Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг.

50

Лагерь у Мельницы 11 мая (29 апреля) 1855 г.

Со времени моего последнего письма, не произошло ничего важного ни на правом ни на левом флангах. С обеих сторон мы видим русских, которые усиливают свои передовые укрепления с явным намерением соединить их вместе, и удивляемся, какие причины мешают нам завладеть этими укреплениями ранее, чем они будут приведены к окончательному устройству.

Хорошо известно, что это будет серьезное дело, но так как оно неизбежно, то пусть лучше совершится теперь, чем позднее. Это общее желание офицеров и солдат, а последние еще настойчивее просят возможно скорейшего приступа.

Все знают, что генерал Канробер имеет в характере некоторую нерешительность, когда особенно его ответственность является обязательной, что и верно. Но небезызвестно также, что единогласный совет генералов устраняет его ответственность.

Всё-таки необходимо найти причину нашего бездействия. Я не решаюсь писать, что она может быть находится в злой воле наших союзников, хотя этим повторю то, что слышу каждый день. Есть что то, что ускользает от нас в настоящее время, и что нам может когда-либо сообщить история.

Такая медленность заставляет еще более сожалеть, что пистолетный выстрел в Императора понудил его, как можно судить по газетам, не выезжать из Франции для принятия высокого управления союзными армиями. Одно его присутствие внушило бы страх главнокомандующим, а за неимением вдохновения и опыта в военной науке, он слушался бы мнений своего совета и таким образом привел бы дело к желательным результатам.

У нас несколько дней шел дождь, чему мы были очень рады. Источники начинали иссякать, а долина реки Черной еще не вполне в наших руках для того, чтобы мы могли брать из реки воду во всех пунктах. Конечно, одной из главных задач будет овладеть левым берегом Черной, когда прибудут объявленные подкрепления.

Уже пять или шесть дней, как мой батальон находится к прикрытии, стоя резервом в редуте, называемом Английским. Не имея никакой срочной службы, я гулял в окрестностях его и встретил капитана 2-го, полка зуавов Жанари. Он известен всей Африканской армии, как человек оригинального ума. Вот что на днях придумано им из желания подшутить над русскими. Он взял у артиллеристов, несколько испорченных зарядных картузов и выбрал оттуда подмоченный порох, а за насыпью, сделанной для защиты от рикошетов русских гранат, бросаемых батарей «Пустышки» вырыл 6 ям. Застав его за этой работой, я спросил:

«Что вы хотите сделать?»

— О! отличную шутку.

Затем он заполнил эти довольно большие ямы наполовину испорченным порохом из картузов и последовательно зажег их… Большое облако дыма поднялось над этими ямами, но я всё-таки не понимал, что будет… через минуту «Пустышка» послала нам серию ядер и гранат, которые не достигая нас, падали на крутые склоны насыпи за которой мы помещались.

«Вы видите, — сказал мне мой товарищ, — Пустышка думала, что это мортирная батарея, — я же при помощи 8 или 10 испорченных зарядов, заставил потерять их даром более 200 пушечных выстрелов!»