Нестор и Лиля разговаривали, сидя, как всегда, на ступеньке эскалатора, идущего вниз.
Со стороны могло показаться, что они просто разговаривают (если б только где-нибудь была та сторона, с которой могло что-то казаться).
А на самом деле они произносили чужие слова, которые как бы диктовал им человек в шляпе, который был рядом, словно невидимый, и стоял то за одной, то за другой спиной, то и дело меняя место.
Нестор подчинялся его влиянию и чувствовал это, но иногда ему удавалось вставить в разговор и свое слово.
Он думал склонить Лилю на то, чтобы вместе перепрыгнуть через перила на другую ленту — идущую вверх, а может быть, и дальше — на неподвижный эскалатор. Это был бы словно побег вдвоем. Нестор пытался увести разговор в нужную сторону, и это почти удавалось ему, но человек в шляпе вмешивался и мешал, за двоих рассуждая о ненужных вещах.
Еще Нестор думал положить руку ей на колено, но не решался — не от нерешительности, а довольно было того, что он держит в ладонях ее босую ногу. И действительно было довольно, потому что существовал непреодолимый зазор между намерением, которое оказывалось где-то в прошлом, и настоящим моментом, самим по себе счастливым.
Да, это было, что Нестор строил планы, — например, предполагая, что можно воспользоваться замешательством девушки, когда она — не то чтобы против воли, но явно помимо — произносила свою порцию чужих, навязанных слов, и как бы невзначай положить руку ей на колено. Или отвлечься самому, как бы ни о чем не помышляя, и дать безмысленной руке волю, а она сама переместилась бы в то место, куда хотела — естественным, что называется, образом. Но когда наступал вроде бы момент действия, Нестору не приходило в голову вспомнить о своих мысленных заготовках. Был повод задуматься, было ли в действительности то, к чему он так навязчиво стремился, его собственным желанием.
Во всяком случае, сейчас его руке, кажется, было хорошо и на ее теперешнем месте.
Наконец человек в шляпе развеялся, растворился — как камень свалился с плеч.
А в руке у Нестора оказалась кружка с пенным напитком, нет, не кружка с напитком, а чашка горячего кофе. Две чашки, три… третья была лишней. Пили кофе, и Нестор радовался, что так все удачно устраивается. Говорили о чем-то неважном.
Сверху послышался стук каблуков по асфальту, и Нестор вздрогнул. Но маньяк Бенджамин — это был он, пробежал мимо, не останавливаясь.
Все устраивалось в высшей степени. Что бы они делали, убежав на дальний эскалатор, да и отчего было бежать — Нестор улыбнулся своему недавнему страху.
И — ей-богу, он не хотел этого — оказался на другой ленте, среди старух, одетых в черное.
Топорик ерзал и вертелся под мышкой в своей петельке. Нестор достал и ударил.
А может, задержал руку.
Или все-таки ударил в сердцах?
Ударил, не ударил — какая, в конце концов, разница.