Они пришли поздно ночью, без стука и звонка. Взломали или вскрыли отмычкой дверь. Я не слышал, не понимал, находился в полузабытье между сном и явью. Не было сил встать с кровати, когда они переворачивали кверху дном всю квартиру в поисках кольца. Они что — то орали, размахивали руками перед моим лицом, не понимал, что кричат, не разбирал слов.
Стащили меня с кровати и бросили на пол, и даже тогда я не мог встать. Видимо уже начались проблемы с мышцами и координацией. Чтобы не поднимать шум и не привлекать лишнее внимание, вытащили меня из квартиры и понесли на улицу. Вероятно, везут пытать. Хорошо, что уснул одетым, хотя — бы будет не холодно.
В машине я снова начал клевать носом и вырубаться, они били меня по щекам, чтобы не отключился. Город знал плохо, только в общих чертах, но мне казалось, что везли в район Гатчинского парка или вообще за город, в заросли, подальше от случайных глаз.
— Это сделает тебя бодрее и сговорчивее, — сказал кто — то сидевший со мной рядом на заднем сидении, не мог его толком разглядеть в темноте, он поставил мне укол. Интересно, что это, адреналин? «Сыворотка правды»? Да, так — то плевать.
Они выволокли меня из машины на небольшую поляну, окруженную деревьями. Две их машины стояли рядом, фары освещали поляну и этих «чертей», что стояли вокруг меня. Их было много, человек пять или шесть, если у меня не двоилось в глазах. Свежий ночной воздух и ветерок придали сил, почувствовал себя лучше, а может подействовала инъекция.
— Wo ist der Ring, Oleg? (Где кольцо, Олег?), — раздалось из темноты, за спинами стоящих передо мной фигур.
— Олег, господин Бирхофф в последний раз спрашивает тебя, где кольцо? Если ты не ответишь, то к делу приступим мы. Ты всё равно всё расскажешь, просто это займёт чуть больше времени и будет больнее. — Услышал я знакомый голос. Я попытался встать, не получилось, мои ноги по — прежнему плохо слушались, снова упал на задницу. Мне показалось это смешным, столько серьезного и напыщенного народа вокруг, а я тут катаюсь, как алкаш. Не прекращая, пока тщетных, попыток встать, я сказал:
— Привет, Валюша, смотрю ты и фрица с собой притащил? Хотя, скорее он тебя. Как перелёт, Людвиг? Вы извините, я маленько не в форме, но зато можете посмотреть небольшой этюд в моём исполнении, называется «Ванькья — встанькья». Ферштейн, Бирхофф?
— Genug! Was fur ein Zirkus! (Прекрати! Что за цирк!) — Крикнул немец и вышел из-за спин своих подручных. С виду ничего особенного в нём не было: невысокий, одет в тёмный классический костюм, седая башка, рука сжимает набалдашник от трости, которая скорее для антуража и форса, чем помогает при ходьбе. Дед, как дед. Только не наш…
У меня уже почти получилось встать, как ко мне подбежал один из помощников немецкого пенсионера и пнул меня в живот. Я упал ничком, было обидно.
— Да что вы за люди! Поспать не дали, встать не даёте, пинаетесь! Нехристи… — Не успел договорить, как получил ещё один удар ногой, а потом ещё, ещё и ещё… Моя смертельная болячка сейчас сыграла мне на руку, от опухоли, что давила на участки мозга отвечающие за тактильные ощущения, у меня снизилась чувствительность и возрос болевой порог. Я смеялся, в этой ситуации беспомощными были они, а не я. Когда эти люди не могут купить, не могут запугать и когда физическая сила бесполезна, то они не знают, что делать. Даже обмануть не могут, ведь я знаю правду.
— Хорошо, я скажу. Переводи, Валя, всё этому фрицу, — сказал я сквозь смех и хрип, сплёвывая, размазывая кровь по разбитому лицу. — Зачем ты, тевтон сраный, сюда приехал? Сидел бы дома спокойно, слушал бы «Лили Марлен» и радовался, что много лет назад едва унёс отсюда ноги. Так нет же, дед, тебя опять, уже второй раз, тащит не в ту степь… Жалеешь, да? Обидно, что мы не умерли все ещё тогда? Опять всей своей кодлой сидите и думаете, как «решить русский вопрос»? Ну как там, план очередного «Дранг нах Остен» уже готов? Если бы тебе лет 70 скинуть, так ты бы сам пошёл, не раздумывая.
Чего ты так распереживался, когда я опубликовал стоны и нытьё твоих немецких камрадов? Боишься, что почитаем и снова вспомним как вас колотили? Боишься, что воспрянем и распалится у наших людей боевой дух? Пусть все знают, как вы дома плакали в подушку, а то вы только про Виттманов и Руделей горазды книжки строчить, на словах так все герои, да и не нацисты совсем. Дистанцировались от нацизма на словах, воплощая его снова на деле и под другими флагами. Удобно вы устроились, правда?
Я же знаю, что у тебя три сына, Бирхофф. Информацию найти можно обо всех, когда знаешь у кого спросить и есть чем заплатить. Ваша идеология всемогущества денег тебя и подвела, всё покупается и продаётся, за твои же деньги тебя и «слили», вместе с сыновьями. Один — банкир, второй — сидит в штаб — квартире ВВС на базе «Рамштайн», а третий давно работает в Лэнгли, в аналитическом центре. Совпадение? Не думаю!
Ломаете себе башку, вроде всё у вас готово, вроде всё предусмотрели, всех купили, кого смогли, собрали опять «интернационал» из бешеных русофобских собак, а кого и пинками под свои флаги загнали. Всё вроде готово к новому броску. А у нас опять бардак, опять всё «с колёс» …
Как же вам не попробовать, как тут удержаться? Супер же всё для вас складывается: славяне убивают славян, у вас целая колода предателей и полезных меркантильных дураков, которых вы воспитали и внедрили, за последние 30 лет, во все сферы социума и эшелоны власти. Но что — то вас сдерживает, что — то останавливает.
Решил искать у мертвецов ответ? Решил разгадать загадку русского народа, русского солдата? Почему он сражается до конца, сражается вопреки логике, воюет иррационально? Думал, что нашел себе «хиви», кто подберёт для тебя ключ к загадке, а когда «хиви» умрёт, так найдешь другого? Нет, нацист, не найдешь… Не на ту «лошадь» ты поставил. Ты ошибся, когда поставил на меня, твои хозяева ошиблись, когда решили стравить нашу страну с бывшей советской республикой. Как и ошиблись те, кто был раньше, когда бросили Германию на восток. Так ведь и опять бросят, будь уверен. Опять ошибутся… Бирхофф ты — «хиви», не я. Ты — раб капитала. Но ведь ты и сам рад стараться, хочешь взять реванш у «этих непонятных русских». Не получится…
У нас всегда так, у нас всегда ничего не готово. Даже для наших коммунальщиков зима каждый год приходит неожиданно. Ничего, разберутся. Пересажают и поставят к стенке предателей, вооружат, оденут и соберут в кулак армию. Опять будем воевать с вами «неправильно», «нечестно» и нерационально. Опять потеряем много наших братьев и сестёр. Через годы наши потомки будут плакать и откапывать нас по просторам нашей необъятной и по всей Европе, да и не только… Но тебе и твоим сыновьям, и всем тем, кто уже стоит у нашего порога это не поможет.
Помнишь, как говорил сержант Федот Васков: «А не прошли вы, никуда не прошли и сдохните здесь, все сдохните!» — ах, да, ты же не читал «А зори здесь тихие», не знаешь Васильева, не знаешь нашей военной прозы. А это знаешь? — «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, с раскосыми и жадными очами!..». Блока тоже не читал? Геббельс ваш, тоже похоже не читал. Не знаешь ни нашей прозы, ни нашей поэзии, как тебе тогда душу нашу понять? Хочешь знать, как нас победить? Да никак, нацист поганый, никак! Ну приходите снова на восток, сразитесь с «недоразвитыми азиатскими ордами», тут вас и похоронят.
У меня опухоль в голове, Бирхофф, мне уже ничего не страшно. Ты хоть ваш немецкий фильм с Тилем Швайгером смотрел? «Достучаться до небес» называется. Так вот, там говорили, что на небе только и говорят, что о море… Не правильно сказали. Знаешь о чём говорят на небе? Там до сих пор говорят о том, как вас умыли кровью в Сталинграде! Хаха…
А что до кольца… Так нет его. Кто знает, может я его расплавил в промышленной домне одного из заводов, а может закопал и сейчас по сети гуляет миф о закопанном, где — то между Москвой и Калининградом, кольце. Поверь, найдутся энтузиасты, что будут его искать и заодно перекопают ещё все места сражений и доделают доброе дело, перезахоронят тысячи останков, что найдут во время своих поисков. — Мне кажется, уже в середине моей эмоциональной речи Валентин даже перестал стараться переводить и озвучивать немцу мои слова. Бирхофф тяжело дышал и сверлил меня взглядом, по виду, и без перевода всё понимал.
Первым, желая выслужиться перед хозяевами, не выдержал Юрок, которого тоже притащили с собой, за компанию. Он вылетел из — за плеча Валентина и с криком: — Хватит трындеть, скотина, — пнул меня по голове и дальше стал наносить хаотичные удары руками и ногами, выкрикивая маты и угрозы, даже пару раз прыгнул мне на грудь и кажется сломал рёбра, — я за свои деньги и свободу весь ливер из тебя вытрясу, ватник вонючий!
Он глумился и пинал меня, пока его не оттащили. Я с трудом приподнялся на локте и продолжал смеяться, кровь потоком лилась у меня изо рта, — Хрр, — сгустки крови мешали говорить, — ну…ну…давай, Бирхофф, сделай это сам, не доверяй «шестёркам», — сказал я и вспомнил про выгоревшую старую пилотку, что дал мне тогда погибший боец, со словами: «Пригодится тогда, когда и ждать не будешь». Свёрнутая пилотка всё также лежала у меня во внутреннем кармане. Я достал её, пальцы плохо слушались, но я смог её расправить и надел на голову. С подбородка капало, кровавая пена пузырилась на губах, я собрал остатки сил и крикнул Бирхоффу, как кричал ему тот умирающий солдат в сорок третьем под Курском: Du bist dafür gekommen? (Ты за этим пришёл?).
Глаза Бирхоффа округлились, он будто переваривал сказанное мной, а потом увидел перед собой призрак из прошлого. Его ноги стали подкашиваться, одной рукой он облокотился о капот машины, а второй схватился за грудь и закричал, — Oh, Gott, tut das weh! Mein Herz! (О, Господи, как больно! Моё сердце!), — стал сползать, держась за машину, на землю, пока не рухнул у переднего колеса. Валентин и другие холуи побежали к своему хозяину, стали его поднимать и пытались усадить в машину. По виду Бирхоффа, было сомнительно, что они успеют довезти его до больницы.
Пока одни занимались фрицем, двое пошли в мою сторону, чтобы добить. И тут… Гатчинский лес ожил, зашелестел, заговорил голосами тех, кто отступал с боями из Гатчины и тех, кто с боями брал её у немца обратно. Вдалеке, будто загрохотала артиллерийская канонада или это был гром? Рядом, из-за ветвей, будто кто-то крикнул: «Рота! К бою!», — и раздались шаги, а может это были капли начавшегося дождя, что молотил по веткам… Двое, что шли ко мне, переглянулись и один сказал, — Да ну его! И так помрёт, — и они бросились бегом к машине, чтобы успеть догнать вторую, что уже увозила отсюда бездыханное тело немца.
Все уехали, в лесу стало совсем темно, лишь всполохи молний освещали ночь. Я перевернулся на спину и смотрел в тёмное небо, пытался разглядеть звёзды, а дождь смывал кровь с моего лица. Мне не было страшно и одиноко. Я был спокоен и счастлив. Я знал — наши рядом, наши идут…
Конец