Сидели на ступеньке, пили кофе.
На неудержимо бегущей вниз ступеньке.
Иногда Нестору казалось, что он может замедлять скорость спуска.
По крайней мере, до той минуты, когда нижний конец эскалатора становился угрожающе близок, могло проходить больше времени, чем обычно. На этом рубеже Нестор говорил Лиле «до свидания» и перелезал через эту, как ее называют, балюстраду, провожаемый удивленным, как ему казалось, взглядом.
Больше времени — это значит, что успевали спокойно выпить по чашке кофе, и еще оставалось. А время как таковое было иллюзией, это усвоил Нестор из последнего разговора с человеком в шляпе.
Кофе Нестор научился доставать самый разный — как бы заказывать у невидимого официанта. Кофе по-венски, кофе по-турецки, по-варшавски, с молоком или со сливками, эспрессо, капучино, гляссе, — Нестор называл про
себя слово, и в руке у него возникала чашка. Иногда ему казалось, что чашка возникает одновременно со словом, иногда — прежде слова.
Он спрашивал Лилю: «Какой кофе ты хочешь сегодня?» Она говорила, и в руке у него появлялась чашка. Иногда чашка появлялась одновременно с тем, что она говорила, иногда — раньше. Последовательность событий не имела значения. Нестор знал, что все они существуют одновременно в общем облаке. Что из того, что соседние поменяются местами в очереди на выход? Но мельком сказанное «сегодня» настораживало. Сказанное «сегодня» предполагало подразумеваемое «вчера», а о «вчера» не приходило в голову думать.
Что для нее было «вчера», то для него — неопределенное число прыжков с эскалатора на эскалатор, или очередной спуск на бегущей вниз ступеньке — в одиночестве или вдвоем, или подъем вверх, где ожидали розовые лица под козырьками фуражек.
А для нее «вчера» — это, может быть, был тот прошлый раз, когда она сидела с ним на ступеньке или когда пробежала мимо.
Была ли вообще у нее память о совместном прошлом — Нестор мог думать об этом, мог не думать, — все равно части мира не складывались вместе, не подходили друг к другу, словно детали дурной головоломки.
Но однажды, в какой-то очередной раз, когда бегущая вниз ступенька оказалась на угрожающе близком расстоянии от финиша, Нестор сказал свое «до свидания» и уже занес было ногу, чтоб перелезть через перила, а она сказала вдруг: «Подожди».
— Подожди, я хочу сказать. — Она говорила, словно что-то с трудом вспоминая. — Ты вот так меня оставишь одну? Ты каждый раз пугаешь меня тем, что там внизу что-то страшное — что там что-то грохочет — а что там грохочет внизу? — там действительно что-то грохочет — словно железную бочку пинают ногами, но ведь это не бочка — ты очень хорошо знаешь, что это не бочка — и газ, от которого щиплет глаза — ты ведь сам говорил мне про газ — мне страшно.
Нестор молчал.
— Ты испугал меня, и это разве не странно, что ты так меня сразу готов оставить одну, что ты каждый раз оставляешь меня, а сам убегаешь?
«Так пойдем вместе, перепрыгнем через баллюстраду, — хотел сказать Нестор, — я поставил два эль в этом слове, чтоб нам легче было скользить, — и никакой надзирающий голос нас не окрикнет, я обещаю, там, в той стороне есть тихие неподвижные ступеньки, я был там».
Но он не мог выговорить ни слова, и кругом тоже все молчало и не двигалось, словно магнитофон поставили на паузу.
И не было смысла говорить, потому что знал, что Лиля не согласится, он не мог в ту сторону, она в эту. В этом была непреложность закона природы.
Потом кнопку отпустили, и Нестор оказался далеко. На неподвижной спокойной ступеньке.
Это было похоже на бегство.
Это и было бегство.