Глаза войны

Глава 23

Можно сказать, что мне подфартило. Погода в августе стояла не ахти, почти каждый день поливали дожди, но моих напарников это не смутило, и они решили посвятить, отведённый нам выходной, активному отдыху. Юра решил поехать покупаться на озере, напился холодного, пенного и разливного, в результате — переохладился, простыл и валялся с высокой температурой на съёмной хате. Дамир «выступил» не лучше, решил искупнуться в финском заливе — подцепил какую — то заразу, покрылся сыпью и не слазил с «горшка». Оба «выбыли из строя», как минимум, на неделю.

Теперь у меня были развязаны руки, и я мог заняться своими делами и «незакрытыми гештальтами», которые множились с каждым днём, с момента, как влез в этой дело. Первым делом, поехал на место последнего нашего «копа», к погибшим бойцам — Юре Лепестку и его товарищу, чтобы рассказать о том, как нашёл их друга Родю Верхотурцева, но, к сожалению, не успел застать его в здравии и живым.

Ребята отнеслись с пониманием, я почитал им вслух тетради с воспоминаниями Родиона, рассказал про его семью, про правнука Женю, рассказал, как жил и работал их друг после войны. Рассказал, что он всю жизнь оставался таким же надёжным и честным человеком и всю жизнь пронёс в себе память о тех лихих и кровавых днях, память о своих фронтовых братишках. Им было отрадно это слышать, приятно осознавать, что пережитое — связало их на век, и ещё кто — то, в моём лице, стал этому свидетелем. Значит помнят их, значит не уйдут в вечность безвестными.

Юра Лепесток сложил свои руки в замок, в знак признательности, поднял вверх и потряс ими над тем, что когда — то было его головой. Второй боец — Савелий Гольцев, тот, что словоохотливый — суфлёр Лепестка, сказал:

«Спасибо, браток, подсобил, успокоил душу солдатскую, не запамятовал про просьбу нашу. Есть ещё одна, не серчай только. Есть у нас тут ещё один «сосед», Борька Токарев — боец с нашего стрелкового взвода, лежит тут рядышком, в окопчике, мы тебе потом покажем. Куркуль и оглоед тот ещё был, при жизни. Табачком его угостишь, а он даже спасибо не скажет… Пропащий человек, одним словом.

Ну это пол беды, наши дела, минувшие уже. Сейчас то он наш, хоть и куркуль, но наш, его как слово — из песни не выкинешь. Есть у Борьки желание, самое главное, самое заветное — хочет он узнать, как доченька и жена его поживают, пережили ли войну его голубушки? Пришла ли на него похоронка им, получали ли продовольственный, аль денежный аттестат? Не может «спать» спокойно Борька в своём окопе, ворочается постоянно, нас донимает. Ты бы, мил человек, узнал, чего, а? А потом, как откопаешь Борьку, так и обрадуешь его вестями, а может и огорчишь, это уж как выйдет. Хоть знать будет, что да как, лучше, чем так маяться. Жену звать Тамара Токарева, а доньку Нина Токарева. Ну как, сробишь?»

Как мне было им отказать, конечно согласился, заверил, что приложу все усилия, поищу обязательно. Не чувствовал я, что долг на мне или ещё что, просто хотел помочь им, нужно им помочь, нельзя иначе.

Когда я уже собрался идти и думать, как найти семью Бориса и выполнить обещание, меня окрикнул боец Сава Гольцев:

— Браток, постой! Вот, возьми, — он снял со своей головы выгоревшую на солнце, белёсую от пота, пилотку с красной эмалированной звёздочкой и протянул мне, — нечем нам больше тебя отблагодарить, прими от души. Носи с собой, всегда носи, когда только можешь. Пригодится, тогда, когда и ждать не будешь… Запомни, носи с собой.

Когда я снял кольцо и вышел к дороге, где стояла моя машина, то удивительно, но пилотка была в моих руках. Не истлевшая, а целая, нормальная, такая, какой мне её дал боец. Она пахла потом и была тёплой, как с живого…