Фугу

40

— Кто вы, собственно, здесь передо мной такие? — спросил Нестор.

Вопрос был из тех, что не нуждаются в ответе, и все молчали.

— Лучше спроси, кто ты сам, а мы люди не хуже, — сказал наконец Боб — как говорится, нарушил молчание.

— Люди? — переспросил Нестор. — А кто мне скажет, сколько сейчас времени?

Часов ни у кого не было, и все развели руками.

— Может быть, у кого-нибудь есть мобильник?

— У меня зато гвоздь в сапоге, — сказал Боб.

— А где вы видели трех человек без мобильников — трех человек подряд? Тебя я не считаю, — бросил Нестор в сторону Боба.

— У меня еще и ножик за голенищем, — сказал Боб.

— Это не аргумент, — возразил Иван, — у тебя самого нет ни часов, ни мобильника. Не аргуме-е-ент, — тихо проблеял он, подумав.

— Хорошо, — согласился Нестор, — тогда расскажите мне о себе, что-нибудь реальное расскажите — куда направляетесь и откуда идете, адреса ваши, пароли, явки, где работаете, что делали в прошлое воскресенье, какой дорогой идете к дому? Чем вы укреплены в том мире, который наверху?

— Я помню, мама меня водила в школу, — проговорила Настя.

— А я помню море, оно было синее, — сказала Лариса. — И я была уже не маленькая тогда.

— Там было далеко до школы, и еще надо было переходить дорогу, — продолжала Настя.

— Я помню песню, — сказал Иван, — «Во саду ли, в огороде родилась капуста».

— Потом трамвай, — вспоминала Настя, — там было два номера, на одном можно было ехать до конца, а другой поворачивал, не доходя одной остановки, и нужно было выходить раньше. Только не помню, куда я ездила на этом трамвае, — растерянно сказала она и посмотрела на Нестора, словно ища поддержки.

— И еще, — сказал Иван, — помню сказку: «Не пей, Иванушка, из копытца, козленочком станешь».

— У меня был маленький, кажется, брат, — сказала Лариса. — Мы играли с ним в карты. Только не помню, куда он потом делся.

— Капуста бывает разная, — сказал Иван, — у одной едят листья, у другой — корень, а у третьей — цветочки. А вообще говоря, мы все почти ничего не помним. Наверное, это от газа, которым мы вчера надышались.

— Да, это, должно быть, от газа, — согласилась Лариса.

— И нам обязательно нужно подняться отсюда на свежий воздух, — сказал Иван.

— Ты знаешь, Нестор, — сказала вдруг Настя, когда они уже поднимались, стоя на ступеньке, а навстречу спускались первые утренние люди, то есть все вокруг было как бы нормально, — ты знаешь, — сказала она, — я ведь еще вспомнила сейчас кое-что. Я вспомнила, как мы вместе шли под зонтиком. Был дождь, мы шли под зонтиком, а перед тем я примеряла в магазине кроссовки — белые с зеленой полоской.

Нестор вздрогнул.

— А потом мы сели в троллейбус, там было почти пусто. Мы ехали вместе, не знаю куда. А когда вышли, дождь кончился.

— Не может быть, — сказал Нестор, — это была не ты.

— Но я же помню.

— Ты не можешь этого помнить, — возмутился Нестор. — Это обман. Чужая украденная память. А тебя нет. Тебя здесь нет. Тебя нет вообще.

Он не успел договорить, она уже плакала. Слезы текли по ее лицу как настоящие, может быть, даже соленые на вкус.

Нестор не мог на это смотреть. Он обнял ее за плечи, гладил по волосам, утешая.

— Ничего, — говорил, — мы поднимемся наверх. Сейчас мы поднимемся наверх и сразу все вспомним. Потому что я тоже почти ничего не помню, пока я здесь. Я даже не знаю, я сомневаюсь иногда, жив ли я еще здесь, в этом странном месте.

— Если ты не жив, то, наверное, и мы все тоже. — Она попыталась улыбнуться сквозь слезы.

— Все будет хорошо, — сказал Нестор, но уже видел впереди знакомые лица — розовые, под козырьками фуражек.

Взяли, как всегда, под руки, повели, а Настя оказалась по другую сторону турникетов.

Она кричала оттуда и махала белым платочком.

— Я вернусь! — крикнул Нестор в ответ. — Я скоро вернусь!

Чтоб видеть его, она подпрыгивала, на несколько мгновений зависая в воздухе, как балерина, но Нестор опустился уже глубоко и перестал видеть тех, которые были наверху.

— Ты уверен, что это будет скоро? — послышался голос. Это был Боб.

— Ты здесь? — спросил Нестор.

— Присядем перед дорогой, она будет длинная, — сказал Боб и сел на ступеньку.