В воскресенье под утро вернулась Талина, предварительно написав мне, чтобы я открыла запертую калитку. Это уже не первый раз, когда я прикрываю ее перед бабушкой, которая свято верит, что внучка ночует дома. Оказывается, это именно Таля в пятницу намекнула Косте, что меня стоит навестить, заодно начав этим визитом традиционный обход учеников для проверки условий их жизни. Вообще-то, он проводится осенью, но новый классрук должен делать все заново. Сестра еще и наплела, что суббота — лучший день для этого, потому что в пятницу я буду сильно занята, как и в воскресенье. Затем подговорила Женьку, чтобы перед бабушкой притворился больным и разыграл спектакль с кашлем и температурой, а потом она же позвала Макса в кино, а не наоборот.
— Ой, сама бы ты еще сто лет думала и изводила бы себя, как с Джейком, и это опять бы не привело ни к чему.
— Хорошему? — уточнила я.
— Вообще ни к чему, Джи, — Таля закатила глаза, — вместо того, чтобы сидеть и размышлять, надо действовать!
— Родная, тебя твои действия до Первого канала доведут, — вздохнула я. — Не думаю, что ты так сильно хочешь попасть на «Беременна в шестнадцать».
Подруга виновато улыбнулась:
— Вообще-то у нас с Максом все серьезно, вот честно-честно! А у вас как прошло свидание? — спросила сестра, невинно хлопая ресницами.
С одной стороны, мне было приятно, что подруга так заботится обо мне и моих отношениях, которых попросту нет, но с другой — я была готова прибить ее за то, что так нелепо подстроила нашу с Костей встречу, еще и не предупредив меня. Как будто я была бы против.
— Какое нахрен свидание, Таля? Ты в своем уме? — я подавила желание треснуть сестру по голове чем-нибудь тяжелым.
— Вообще-то я звонила и предупреждала тебя, — блондинка надула губки.
— Да, вот только к этому времени я успела расколошматить парочку бабулиных бокалов и накормить Костика тортом, на который у него аллергия, а потом мой пес обслюнявил ему все штаны! — глаза подруги округлились от такого обилия моих косяков. — Он, конечно, сказал, что все хорошо, но что-то мне подсказывает, что в школе он отыграется по полной. Да и вообще глупо считать это свиданием — просто классный и по совместительству друг брата зашел в гости. Если бы его увидела бабушка, зазвала бы остаться еще и на ужин.
Наш спор продолжался до самого вечера, а утром понедельника я, уже в новых туфлях на более низком и устойчивом каблуке, считала ворон на уроке английского. Тема была легкой и понятной, заданий нам дали мало, поэтому я довольно быстро сделала все упражнения. Оставалось еще минут пятнадцать свободного времени, что огромная редкость даже для десятого класса, и я вновь погрузилась в свои мысли. Мое единственное воспоминание было, черт возьми, о тортике, но я старалась сосредоточиться на образе мамы. Возможно, я пережила бы утрату намного легче, чем могла бы, если бы в моей памяти остались хоть какие-то счастливые моменты с родителями. Да просто хоть какие-то.
Да, воспоминания не съедали меня изнутри, но в полном их отсутствии тоже было мало радости. Почему-то мне казалось, что катастрофа произошла не просто так, но каждый раз я списывала это на паранойю, которая также появилась после аварии. Было ощущение, что от меня ускользает какая-то очень важная деталь, но на одном-единственном детском воспоминании догадок не построишь. Что бы было сейчас, если бы родители были живы? Замечтавшись, я стала лениво чертить беспорядочные каракули в тетради, а через какое-то время осознала, что рисую уже не хаотичные штрихи: синие линии потихоньку складывались в портрет, странно напоминавший Костю.
Пришлось сосредоточиться на рисунке и стараться делать его более близким к реальности, раз уж я за это взялась. И без того не сильно-то острые черты лица в обрамлении светлых волос приобретали еще большую мягкость, которая мало соответствовала колючему взгляду и сурово сжатой линии губ. Я-то знаю, что ты способен и на добрые эмоции. Прямые брови, немного нахмуренные даже тогда, когда расслаблен, слишком темные на контрасте с волосами, делают взгляд еще более тяжелым. Высокие скулы и легкая небрежная щетина, вероятнее всего, двухдневная: еще в субботу он был гладко выбрит.
Я так увлеклась, что не сразу заметила классного, который, наверное, уже больше минуты стоял у меня за спиной и наблюдал. Не успела я придумать выход из ситуации, как он обошел парту и преспокойно взял мою тетрадь, пробежался глазами по последним двум страницам и тепло улыбнулся, хотя для меня это выглядело сейчас как оскал убийцы. Не дай бог он увидит мои художества, хотя конечно же, он их и так уже заметил, он же, мать его, учитель и видит, наверное, даже затылком: у Ника тоже присутствовал такой талант.
— Простите, — пробурчала я, не забыв про официальное обращение при одноклассниках, — я не очень хорошо умею рисовать.
Все еще улыбаясь, классный протянул мне тетрадь.
— Задания сделаны правильно, пять, хотя за эти сокращения я бы голову тебе оторвал. Но только грамматикой оценки заработать не получится, поэтому ответь, пожалуйста, прошлую тему у доски.
В голову сразу же полезли всякие непристойные мысли, но что поделать, пришлось идти отвечать. Я уже прикинула, насколько идиотский провал меня ожидает, ведь в устных ответах англичанин довольно жестко критиковал всех, а меня и подавно — с моей-то разговорной речью — но только я открыла рот, как прозвенел спасительный звонок. В ожидании приговора я замерла, не решаясь сказать что-либо.
— Ребята, все свободны. Снегирева, задержись на пять минут, ответишь мне тему.
Я немного расстроилась, ведь опять не получится уйти пораньше и купить булочку в столовой: некоторым удавалось слинять за пару минут до звонка и занять очередь еще до начала перемены, и у меня уже просто не оставалось шансов. Опершись рукой о парту, я угрюмо наблюдала, как ученики покидают класс. Я могла бы просто попросить кого-нибудь принести мне эту несчастную булку, но я попросту не додумалась так сделать. Последней, игриво подмигнув мне, ушла Таля, оставив нас с учителем вдвоем. Я уже собралась рассказывать об английских традициях и суевериях, но Костя прервал меня, как только я открыла рот.
— Можешь не рассказывать. Я и так в курсе, что ты знаешь весь материал, — и снова мне сносит крышу от его голоса, а я даже не пытаюсь с этим бороться.
Костя сел за стол и склонился над тетрадями, как будто и вовсе про меня забыл, а я, как полная идиотка, стояла у доски и не знала, что делать дальше. Не знала, что сказать, и тем более не понимала, какого черта я здесь делаю вместо того, чтобы за обе щеки уплетать любимую булочку с ветчиной и сыром. Нужно было, наверное, попрощаться и по-быстрому свалить, но учитель вновь заговорил первым.
— Как твои дела, Снегирева?
После этой реплики я кое о чем вспомнила, о чем-то важном, что никак не могло подождать:
— Мой торт! — и бросилась к черной в тон туфлям замшевой сумке, в которую сегодня с утра впихнула добрую половину грильяжного торта, пожертвовав половиной конспектов. На его приготовление я убила практически весь вчерашний день, то и дело отвлекаясь на разговоры с Талей, и искренне надеялась, что у Кости нет аллергии еще и на орехи. Я подошла к учителю и объяснила: — В субботу я накосячила и сейчас хотела бы извиниться, вот, — с этими словами я протянула ему торт.
На Костином лице отразились одновременно удивление и радость. Тортик был с пятью шоколадно-ореховыми прослойками, покрытый слоем темного шоколада. В качестве украшения я выбрала фундук и блестящую золотистую глазурь, которой сама нарисовала на торте замысловатые узоры. Бабушке очень понравилось мое творение, и оставалось только, чтобы его оценил друг Ника, который, похоже, пока что не собирался убивать меня за субботнее.
— Сама, что ли, делала? — с недоверием спросил он.
— Ну да, а что?
— Да ничего, просто очень красиво. Уверен, что еще и вкусно: позавчера убедился, что у тебя прямо талант к выпечке, — если отбросить вариант, что это был сарказм, мне было очень приятно слышать похвалу, еще и в таком количестве, но я совсем не знала, как на нее реагировать. Тем временем Костя обеспокоенно спросил: — Ты завтракала? Выглядишь бледнее обычного.
Да, черт возьми, я не завтракала, а еще не выспалась, хотя пропустила половину будильников и даже чуть не опоздала: мы с Талей полночи смотрели «Голодные игры»,¹ которые только вечером появились в интернете. Разумеется, мы проснулись намного позже обычного, и между макияжем и завтраком я, конечно же, выбрала первое, хотя губы пришлось красить уже по дороге, прямо на ходу, иначе мы бы пришли только к середине урока.
Учитель любезно предложил выпить кофе, который был мне так необходим сейчас: из-за фильма я спала от силы часа три и валилась с ног. Сразу же Костя разрезал тортик на куски и достал чашки, банку «Лаваццы»² и несколько пакетиков сахара. Кофе я привыкла пить горьким, без сахара — за исключением капучино, в который обожала добавлять сиропы, — а вот от завтрака в виде кусочка торта я не отказалась. Можно было бы сказать, что у классного в кабинете целый набор для чаепитий, как это водится у всех учителей, но тарелок у него не нашлось, и торт пришлось выкладывать на тетрадные листочки.
— После уроков зайдешь ко мне, отвезу тебя в одно место. Тебе должно быть интересно, — я хотела было возразить, но Костик добавил: — Считай, это твоя отработка за сегодня.
Мне хотелось прыгать по кабинету и хлопать в ладоши, но как назло, подсознание выхватило главное слово: «отвезу». Нет, нет, нет, пожалуйста, только не это. Я больше ни за что в жизни не сяду в машину. Мне уже хватило за последнее время на целую жизнь вперед, и если первый раз все было хорошо, то неделю назад сломанный каблук и поврежденная нога будто бы кричали о том, что дважды на те же грабли — не надо. Почему все это происходит со мной?
Я сдержанно улыбнулась и ответила:
— Конечно, — и расплылась в улыбке, прямо как Чеширский кот, попутно подсчитывая в уме, сколько таблеток мне придется сегодня выпить дополнительно.
— Вот и отлично. Иди на урок, ты и так неделю пропустила, — классный на секунду задумался, — Алле Федоровне скажи, что помогала мне с отчетами по внеклассной работе.
Конечно, обозленная на весь мир химичка не до конца поверила в мое оправдание и клятвенно заверила, что на перемене сама спросит у классного, действительно ли мои слова являются правдой. Я прошла в самый конец кабинета и села за парту, с удовлетворением отметив про себя, что после двух таблеток успокоительного меня мало волнует мнение и домыслы химички. А я ведь даже и не думала, что неделя больничного так сильно ударит по моей успеваемости. Я пропустила всего два урока химии, а уже не понимала, о чем вообще идет речь, намного сильнее, чем обычно.
Школьный день тянулся невыносимо долго: я считала время до конца занятий буквально по минутам. Ладно бы я просто тихо сидела и меня бы никто не замечал, но и я ведь оказалась не тихоней, которой, правда, изначально собиралась быть. Одноклассники завели целую тетрадь для переписки на уроках: интернет был мало у кого и тратился моментально, а смс-ки стоили слишком дорого. Просто пропускать тетрадь и передавать ее дальше, не открыв, не получалось, а читая очередное обсуждение, так и хотелось самой что-нибудь вставить.
Артем Смольянинов, так ни разу и не проводивший меня до дома, настойчиво просил мой номер, но я решила проигнорировать «сообщение», перед этим шепнув Тале, чтобы даже не смела что-то ему говорить. Зная сводническую натуру моей сестры, я уже приготовилась к небольшой драке, однако она даже не доставала телефон, чтобы переписать мой номер: вместо этого она со смайликом написала в тетрадь, что мое сердечко уже давно занято одним красавчиком, за что у меня появилось еще большее желание ее убить.
Кое-как все-таки дожив до конца уроков, я сказала Тале, что сегодня заходить ко мне нет смысла: я и сама не знала, сколько времени уйдет на поездку с Костей. Правда, подруга, похоже, даже не собиралась сегодня в гости: у нее были свои планы. Планами оказалась какая-то очень крутая тусовка, на которую Артем достал двадцать шесть пригласительных для всех нас. Я вежливо отказалась и уже направилась на лестницу, но ребята все как один стали уговаривать меня пойти с ними. Время поджимало, и я, неубедительно что-то соврав про срочную помощь бабушке, стремглав бросилась к кабинету английского.
Кто бы сомневался, что Костя был там. Он приветливо улыбнулся и жестом пригласил меня подождать за партой, пока он закончит работу. Ну конечно же, как я могла забыть, что у него появляется стремление заполнять свои учительские бумажки только тогда, когда я оказываюсь в его кабинете. По правде говоря, вряд ли учитель займет меня до самой ночи, а значит, и на тусовку я успеваю тоже, но идти не очень хотелось. Решив, что посмотрю по обстоятельствам, я написала Тале, что еще думаю, и попросила на всякий случай придержать мое приглашение.
Просидев в кабинете лишних полчаса и выпив еще одно успокоительное, я наконец дождалась, и мы направились к выходу из школы. Снова классный усадил меня в машину, и снова повез куда-то: пока что для меня в Москве, в какую бы сторону мы ни поехали, все было неопределенным и непонятным. В свои шестнадцать лет я так и не научилась ориентироваться в малознакомом городе, да и к чему мне это было раньше? Сейчас у меня не было ни малейшей догадки о том, куда меня вообще везут, но в этот раз справиться с крупной дрожью и зачатками истерики оказалось гораздо проще. Возможно, на это повлияла дополнительная таблетка, а может, сказалось и то, что с Костей я ездила уже не первый раз и потихоньку начинала доверять ему: в конце концов, и правда не чужой человек.
В пути мы были не очень долго, и вскоре я уже вышла из машины, попутно оглядывая здание перед парковкой. Среди кучи разных магазинчиков, мимо которых я никогда бы раньше не прошла, резко выделялась вывеска, вероятно, кофейни, которая так и манила к себе: на черном фоне красовалась золотистого цвета надпись «Express'o», а сама вывеска была обрамлена кованой рамкой. Я не знаю, кто это придумал, но про себя я уже оценила игру слов в названии. Сколько же денег ушло на одну лишь вывеску? С моими карманными расходами мне даже сфотографироваться с ней не дадут, не то что зайти внутрь: оформление входа демонстрировало, что это заведение «лакшери», как сейчас модно говорить. Каждый месяц я получала немалую для обычной школьницы сумму карманных денег, но они тратились словно сами собой и практически все уходили словно в никуда.
— Вижу, начало уже произвело на тебя впечатление. Идем, — и парень поманил меня к красивой двери с той же кованой отделкой, что и вывеска.
Зайдя внутрь, я поняла, что хотела бы там жить, не меньше. Рот непроизвольно открылся, а закрыть я его так и не смогла: в немного мрачноватом на первый взгляд дизайне гармонично сочетались элементы обстановки примерно семнадцатого века — я не очень увлекалась историей — и современности, а вдоль стены располагался огромный холодильник с очень красивыми и очень разными тортами и пирожными. Рядом с ним находился еще и морозильник с мороженым всевозможных вкусов и цветов, которых было точно не менее двадцати.
Оставшееся пространство было заполнено небольшими столиками на двух и на четырех человек, также я заметила пару столов на шесть мест, вот только в качестве альтернативы популярным во всем мире диванчикам гостям предлагалось расположиться на приятного вида скамьях. Такую красоту я в жизни едва ли видела: судя по фотографиям, гораздо чаще мы с друзьями или родителями ходили в парк или битком набитые забегаловки.
— Ох ты ж е… — только и смогла произнести я.
Костик с улыбкой наблюдал за моей реакцией на этот маленький рай.
— Нравится? Выбирай столик. Лично я рекомендую вон тот, у окна, — последняя фраза была вовсе не обязательна, поскольку я и сама приметила именно это место.
Меню порадовало меня обилием десертов, но глаза разбегались настолько, что выбрать я смогла только кофе, да и денег бы мне сейчас хватило только на него. Костя даже не притронулся к своему меню, и только я хотела спросить его об этом, как к нам подошел официант.
— Вам как обычно, босс? — что? Босс? Вряд ли официант мог ошибиться, но ведь Костик — учитель, просто школьный учитель, пускай даже придурочный и с дорогущей тачкой.
— Не сегодня. Снегирева, что выбрала? Не волнуйся, все за счет заведения, — шепнул классный.
— У меня глаза разбегаются, все это выглядит и звучит слишком вкусно, — снова открыв меню, прошептала я. — Честно, я не знаю, что заказать, пока что выбрала только капучино с фисташковым сиропом.
— Ладно, тогда, — Костик задумался, но всего на мгновение, — добавь к капучино два «птичьих молока», две «Праги» и тройной эспрессо, — официант кивнул и ушел. — Мы делаем «птичье молоко» более воздушным, чем остальные: всего одна небольшая уловка — и получаются, не стесняясь этого слова, лучшие в городе пирожные, — с нескрываемой гордостью пояснил парень. — А «Прага» — просто невероятно вкусный торт, и я даже удивлен, что ты раньше его не пробовала, — если бы он только знал, что я просто-напросто не помню, ела ли я когда-нибудь что-то похожее.
— Константин Леонидович, я требую объяснений!
— Помнится, мы договаривались вне школы обходиться без официоза, Снегирева, — закатив глаза, заметил он, тем не менее, по-прежнему называя меня по фамилии. Получилось неудобно, потому что от удивления я просто-напросто забыла «выключить» школьное обращение.
Все-таки Костик меня бесит, раздражает, так и хочется сказать ему что-нибудь резкое и очень обидное, но… но он мне нравится, черт возьми, и я не хочу по своей же вине разрушать даже такое наше общение. Тем временем он продолжил:
— Когда я был совсем маленьким, моя мама хотела открыть собственную кофейню-кондитерскую, и меня вместе с ней захватила эта идея: я был тем еще сладкоежкой. Правда, мама этого сделать так и не смогла, но три месяца назад я наконец осуществил детскую мечту.
— Это просто… У меня даже слов нет! — явно польщенный, в ответ Костик довольно улыбнулся. Вслед за этим я наконец задала давно интересовавший меня вопрос: — Скажи, а тот торт, что ты приносил, его ты тоже брал здесь?
— Именно, — ответил парень. — Почему-то захотелось тогда принести именно его. Мамин рецепт, — пояснил он и как-то враз погрустнел.
Мне хотелось возразить, что это исправленный и дополненный рецепт моей мамы, но полный непонятной тоски вид Костика заставил меня промолчать. В конце концов, мама действительно придумала торт не совсем сама, а переделала рецепт от подруги. А подруга, может быть, переписала его из какой-нибудь газеты или кулинарного журнала большого тиража, и тогда этот торт вовсе никакой не особенный. А вот то, как усовершенствовала его мама, претендует на какую-нибудь кондитерскую премию, не меньше.
Мы сидели и думали, каждый о своем, как вдруг мой телефон тихо взвизгнул и выключился: разрядился, гад. Я осталась без интернета, которым, правда, редко пользовалась вне дома, без звонков и сообщений, без камеры, без зеркала, а еще и без часов. А мне надо следить за временем: вечером я должна еще выгулять Бродягу и прибрать в доме. И обязательно успеть это сделать до того, как приедет бабушка, чтобы потом с чистой совестью рвануть на тусовку, которую я все же решила не пропускать.
— Сколько времени? — спросила я. Видимо, слишком тихо, потому что в ответ не последовало никакой реакции. К тому же, парень задумался, а, значит, мыслями находится где-то не здесь. Еще и глаза прикрыл, и даже не видит моих ухищрений. Надо бы его позвать, но как? Не называть же мне его просто по имени в его же кондитерской?
Дернуть за рукав — глупо. Еще раз спросить, но громче, — еще глупее, это не то заведение, в котором за столиками кричат. Да что ж я за неудачница, а? Я уже и к парню обратиться не могу, Таля бы точно сгорела со стыда за меня, а может, не только Таля, но и я сама из прошлого. Ладно, была ни была: зажмурившись, я выдохнула. Спокойно, Джи. Он сам просил.
— Костя! Костя!
Он мгновенно подскочил.
— А? Что?
Я тихо рассмеялась.
— Ты заснул ненадолго… Кажется.
— Черт, сколько вообще времени? Почему ты меня раньше не разбудила?
Я изо всех сил попыталась забыть, что передо мной сидит мой учитель. Мысленно я уже раз тридцать убилась об стену, потому что контраст между серьезным, таким взрослым и до невозможности занудным преподавателем английского Константином Леонидовичем и веселым, немного придурковатым Костей, другом моего брата, да и просто интересным парнем, казался просто абсурдным. Все в порядке, я дышу, все нормально — кажется, получилось. Он такой смешной и милый сейчас, что хочется зацеловать до смерти. Нет, это нихрена не нормально.
— Да ладно тебе, устал, с кем не бывает, — я попыталась его успокоить, но это оказалось гиблым делом.
— Вот именно, со мной как раз и не бывает. Я давно выстроил свой режим, и все было хорошо. Понятия не имею, почему сейчас так вышло.
Парень пил эспрессо, причем тройной, утром после нашего английского — ведерную чашку крепкого кофе, а перед этим наверняка выпил такую же еще и дома. Я пришла в тихий ужас, пытаясь представить уровень недосыпа, который Костя компенсирует таким запредельным количеством кофеина. Немудрено, что теперь он отключается средь бела дня.
— С ума ты, что ли, сошел? Постоянно пьешь кофе, ты вообще спишь хоть когда-нибудь? — и что я опять несу, господи. Учитывая рассказы Ника, в студенческие годы они ввели куда более убийственный образ жизни, да и с чего бы мне беспокоиться о парне, сидящем напротив? Получается, я отчитываю своего же учителя, черт возьми. А он сам что теперь подумает?
Он хитро прищурился.
— Мне сейчас показалось, или это было попыткой заботы?
Да что за…
— Ради всех святых! — тихо взвыла я. Повезло хоть, что продолжать не пришлось: официант принес заказ.
Тортики действительно оказались очень вкусными. Как по мне, так и не только в городе лучшими, а во всем мире, хотя мне было не с чем сравнивать. Каждый день бы их ела, тем более за счет заведения, но увы, надо следить за фигурой, а то такие калории мигом превратят меня из стройняшки с сорок вторым размером в тумбочку сто десять на сто десять.
Мы снова долго разговаривали о всякой ерунде, и с каждой секундой я все больше убеждалась, что он прекрасен, и все больше влюблялась. Что я творю, черт бы меня побрал. Надо остановиться, но вместо этого я иду по пути наименьшего сопротивления и вовсю хохочу над Костиными шутками. А потом он даже любезно отвез меня домой, попутно отвечая на все мои вопросы касаемо того, каким образом Ник не рассказывал мне про кофейню, и я окончательно поплыла.
— Я открыл ее в конце января, а когда мы с Ником вышли на связь, были уже совсем другие новости и насущные вопросы. Можешь теперь над ним поиздеваться: ты ведь уже бывала там, а твой брат еще даже не в курсе, — идея показалась мне безумно заманчивой.
Бабушка ожидаемо еще не успела приехать, но меня подкараулил совсем другой сюрприз. Во дворе, с выражением искреннего недоумения, стоял Ник собственной персоной. Последний год он учился в Германии по обмену, а потом остался там на практику, и мы по-прежнему общались только по скайпу даже несмотря на то, что я переехала в Москву. Правда, я ни словом не обмолвилась ему о Косте, да и сам брат должен был приехать не раньше июня. Вздохнув, я смирилась с тем, что, судя по всему, на тусовку уже не попаду: кажется, Ника даже никто не встретил сегодня, и отдуваться за всю родню теперь придется одной мне.
— Привет, малая! — нет, ну это вообще наглость: мы виделись-то в жизни всего пару раз, и то последний — три года назад, а он называет меня так, словно мы росли бок о бок всю жизнь. Хотя ладно, ладно, мы с ним и правда очень часто общались через интернет, и если в моей памяти сохранились наши звонки только за последние два месяца, то Ник помнил меня с момента моего рождения. — Подожди, а Костя тут что делает?
Вопрос, видимо, был адресован мне, потому что Костик не высовывался из машины и уже собирался уезжать, но я успела его позвать. Еле докричалась: учитель — лучше бы уволился к чертовой матери — заткнул уши наушниками, и я уже думала, как промыть ему мозги на тему безопасности за рулем. Хотя, как оказалось, причиной самых страшных аварий может быть абсолютно не это, желание когда-нибудь садиться к нему в машину снова пропало.
Костя вылез из машины и направился ко мне. Тут он так же, как и я минутой ранее, заметил Никиту, который, кстати, до зубовного скрежета ненавидел собственное имя.
— Ник, дружище, ты как здесь оказался? Немцам настолько надоела твоя рожа, что они вернули тебя, откуда приехал?
— Наоборот, еле сбежал: им не понять широты русской души, — старший брат расплылся в улыбке до ушей.
С радостным смехом парни обнялись. Как же хорошо, что Ник ничего не знает про наше с Костей знакомство.
— Але, ребят, может, объясните? — я стояла возле крыльца, как забытая игрушка. — Ты что, совсем-совсем вернулся? — обратилась я к брату.
— Ага, — с широченной улыбкой ответил тот.
До меня медленно стал доходить смысл сказанного.
— Подожди, выходит, ты теперь тоже пойдешь работать в школу?
— Может быть, — он задумался. — А если хочешь, устроюсь даже в твою, — с неистовым хохотом ответил Ник. Все-таки придурочный мне достался брат, что поделать, но если я буду постоянно видеть его еще и в школе, то впору будет вешаться. — А откуда вы друг друга знаете? Ты, э-м-м, — замялся Ник, подбирая слова, — ученица его, что ли? — спросил он, игриво посмотрев на нас с Костей и многозначительно подергав бровями. Опять придуривается, как и всегда. Лучший друг не мог не рассказать о том, что он мой классный руководитель. — Видел я однажды такой сюжет… — не пожелав слушать продолжение, я с силой треснула Ника по плечу, на что тот снова разразился смехом.
— Что-то вроде того, — стараясь не краснеть, ответила я, но только после того, как мы с Костей смущенно переглянулись.
1 — Голодные игры — фильм, 2012 год.
2 — Lavazza — очень вкусный и довольно дорогой итальянский кофе.