Глаза войны

Глава 29

Когда приступил к чтению последнего, прикреплённого Бирхоффом файла, с воспоминаниями некого эсэсовца по имени Дитмар Фройц, я уже был уверен, что это последнее письмо, которое принимаю от него. Больше я на него не работаю, пусть горит огнём, вместе со своим банком, своими переводчиками и прочими холуями.

Дело в том, что мне пришёл ответ от человека, которого я «зарядил» за немаленькие деньги найти всю возможную и невозможную информацию о загадочном «господине» Людвиге Бирхоффе и всей его семейке. Для капитализма нет преград, тем более нет их для умелого хакера, который за свои услуги берёт солидный барыш и дорожит репутацией. Информация эта обошлась мне дорого, но она того стоила.

Последняя история Бирхоффа лишь окончательно сложила для меня весь пазл. Теперь я всё понял. Теперь я знал для чего он всё затеял и насколько всё серьезно. Ты враг — Бирхофф и всегда им будешь, очень опасно, даже на минуту об этом забывать.

Как там пела бард Саша Кошка:

Ну а теперь, непосредственно, о воспоминаниях, что выслал немец.

Данные воспоминания, с исторической точки зрения, интересные и довольно редкие, в них шла речь о зимней — весенней бойне в Харькове. Просто рефлексия очередного нациста, но я увидел в этой истории ключевой вопрос, когда сложил её с той информацией, что мне прислали.

В историографии войны данное сражение получило название «Третья битва за Харьков». В феврале 1943 года, на волне успехов под Сталинградом, командование советских войск начало наступление широким фронтом на Харьковском направлении, первоначально ему сопутствовал успех и советские войска ворвались в город. Несмотря на истерику Гитлера и его желание любой ценой удержать столь важный город и узел дорог, командовавшему группировкой Эриху Фон Манштейну удалось убедить Адольфа вывести войска из города, пока ещё есть время и советские части не замкнули вокруг Харькова «котёл».

В голове Манштейна уже зрел план, у него имелся «козырь» в виде танкового корпуса СС под командованием Пауля Хауссера. Корпус был свежим и полнокровным. Эсэсовцы только недавно прибыли из Франции где находились на отдыхе и переформировке. Дивизии «Лейбштандарт», «Дас Райх» и «Мертвая голова» («Тотенкопф») получили статус танковых, были укомплектованы по полному штату и перевооружены на новые модификации длинноствольных танков «TIV» и «TV» «Тигр».

Усиленная танковым корпусом СС Пауля Хауссера группировка Манштейна нанесла мощный и неожиданный контрудар по советским частям под Харьковом, сил чтобы сдержать такой танковый таран элитных частей СС и времени на подтягивание резервов у РККА не было. Бои носили крайне тяжелый и ожесточенный характер, теперь уже советским войскам грозил котёл. Злую шутку с советским командованием сыграла недооценка возможностей Вермахта и наличие мобильных механизированных соединений у Манштейна. Пока одни части сдерживали напор дивизий СС, другие покидали город, чтобы избежать окружения.

Немцы снова взяли Харьков. Это был, пожалуй, последний и самый крупный наступательный успех немцев на Восточном фронте. Советские войска освободят многострадальный Харьков, несколько раз переходивший из рук в руки в августе 1943 года, на этот раз окончательно и бесповоротно.

Вот и сами воспоминания того ССмана.

Воспоминания Дитмара Фройца шарфюрера дивизии СС «Тотенкопф» о советских солдатах и тяжелых боях за Харьков в марте 1943г.

"Это было похоже на безумие, сначала мы оставляем город и бежим из него сломя голову, спасаясь от советской орды, едва сдерживая панику и с трудом сохраняя организованность, а уже буквально через несколько дней получаем приказ вернуть город, отбить обратно Харьков у «советов».

Мы прогрызаем себе путь через горящие кварталы, вокруг чад, гарь и копоть, на улицах так жарко, что плавится не только снег и лёд, но такое ощущение, что скоро расплавится и броня на нашем «Ханомаге». Слезятся глаза, ноги едва идут по этому месиву из грязи и снега, я не спал уже несколько дней, спасают только таблетки «Первитина», которые я глотаю горстями, я стал чертовски сильно привыкать к этой штуке.

Без «волшебной таблетки Адольфа» не выдержать такой темп, нашей роте выдали двухмесячную норму стимулятора. Такое ощущение, что бой не прекращается ни на минуту и идёт уже несколько суток. Мы закрепились на двух улицах, заняли круговую оборону, нужно отдышаться. Рота Ланге вышла на параллельный проспект, чтобы русские не зашли нам в тыл через переулок.

Снег и пепел падает на мою каску, треск выстрелов сливается с треском пламени, которое пожирает дома один за другим. На третьем этаже дома, возле которого мы остановились на привал, раздается взрыв, я настолько устал, что даже инстинктивно не пригибаюсь. Мы с Бауэром идём проверить, что там случилось.

Первой волной прошла штурмовая рота, они брали квартал и этот дом, возможно не успели всё очистить всё от противника. Поднявшись на этаж, находясь на взводе и сжимая свой «Гевер», я был готов начать стрелять на звук, на шорох, на голос, но всё было уже кончено. Наверху мы обнаружили тело Зальцмана, пару перевернутых коек и обезображенную мертвую русскую женщину - санитарку.

Видимо, бой за квартал разгорелся неожиданно и застал этот небольшой импровизированный госпиталь врасплох. Она осталась с раненными и не успела покинуть дом. Когда Зальцман проверял этажи и искал чем поживиться он наткнулся на эту санитарку, а она подорвала гранатой себя, раненных русских и Зальцмана.

Если бы это была русская «ф-1» или наша «колотушка», то у кого-то ещё могли быть шансы, но судя по радиусу поражения и осколкам, торчащим из стен у этой женщины, была противотанковая или оборонительная граната другого типа. Через час не стало и Бауэра, винтовочный патрон прошил его спину, вышел из груди, оставив на его парке рваную дыру. Бауэр упал плашмя в грязь. Мы продвигались под прикрытием брони, гусеницы «Ханомага» подминали под себя лежащие то тут, то там тела русских и груды разбросанного на дороге тряпья.

Вот одна такая «груда тряпья» и выстрелила Бауэру в спину. Проклятый коммунист лежал и не шевелился, я даже не видел, чтобы от него шёл пар, он словно и не дышал, он выжидал…

Выжидал, чтобы сделать выстрел. Всего один точный выстрел, он не мог не понимать, что, выдав себя - он обречён, один в окружении солдат нашей роты, но он всё равно нажал на спуск….

Вечером, в сумерках, мы набрели на перевернутый русский грузовик, который уже не горел, а чадил дымом и смотрел своими колесами в серое небо. Возле грузовика валялись мешки и пустые коробки. Мы были в предвкушении, хотели найти провизию. Наши тылы отстали, в городском бою это обычное дело, когда нет сплошного фронта, а наши позиции и огневые точки русских натыканы в шахматном порядке и всё это напоминает подгоревший слоенный пирог бабушки Греты.

Нашему разочарованию не было предела, в коробках были какие-то короткие гвозди, вроде сапожных, а в мешках лежали промерзшие сухари, которые невозможно было раскусить, лишь размачивать в кипятке и подолгу рассасывать.

У многих из нас был нервный срыв м сидели вокруг этого грузовика, в этом снежно грязном месиве и смеялись как безумцы. С кем мы воюем, чёрт возьми? С кем угодно, но только не с людьми. Русские – это не люди. Только проклятый Иван может лежать и прикидываться горой безжизненного тряпья, чтобы подкараулить и сделать один только выстрел, последний в своей жизни.

Только русский может питаться сухим хлебом, который на вкус как кирпич, посыпанный сеном, а потом воевать в этом снежном и грязном аду. Я сосал свой сухарь, пытаясь хоть так понять этих «красных», стать ближе к пониманию того, что заставляет их драться против нас с таким ожесточением, но так и не понял.

Я вспоминал Бауэра, его шутки, думал о его ранце, в котором лежат три неотправленных им письма домой. Я знал его уже без малого два года, мы вместе пошли в «Ваффен СС» и жили по соседству, а теперь он уже никогда не пошутит, теперь его нет.

Я видел, как через дырку в его груди из него вытекла вся жизнь до последней капли. Мне придется отправить его письма самому, а что я скажу его родным, когда вернусь? Если вернусь…

Это будет чертовски долгая война. Победить можно противника, который понятен, который предсказуем. Как нам их победить? Как…»

Из воспоминаний Дитмара Фройца.

Я дочитал, затем добавил в спам почтовый адрес Бирхоффа и начала лихорадочно соображать, что делать дальше. Времени у меня мало, как только они поймут, что я ушёл в подполье, не выхожу на связь и свалил с их кольцом, то достанут меня из-под земли.

Нужно выигрывать себе время, чтобы успеть сделать всё, что запланировал. Нужно съезжать с этой квартиры, нужно рвать когти…