Жизнь за гранью

Перемирие

– Неприятная штука! – сказал Валенсо, вскочив на ноги. – Запах-то какой противный и въедливый, провонял, как овечья шерсть. Помыться то хоть дадите?

– А как же! – засмеялся Петерс. – Сейчас дождик закажем да парочку молний, чтоб и побрили уж заодно.

– Ладно, ладно, – примиряюще поднял руку Валенсо, – я пошутил. Слушай, научи этого неофита правильно мыслить, а то, пока я спал, он мне дырку в голове своими вопросами прокрутил.

– Так может ответишь ему, хотя бы на один из них?

– Кто бы мне ответил… – как-то невесело засмеялся Валенсо.

– Тогда переходим к практической части! – предложил Петерс. – Вы оставляете Арса, его семью, и всё его поселение, в покое, не нападаете ни сами на них, ни через посредников и перестаёте распространять о них какие бы то ни было слухи.

– Очень своевременно! – согласился Валенсо. – Мы получаем назад свой танк, машины обоза, бежавших от нас людей и, кроме того, никто не вмешивается в наши отношения с фермерами и не мешает взимать с них дань.

– Арс, что скажешь?! – в глазах Петерса запрыгали весёлые искорки.

– Технику мы реквизировали, как орудие грабежа, – как можно вежливее произнёс я, – люди сами вправе решать, где и как им жить, а с фермерами вы вполне можете наладить торговые отношения, сэкономив на оружие и на разбойниках.

– Не слишком ли ты самонадеян?! – сверкнул молниями глаз Валенсо.

– Не более, чем ты! – твёрдо ответил я, сам обалдев от собственной наглости.

– Ну вот и договорились! – рассмеялся Петерс. – Итак, никто ничего никому не возвращает и никто ни на кого более не нападает. С фермерами идёт торговля по договору.

– Мы не можем приказать разбойникам прекратить грабежи, – попытался отстоять хоть одну позицию Валенсо.

– И я должен в это поверить?! – едко спросил Петерс и покачал головой. – Даже не думайте!

Перемирие было настолько неожиданным, что поначалу принесло больше растерянности, чем радости. И хотя мы осознавали его хрупкость, исчезновение непосредственной необходимости прятаться, защищаться и отбиваться оставило нам массу свободного времени, от которого мы уже порядком отвыкли. Впрочем, достаточно скоро оно заполнилось детским плачем, сюсюканьем, первыми улыбками, первыми неуверенными шажками и, милым, почти не переводимым, лепетом.