Фугу

62

только плясать, плясать…

Барабаны не гремели. Вувузелы не завывали.

Колонны остановились в движении. Люди замерли.

«Режим карантина по форме Эф восемь отменяется, — вещал синтетический голос, — все в обязательном порядке должны возвратиться к местам постоянного проживания и местам работы».

— Пошли, что ли, — сказал Ипай Владимир, но не двинулся с места.

Все вокруг тоже не шевелились, застыв в тревожном оцепенении. Потом пришли в движение. У кого-то дернулось плечо, кто-то поднял руку, кто-то топнул ногой. Кто-то присел, кто-то подпрыгнул. Кто-то засмеялся в голос — словно залаял, и тут же замолк. Ипай Владимир почувствовал, что у него без участия воли — и даже против — начинают подергиваться руки и ноги. Все резче, сильнее, размашистей. Он уже скакал, крутился, вскидывал руки — короче сказать, плясал. Как плясали другие вокруг — Кумбу, Ипай, Мури. И Кубито, разумеется, и Кубито. Где-то среди них была Александра-тян. Полицейские, милиционеры, майоры-фрилансеры тоже плясали, побросав свои бумеранги.

В этом танце не было ни красоты, ни радости — только судорожное подергивание, не дающее шансов остановиться. И он, Ипай, не был уже ни Богом Саваофом, ни апостолом Петром, — только заводной механической куклой. Вспомнились чьи-то слова: «Идея овладевает массами как пляска святого Витта». Но какая идея овладевала им и тысячами других, заходившихся в пляске? И была ли тут какая-нибудь идея? Это последнее, о чем Ипай Владимир успел подумать, перед тем как перестать о чем-нибудь думать.

И только плясать, плясать…