времени для посвящения его раненым.

Сейчас у меня нет лихорадки, я страдаю не сильно и могу без особой усталости рассказать о сражении 16/4 августа.

Вечером 15-го офицеры и солдаты весело отпраздновали тезоименитство Императора, обедом изобильнее обыкновенного, однако все легли в 10 часов, и в нашем лагере наступила полнейшая тишина.

В 10¹/₂ часов меня позвал генерал.

«Прочтите это». Сообщение из главной квартиры командующего войсками предупреждало, что по объяснениям, присланным генералом д’Алонвиль, находившейся в стороне Байдарской долины, необходимо назавтра ожидать наступления неприятеля.

Подобного рода предположения появлялись так часто в продолжении последних 12–15 дней, что им перестали верить. Генерал Гербильон ограничился распиской на сообщении о прочтении бумаги, и отсылкою её генералу Фашё, который также расписался и послал ее генералу де Фальи.

«Какое будет приказание Вашего Превосходительства?»

«Что же я могу сказать, когда начальники дивизий не делают распоряжений, — отвечал он мне с сердитым оттенком, но потом просветлев сказал: — Отправьтесь в бригадный лагерь и предупредите, чтоб все люди были одеты, обуты и готовы взяться за оружие при первом сигнале, и чтоб кофе был готов за час до рассвета».

В полночь я вернулся в свою палатку.

В 3¹/₃ часа утра батальон, бывший ночью в прикрытии сзади моста, оставил свой пост и возвратился по обыкновению в лагерь после того, как последний кавалерийский разъезд сообщил ему, что в долине всё обстоит благополучно.

Командир этого батальона Джакоби, не сходи с лошади, подъехал к палатке генерала:

«3-ий батальон возвратился, всё обстоит благополучно, ваше превосходительство».

В эту минуту, бум… пушечный выстрел!

Генерал выбегает из своей палатки.

«На коня! — сказал он мне, — а вы, господин командир, велите своим людям завтракать и сейчас же отправляйтесь к мосту».

Затем, проезжая галопом мимо палатки полковника, закричал: «Ведите своих два первых батальона к мосту».

Довольно густой туман мешал нам видеть отдаленные предметы, но по приходе нашем на господствующие над обводным каналом высоты, туман сделался меньше, и мы могли видеть на правом берегу реки всю русскую армию.

«Более 20 тысяч человек», — сказал мне генерал.

«И столько же в колоннах по дороге на Мекензиеву гору», — отвечал я.

«Поезжайте скорее, отыщите мою артиллерию».

Я отправился…

Все артиллерийские лошади были в отсутствии, находясь в 3 часа утра на водопое. Однако я успел воспользоваться несколькими офицерскими лошадьми, остававшимися в лагерях, и привез два орудия.

Два первых батальона 95 полка, каждый наличностью в 200 человек, были уже около генерала; 97 полк, с слабыми численностью батальонами, прибыл бегом.

«Прикажите вашему первому батальону перейти реку вброд выше моста, — сказал мне генерал, — и поставьте его в лощине с кустарником на правом берегу, а затем возвращайтесь ко мне».

Майор Прево и я перешли реку, имея в тридцати шагах за собою батальоны; три последние роты были еще в реке, как вдруг появилось кругом нас множество русских солдат, вышедших из ложбины, которую мы должны были занять, и где они залегли во время ночи, не замеченные и не открытые кавалерийскими разъездами!..

Майор и первые роты батальона повернули против течения по реке и вышли на правый берег, я же остался один между русскими и повернув к реке поскакал напролом, причём лошадь моя заставила сторониться идущих навстречу и таким образом очищать ей путь…

Я еще и теперь вижу русских с наклоненным вперед корпусом, со штыками на руку, с воспаленным взглядом и блестящими глазами, в положении людей в начале схватки, когда к человеку еще не вернулось хладнокровие.

Я снова переехал реку вброд, достиг галопом моста обводного канала и попал в район двух огней на пространстве 200 метров, отделявших меня от своих.

Здесь я получил удар осколком гранаты.

В эту минуту прибыл бегом батальон Джакоби.

Неприятельская колонна уже подалась на мост, которым овладела, и 150 человек из двух рот 97 полка, назначенные в прикрытие этого моста были уничтожены или взяты в плен.

Одни из русских, от которых я счастливо ускользнул, перешли реку вброд, другие переходили ее по мосткам, составленным из взятых с собою солдатами досок, в то время, как их главная колонна направилась через мост.

Огонь не прекращался… к двум орудиям, приведенным мною, присоединились остальные четыре орудия батареи, и она не переставала посылать свои снаряды в неприятельскую колонну.

Около 400 человек 95 и 99 полков, находившиеся между каналом и рекою принялись кричать:

«Вперед, вперед! в штыки!»

И затем бросились вперед…

12–15 тысяч человек русских были опрокинуты в реку… но вскоре в свою очередь, ударили на наших, которые должны были отступить к каналу!

Два раза, каждый из отрядов бросался таким образом на своих противников!

Но русские продолжали переходить Черную и были уже на пути к нападению на наш левый фланг.

Если мы останемся между каналом и рекою, то попадем в плен.

В эту минуту генерал де Фальи отдает приказание отступить на высоты, находящиеся позади нас.

На пути к полковнику для передачи ему приказания об отступлении, я получил рану пулею в бедро. Было 7 часов.

Мы перешли канал и взобрались на довольно крутые склоны господствующих высот, но русские перемешавшись с нашими солдатами, одновременно с ними появились на высотах, и мы должны были уступить им местность, отступив на 100 метров назад, для приведения в порядок всего строя.

Здесь то один из моих носильщиков взвалил меня на плечи, и я уже не мог более видеть движения неприятеля.

4 сентября/23 августа 1855 г.

Не скажу, чтоб положение мое было удобно для письма, а потому я и должен был прекратить свое вчерашнее послание; теперь же продолжало его по разъяснениям, которые позаимствовал у посещавших меня, или от раненых офицеров, прибывших после меня и помещенных в моей палате.

Во время этой геройской борьбы, подобная же битва происходила и на нашем правом фланге; часть русской колонны, перешедшая реку по мосту и вброд, бросилась на возвышенность, занимаемую нашим правым флангом под прикрытием 2-го полка зуавов и 19 батальона егерей, несмотря на ожесточенную защиту, неприятель занял эту возвышенность. Зуавы и егеря, принужденные уступить местность, перестроились перед своим лагерем. Русские остановились, чтоб привести в порядок свои ряды, а на занятой местности, офицеры их быстро наметили план редута, который немедленно и начат был рабочими.

Сардинские аванпосты, находившиеся на высотах правого берега речки Шулиу, также были атакованы и поддержанные батальоном берсальеров, противопоставили мужественное сопротивление корпусу Липранди, но смятые численностью, должны были перейти обратно реку и занять каменистую возвышенность, на которой генерал Ламармора поместил сильную батарею.

Отряд из двух дивизий сардинцев на холме Гасфорта спокойно ожидал неприятеля.

На нашем левом фланге, русская бригада успела перейти Черную вброд, находившийся приблизительно в 3-х километрах выше Трактирного моста, перед фронтом дивизии Каму, несмотря на мужество полубатальона алжирских стрелков, составлявших прикрытие этого моста.

Тюркосы также должны были отступить и стали перестраиваться на небольшом бугре, на половине пути от их лагеря. Генерал Каму быстро подкрепил их батальоном 3-го полка зуавов, батальоном 82-го пехотного полка и батареею. Этих сил достаточно было, чтоб остановить первые успехи русских на этой стороне и чтоб вскоре затем отбросить их на правую сторону берега.

Неприятель произвел нападение на три пункта разом в 7 часов и имел серьезные преимущества везде, где ни появлялся. Около четвертой части его армии успела перейти Черную, и ими был возведен перед своим центром и на возвышенности занятой зуавами, редут.

Ожесточенное сопротивление на всех пунктах атаки, и особенно у моста, бригады де Фальи замедлило движение неприятеля и дало время генералу Пелисье спустить с плоскогорья в долину Балаклавы запасные силы: дивизию Императорской гвардии, дивизию Дюлака и вскоре за тем дивизию Левальяна.

Бригада генерала Клера устремилась на помощь дивизии Фашё и 73 полк этой бригады устроился в порядке за бригадой де Фальи, между тем, как 62 полк спешил усилить 2-ой полк зуавов и 19-ый егерский на возвышенности правого фланга. Наконец 5 резервных батарей заняли позицию.

В 7¹/₃ часов еще державшиеся 800 человек бригады де Фальи, увидя поддержку почти все крикнули разом.

«Вперед, в штыки!»

И все, как бы по команде, бросились на русских.

Последние только что едва успевшие устроиться, были опрокинуты на своих и начали в большом беспорядке спускаться по занятым ими крутым обрывам высот.

Наши мужественные солдаты более не останавливались.

Они миновали канал вслед за русскими и, продолжая движение, перешли реку, одни по деревянному мосту, который не успел снять неприятель, другие по Трактирному мосту, который был вновь взят нами.

Зуавы и 19 полк егерей, возбужденные примером стойкости бригады де Фальи, также бросились на своих противников и уже не останавливались для своего переустройства, до самого берега канала, возле шлюзной сторожки.

Тоже самое произошло и на наших правом и левом флангах.

Генерал Липранди не мог предпринять серьезного нападения против позиций двух сардинских дивизий, и генерал Каму заставил неприятеля перейти реку обратно.

Таким образом в 8 часов утра после четырехчасового боя и первого успеха на всей линии, русские были вынуждены возвратиться в свои позиции, занимаемые ими до нападения. С нашей стороны мостовое укрепление было занято вновь, всем, что осталось от бригады де Фальи, и мы воспользовались небольшим свободным временем, чтоб увеличить сопротивление несколькими работами. Две бригады дивизии Гербильона заняли место на холмах позади моста: одна или две батареи гвардейской артиллерии присоединились к батареям нашей дивизии и к 5-ти резервным и все они направили огонь, через наши головы, в неприятельские колонны. Две дивизии в Балаклавской долине были готовы двинуться вперед, а третья спускалась уже с плоскости.

На этот раз мы отбились.

На правом берегу передвигались русские батальоны и видно было, что офицеры ездили один к другому, ожидая приказаний.

Составлялись две густые колонны. Очевидно было, что готовилась новая атака. И действительно, вскоре первая колонна двинулась и подошла на 300 метров к мосту. Она состояла из отборных русских войск 10-ти тысяч гвардейских гренадер, прикрытых с флангов стрелками, которые старались окружить со всех сторон защитников мостового укрепления.

Наши спокойно открыли огонь обеими шеренгами, хорошо прицеливаясь, между тем, как артиллерия поражала голову колонны.

Но ничто не могло остановить внушительного движения неприятеля.

Неистовые ура… и мостовое укрепление было разом охвачено со всех сторон.

Мы отступили к берегу канала, где в качестве подмоги находилась гренадерская рота 73-го пехотного полка. Огонь нашей пехоты и артиллерии концентрировался на мостовом укреплении. Казалось, неприятель начал колебаться…

Полковник Даннер воспользовался этим и закричал.

«Вперед! В штыки!»

И, следуя примеру, данному начальником, каждый бросился вперед…

Русские отступили… наши солдаты перешли мост и мостовое укрепление возвратилось к нам в руки в третий раз!

Было 9 часов.

Русские ретировались в совершенном порядке.

Стрелки их были выбиты из выгодных позиций в ложементах, где двадцать четыре человека из них были взяты в плен.

Видя, что атака на центр не удалась, генерал Липранди отступил, а сардинцы заняли его позиции на холмах Шулиу.

В 10 часов русские послали нам, в виде последнего приветствия, страшный залп из всех своих батарей и медленно отступили вглубь долины, под прикрытие батарей своей позиции, где и оставались до 4 часов, а затем ушли по дороге к Мекензиевой горе.

6 сентября/25 августа 1855 г.

После отступления русской армии кашевары, остававшиеся в лагерях, принесли людям бригады суп. Офицеры и солдаты стали обедать на той же местности, где была особенно ожесточенная борьба.

В это время генерал Ниель, проезжая верхом мимо группы офицеров 95 и 97 пехотных полков, обнаружил себя, сказав: «Господа, приветствую героев».

Несколько минут спустя, приехал генерал Пелисье, быстро объехал, не говоря ни слова, поле сражения и удалялся.

В 10¹/₂ часов одна бригада дивизии Дюлака сменила бригаду де Фальи и наши солдаты возвратились в лагерь, обремененные добычей: ранцами русских гренадер, кирками, патронташами, украшенными медью в виде гранаты, съестными припасами и проч. Всё это собрано было в мостовом укреплении, или около него.

Многочисленные рабочие команды были назначены после полудня 16/4 и днем 17/5 и 18/6 чисел для сбора раненых французов и русских и погребения мертвых!

В лазаретном покое, который я занимаю, находятся один близ другого, оба одинаково пораженные пулями в грудь навылет, капитаны, командиры двух батарей французской и русской: действовавших одна против другой. Они сделались хорошими приятелями, как будто сражались в одних рядах.

17/5 произведены защитные работы на Федюхиных горах, где устроены три батареи, а мостовое укрепление усилено двумя орудиями.

18/6 бригада де Фальи, уменьшившаяся до 500 штыков, была заменена на возвышенности левого фланга бригадой дивизии Гербильона и перенесла свою стоянку к зуавам, на возвышенность правого фланга.

Генерал Фашё, вероятно, как больной не являлся во главе своей дивизии во время этого смертоносного и славного дня 16/4 числа. Из дневного приказа генерала Боске, мы узнали о немедленном замещении его генералом Эспинас, которого мы все знали, а также и об отъезде Фашё во Францию.

Мы теряем генерала де Фальи. Должно быть есть какой то талисман у храбрейших. Он всегда спокойно и бесстрастно присутствовал в первых рядах и во всех делах со времени нашей высадки, но пули его обходили.

Мы очень опечалены его отъездом и жалеем, как о человеке, к которому питали слепое доверие, зная, что он гордится своей бригадой.

Генерал простился с офицерами в прочувствованных выражениях и не мог окончить своей речи, задыхаясь от слез… Император вызвал его для командования гвардейской бригадой. Вместо него назначен генерал Турнемик.

На следующий день по принятии командования, генерал Эспинас произвел смотр своей дивизии. Полковник Даннер, за исключением людей полицейского поста, вестовых, погонщиков мулов и кашеваров, мог ему представить лишь один батальон в 120 рядов в две шеренги.

По слухам, генерал Горчаков лично распоряжавшийся атакою 16/4 числа, рассчитывал на сражение в продолжении трех дней.

В первый день предполагал овладеть Федюхиными горами и всею низшею долиною реки Черной.

На второй — должен был занять всю верхнюю часть плоскости с Балаклавой включительно.

На третий все Севастопольские войска должны были одновременно выйти из разных пунктов, для занятия всей остальной местности.

Рассказывают также, что по приказанию генерала Горчакова русские колонны после взятия мостового укрепления второй раз, отступили; это объясняют тем, что генерал из своего наблюдательного пункта заметил наши густые резервные колонны, спускающиеся с плоскогорья и затем не видя появления этих войск на поле битвы, предположил, что они засели скрытно за Федюхиными горами с целью атаковать его армию в левый фланг прежде, чем она вся успеет перейти реку.

Эти догадки, мне кажется, подтверждаются словами смертельно раненого Реада, руководившего нападением на мост: «Пусть я умру, — сказал он, — но никто не уверит меня, что в долине Балаклавы нет 50 тысяч человек, готовых броситься на нас и что русская армия могла остановиться перед одной лишь линией стрелков».

Наши потери оказались значительными. Во французской армии выведено из строя 1400 человек. В том числе бригада де Фальи понесла урон в 550 человек т. е. около половины своей наличности. 1-я бригада, 19-й полк егерей и 2-й полк зуавов — 450 человек. Сардинцы потеряли 250 человек.

Что касается русской армии, она считает свою потерю более, чем в 8 тысяч человек, что весьма вероятно, так как мы зарыли убитых 3500 человек и подобрали в свои лазареты более 1500 раненых.

Полагаю, что это предпоследний кровавый акт наших действий в Крыму, последний же будет — взятие Севастополя.