Волей-неволей мне пришлось привыкать к новой жизни: я училась выживать в таких условиях, которые до побега мне, наверное, не снились даже в самых нелепых кошмарах. Закаленная автостопом и первыми попытками самостоятельной жизни, я тупила все меньше и меньше, когда мне объясняли что-то новое: ловко, как обезьяна, прыгала по крышам и незаметно, как кошка, кралась по земле. В тусклом освещении подвала зрение адаптировалось под темноту, а легкое чувство голода, казалось, навсегда поселилось в моем желудке.
В последний день июня я осталась дежурной в нашей скромной обители. Все остальные были на работе: каждый подрабатывал, как мог. Всех было не запомнить, моя голова и так разваливалась на куски от объема полученных в такой короткий срок знаний, но я помнила, что Зоя по кличке Пересмешница торгует цветами вместе с какой-то бабушкой, Дима с Пашей разгружают вагоны, а Люся рисует портреты в парках. Я же, имея крайне мало полезных навыков, решилась играть на гитаре в метро и на улицах. Это занятие было мне по душе, а главное, приносило неплохой доход, правда, тратила я все равно лишь самый необходимый минимум: остальное откладывала, копила на новые документы.
В этот день я грустила, ведь ночью, когда Дима с Зоей пойдут на одно дело, а Люся с Пашей — на другое, я все равно останусь дежурить. Кто-то работал допоздна, а кто-то решил наконец отдохнуть и развеяться где-нибудь на поверхности земли, а не под ней, поэтому мне предстояло куковать в подвале совершенно одной.
Ребятам сегодня нужно было пробраться в офис одного из заместителей Елисеева и самым что ни на есть наглым образом выкрасть договор о поставке оружия, сам факт наличия которого был более чем ожидаемым, но все еще не укладывался в моей голове, и еще какие-то бумаги. Меня разрывало от желания поучаствовать в общем деле, а не сидеть сложа руки и вместе с Бродягой выть на луну; безумно хотелось приносить пользу, но за все время я выбиралась на задания всего лишь два раза.
— Еп твою налево, откуда ж ты на мою голову свалился?
В самый критический момент моей апатии, когда мне больше всего на свете не хватало огромной кружки чая и теплого пушистого пледа, в подвал явился как обычно поддатый Тоха и широко улыбнулся всеми своими тридцатью зубами: два он потерял во время какого-то нетрезвого приключения, впрочем, еще до моего появления. Тоха был, в общем-то, толковым парнем, но имел как минимум один очень весомый недостаток: он бухал, причем делал это с таким завидным постоянством, что полностью трезвым я его застала всего каких-нибудь пару раз. Это нисколько не мешало Тохе жить: более того, выпив хоть немного, он становился еще более дружелюбным, а вдобавок у него в голове сразу же начинал работать генератор идей, полезных и не очень.
Мы неплохо ладили, если честно, а Тохе нравилось гулять с Бродягой, но до сегодняшнего появления он отсутствовал два дня, и мы очень волновались и безуспешно искали человека по моргам и больницам. Я в любом случае собиралась высказать ему все, что думаю, а еще мне как раз нужно было выместить и без того паршивое настроение.
— Антон! — мне не нужно было много, чтобы выйти из себя: я слишком редко туда приходила. Полным именем жизнерадостного Тоху никто не называл, только я и только в моменты сильной злости. — Что ты творишь? Мы все извелись, пока тебя не было, — ухватившись за воротник клетчатой рубашки, я втащила его вглубь помещения. — Где ты вообще шлялся? Мы обзвонили абсолютно все, что можно, но тебя нигде не принимали, — я остановилась, чтобы перевести дыхание: тощий Тоха в высоту достигал почти что двух метров, и тянуть его за собой было не так легко. — Вчера его, значит, нет, ночью тоже нет, хорошо хоть сегодня к обеду заявился. Знаешь, — я оттолкнула его, — мы уже начинали гадать, в каком лесу тебя зарыли!
— Ну простите, — добродушно и абсолютно искренне бубнил Тоха. Его пошатывало из стороны в сторону, и мне пришлось тащить его до самой комнаты на своих хрупких плечах.
При ближайшем рассмотрении у Тохи помимо перегара были обнаружены рана в боку, отсутствие телефона и видавшая виды, потрепанная жизнью флешка. Меня разрывало от любопытства, но количество алкоголя, который залил в себя нерадивый Тоха, никак не способствовало свертыванию крови, и пришлось спешно делать перевязку. У меня панически тряслись руки, и дело было вовсе не в виде крови, который нисколько меня не колыхал: я просто боялась сделать что-то не так или и вовсе опоздать, хотя вид у парня был, как и обычно, вполне себе живучий. Кое-как перевязав рану, я все же спросила:
— Откуда она у тебя? — и потрясла флешкой перед Тохиным лицом.
— Спиздил, — с довольным видом ответил он.
— Господи, да за что ж мне наказание-то такое? — я обессиленно выдохнула и воздела глаза к небу, вместо которого увидела грязный бетонный потолок. — Ладно, я вообще-то в медицине не сильна, так что будем надеяться на богатырское здоровье, — Тоха усмехнулся в ответ. — Ты же знаешь, что делать? — уточнила я, плохо скрывая вдруг подступившую панику. — Может, в скорую?
— В какую скорую, у меня и документов-то нет, — еще шире улыбнулся парень; что бы ни происходило, он всегда улыбался.
— Но это лучше, чем… Чем… — язык почему-то становился ватным, как только я собиралась произнести главное слово.
— Да не собираюсь я помирать, успокойся, — с нотками раздражения Тоха сказал все за меня. — В первый раз, что ли?
Я вздохнула.
— Я пока что позвоню Диме, а ты сейчас сидишь здесь, — попытки успокоиться начинали давать результат. — Попробуешь хоть шаг в сторону сделать — урою, — добавила я сквозь зубы, стараясь придать себе угрожающий вид. — Тебе стоит беречь силы, — Тоха согласился.
Кажется, мне давно пора бы привыкнуть к тому, что в любой момент кто-то из друзей может завалиться домой с дыркой в боку, кого-то нужно будет вытаскивать из кромешной задницы, кто-то найдет Елисеевский договор о поставке оружия, кто-то припрет другое оружие домой. Это было моей новой реальностью; собственно, так было и раньше, и в мировом масштабе ничего не поменялось от того, что я узнала правду. Но мой мир не то что кардинально изменился, а за последний месяц был полностью разрушен и по кусочкам выстроен заново. Наверное, все из наших ребят через это проходили? Тоха так спокойно ко всему относится, хотя он на удивление добрый, а его мягкий характер известен всем не понаслышке. Зое всего пятнадцать, а она стреляет не хуже снайпера, а я… А я ничего. Я, наверное, способна на что угодно, просто пока еще не очень получается воспринимать происходящее как что-то нормальное.
Трубку не брал не только Димас, но и вообще никто из ребят, а время стремительно утекало. Я прикинула: если выдвигаться прямо сейчас, то через сорок минут доберусь до Димы. Люся работала примерно на таком же расстоянии от дома, но в другой стороне, а Зоя ездила вообще в какие-то несусветные дали. Я сама не заметила, как, подобно другим ребятам, стала называть наш подвал домом, но от некоторых слышала еще слово «сквот», значение которого было мне не совсем понятно.
Забежав к Тохе и напомнив ему, чтобы никуда не высовывался под страхом смертной казни, я схватила кофту — к вечеру обещалось похолодание — и рванула к выходу. В последний момент развернулась и снова побежала к Тохе.
— А объясни, пожалуйста, — вкрадчиво начала я, — где именно ты, кхем, спиздил, — я сделала многозначительную паузу, — эту флешку?
Тоха вздохнул.
— Ну, я устроился на работу, — объявил он. — Документов не спрашивали, я и согласился. А потом случайно выяснил, что пришел в дочернюю фирму Елисеева.
Сначала хотела возмутиться, поскольку не поверила ни единому слову: неужели у Елисеева не проверяют сотрудников? Потом поняла, что Тоха не врет: кто станет собирать полное досье на парнишку, пришедшего подработать каким-нибудь грузчиком в одну из многочисленных дочерних фирм? Только вот даже у них должен быть доступ к архивам головного офиса, и от осознания, каких масштабов данные могли храниться на потертой от времени флешке, у меня холодели кончики пальцев.
— Это из-за нее тебя так? — осторожно спрашиваю в надежде услышать «нет». Прекрасно зная, что ответ будет противоположным.
— Не помню, — вопреки всем ожиданиям отвечает Тоха. — Наверное, — чуть подумав продолжает он, — иначе из-за чего еще кому-то кидаться на меня с ножом? — прекрасно. Его пытались зарезать. — Но я сбежал, — с гордостью добавляет парень.
Я тряхнула головой, прогоняя наваждение. Я не видела никаких гарантий, что Тоху не выследили и не выследят потом; это означало, что мы все в глубокой заднице, а трубку никто из ребят так и не поднял.
— Я сейчас приведу кого-нибудь, ты главное продержись тут пару часов, ладно?
— Хорошо, мамочка.
— Идиот, — я отвешиваю Тохе легкий подзатыльник и улыбаюсь.
Несмотря на то, что за все время моего пребывания здесь Тоха исправно доводил меня до белого каления хотя бы раз в день, мы хорошо друг друга понимали; я уже даже почти не злилась на него за то, что он в первые же дни приучил Бродягу пить пиво.
Сцапав рюкзак, я наконец выбралась наружу. Лицо обдало прохладным ветром, и я, не пройдя и трех метров, натянула так предусмотрительно захваченную с собой кофту. Потихоньку начинало темнеть: часы в телефоне показывали половину десятого. Время было самым неудобным, поскольку все ребята уже должны были освободиться с работы, но до вылазки на задание было еще рано. В отчаянии я набрала Диму еще раз, и, о боги, он наконец поднял трубку; выслушав мое полуистеричное повествование, наш главарь издал непонятный раздраженно-обреченный звук, после чего все же ответил:
— Хорошо. Я отправлю домой Зою и еще пару человек, но тебе придется подъехать на офис, — мы оба прекрасно понимали, о каком офисе идет речь.
— Через полчаса буду, — бросаю в трубку, всеми силами скрывая эмоции: я отправляюсь на новое задание.
Если честно, было безумно страшно оставлять Тоху одного. У меня не было уверенности в том, что в ближайший час к нам не нагрянут люди Елисеева, от которых парень просто не сможет отбиться в одиночку: оставалось надеяться лишь на то, что отправленные Димой ребята приедут быстро.
Офис нужного нам заместителя Елисеева находился не так далеко от нас, но я решила срезать путь и в итоге заблудилась среди похожих друг на друга многоэтажек. Когда я приблизилась к внушительных размеров зданию, было уже почти одиннадцать, и Димас точно тоже был где-то рядом, но нашел удобное место, чтобы спрятаться. Я собиралась по-быстрому сделать то же самое, как вдруг чья-то рука резко дернула меня назад. Не успев вырваться, я неуклюже повалилась в кусты, где меня и ждал Дима.
— Что за нахрен у вас там произошел?
Я попыталась объяснить.
— Тоха наконец-то вернулся, не особо трезвый и с ножевым в боку. Потерял телефон и спер флешку из дочерней фирмы Елисеева, куда случайно пошел работать. Это если вкратце, — я перевела дыхание. — Мне кажется, его могли выслеживать: из-за безобидной инфы на флешке ножом в человека не тыкают, — тихо добавила я.
Негласный предводитель нашей подвальной коммуны спрятал лицо в ладонях.
— Это пиздец, — прокомментировал он. Помедлив, заговорил: — Сейчас дожидаемся последних людей, я отключаю камеры и сваливаю. Люся с Пашей поедут домой, похоже, там понадобится их помощь, а я выполню их задание сам.
— Пиздец, — мрачно добавила я.
— Ты-то как? Одна тут справишься? — Дима ободряюще потрепал меня по плечу.
Я ухмыльнулась.
— Естественно. Не зря же вы называете меня Камикадзе.
Димас посерьезнел.
— Слушай сюда, адреналинщица хренова, — его рука, все еще лежавшая на моем плече, сжала его до боли. — Тебе не нужно расшибаться тут в лепешку, — медленно проговорил он, делая большие паузы между словами. — Ты должна выполнить заказ и вернуться отсюда целой и невредимой, — он тяжело вздохнул и тихо добавил: — Хотя бы живой.
Мы сидели в засаде в кустах и выжидали, когда же наконец здание окажется пустым: в нескольких окнах еще горел свет, и соваться внутрь сейчас было слишком рискованно. Я уже начала не на шутку замерзать и давно перестала сверять время, когда окна погасли одно за другим, а через несколько минут из офиса вышли последние люди. Я собиралась уже выдвигаться, но Дима вовремя меня одернул: когда внутри не осталось уже, казалось бы, никого, из здания вышли еще трое.
— Это Григорий Синицын, тот самый Елисеевский помощник, — услужливо объяснил Дима. — Рядом его зам, а третий…
— Я знаю, — перебила я.
Я еще не была уверена по поводу третьего силуэта, но интуиция редко меня подводила. Когда он вышел из тени на залитый светом фонаря участок, сомнений не осталось: это был Костя. Что-то неприятно кольнуло в груди: должно быть, из-за долгого сидения в неудобной позе защемило нерв. Нервно закусила губу — это чтобы не стучать зубами от ночного холода. Горячие, невесть откуда взявшиеся слезы обжигали щеки, и вряд ли оттого, что что-то попало в глаз.
Нет, дура, признайся уже наконец, что это вовсе не нервы и никакой не холод. Признайся, ведь это он так на тебя действует. Ты сама же сбежала, закопала единственные доступные тебе воспоминания так, словно их и не было, но они ведь были. Ты все еще скучаешь по нему, и тебе не хватает ваших разговоров, двусмысленных шуточек, посиделок дома за чаем, пусть и втроем с Ником, который иногда был третьим лишним. Ты скучаешь даже по вашим перепалкам на уроках английского, безмозглая дура, и пытаешься сделать вид, будто тебе всегда было все равно. Признайся себе, что до сих пор неровно к нему дышишь.
Все прекратилось, как только они расселись по машинам и уехали, каждый в свою сторону. Дима уже достал планшет и что-то химичил в программе взлома камер, и мне оставалось молиться всем высшим силам, что он ничего не заметил, хотя надежды было мало: от него ничего не скроешь, это ведь Дима.
— Все, они ослепли, можешь идти, — Дима обнял меня на прощание. Кажется, он и правда догадался, но я была благодарна хотя бы за то, что ни о чем не спрашивал.
— Спасибо, — отчего-то севшим голосом отвечаю я и отправляюсь в неизвестность.
Пробравшись теми же кустами, я обогнула здание, без особого труда взобралась по пожарной лестнице и через всегда открытый люк на крыше — Дима выяснил заранее — залезла внутрь. Я знаю наизусть каждый уголок: это тоже Дима постарался, заставляя нас с Пересмешницей зубрить план всего офиса; он всегда выбирал еще одного человека на крайний случай, и осознание того, что этот самый случай настал, слегка нагоняло жути.
Зато благодаря такому ответственному подходу — не зря ведь Диму все считали за главного — я быстро, практически сразу, нашла дорогу к кабинету Синицына. Оставалось лишь гадать, куда смотрит охрана, потому что камеры и правда были отключены: я специально проверила, когда проходила мимо, и ни голубая, ни красная точка не горела ни на одной. Без лишних звуков открыв дверь, облегченно выдохнула: я смогла взломать этот чертов код снова. На моем первом задании был похожий, а я никогда не была сильна в вопросах техники и провозилась с замком лишних несколько минут; меня тогда чуть не заметили.
Бесшумно ступая подошвами кед по выложенному плиткой полу, прокралась к столу и наугад вытащила первую попавшуюся папку с документами. На удивление, нужный нам договор лежал именно там, прямо первой страницей, и я снова порадовалась своей интуиции. Правда, я совсем забыла, какие еще бумаги нужно было забрать, поэтому на всякий случай припрятала в рюкзак всю папку. Думаю, теперь пора сматываться.
Со скоростью молнии я выскочила за дверь и снова поставила код на электронном замке: во второй раз это было уже не так сложно. В лабиринте коридоров отыскала нужную лестницу, чуть не пропустив правильный поворот. Поднявшись на самый верхний, технический, этаж, вылезла к люку и в последний момент обнаружила, что выбираться отсюда сложнее, чем вламываться. Пришлось подтянуться, чтобы оказаться на крыше, но кажется, я распласталась по ее поверхности слишком громко. Нужно было ускоряться, и я хотя бы слезла без проблем: таким же образом, как и пришла, по пожарной лестнице.
Жаль, что я никогда раньше не занималась скалолазанием или спортивным туризмом. Хотя откуда я могла знать наверняка? Но моя физическая подготовка, точнее, ее отсутствие, говорила сама за себя. Пригнувшись, я пробежала за кустами, добравшись до того самого места, где мы еще недавно сидели в засаде с Димой. Кстати, было бы неплохо ему позвонить. Быстро набрала нужный номер, но никто не отвечал; наугад набрала контакт Пересмешницы и очень обрадовалась, когда с третьей попытки услышала в трубке знакомый голос.
— Ну что там у вас? — спросила я сразу же после приветствия. Произошедшее с Тохой не давало мне покоя с момента выхода из дома, и наконец-то я могла узнать хоть какие-то новости.
— Приходи прямо сейчас, подстрахуешь, — отрывисто бросила она.
Я хотела задать еще много вопросов, тем более, что на первый так и не получила ответ. От сидения на корточках ноги затекли, и я, решив сменить положение, совсем по-дурацки провалилась в ближайший куст. Мне хватило силы воли, чтобы не заорать, когда оттуда выпрыгнуло нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся бездомной кошкой. Издав истошный вопль, испуганная полосатая шкурка сиганула на какую-то машину, затем под другую, стремительно проделывает запутанный путь из прыжков — и вот несчастное животное влетает в открытое окно первого этажа.
— Твою мать, я перезвоню, — выпалила я и сбросила вызов.
Такое могло произойти только в одном случае: дежурные на охранном посту захотели подышать свежим воздухом, а теперь кто-то из них получил кошкой в лицо. Такой абсурд мог произойти, наверное, только со мной: помимо того, что охранники явно не идиоты и сразу поймут, что кошки просто так по воздуху не летают, так еще и сигнализация тех машин, по которым попрыгала пушистая, никак не собиралась униматься.
Пока я пыталась понять, что теперь делать, из здания уже выбежали охранники. Наплевав на скрытность и осторожность, я на всей скорости стартанула с места: меня все равно вот-вот заметят, и отсидеться в кустах — в самом прямом смысле — у меня не получится. Естественно, за мной сразу же погнались, но хотя бы быстро бегать я умела: меня и так непросто догнать, а когда адреналин захлестывает с головой, то это становится в разы сложнее.
Мне здорово помогало знание как этого района, так и ближайших, потому что я ориентировалась в округе быстрее, чем бегущий за мной охранник. Он остался один: второй, наверное, выдохся, а может быть, просто принял меня за очередного подростка, шатающегося по ночам черти-где, что тоже в какой-то степени было правдой. На очередном повороте сумасшедшей гонки капюшон упал с моей головы, и я не успела надеть его обратно, как в свете фонаря отчетливо мелькнуло мое лицо: в тот момент я как будто увидела себя со стороны. Елисеевский, вы говорите, офис? Молодец, Камикадзе, ты теперь покойница. Охранник наверняка должен был запомнить меня и пробить по всем каналам, если он, конечно, не совсем дурак.
Пришлось кружить по городу еще дольше, чтобы запутать следы и случайно не подставить ребят; меня спасали проходные подъезды и заборы, через которые я, заметно похудевшая за последние полтора месяца, ловко перемахивала, оставляя преследователя далеко позади. Все же оставалась надежда, что охрана офиса не отличается особым умом и сообразительностью и приняла меня за обычного подростка-хулигана. Окончательно убедившись, что за мной не гонятся, я остановилась и отдышалась. С широченной счастливой улыбкой разразилась хохотом, разнося эхо по тихим пустынным улицам одного из многочисленных спальных районов Москвы. Кажется, я все-таки нашла свою стихию.
Я снова набрала Зою: обещала ведь, что перезвоню. Абонент стабильно был недоступен, хотя я позвонила, наверное, уже раз десять. Плюнув на это, позвонила Паше, Люсе, — вообще всем, чьи номера были у меня сохранены. Что-то пошло не так: обычно хоть кто-то из ребят поднимает трубку, но даже Дима мне не ответил. Тоху все-таки выследили? Димас разбил телефон, а остальные — с ним за компанию? Мать вашу, где они все?
Я даже не особо понимала, где я сама нахожусь, но название соседней улицы показалось знакомым. Возвращаться нужно было в любом случае, поэтому пришлось напрячь извилины, чтобы вспомнить, в какой стороне наш подвал; оказалось, что здесь совсем рядом, и уже через четверть часа я была бы на месте, если бы телефон в моей руке не завибрировал. Я посмотрела на экран: входящий от Димы. Сердце колотилось, как бешеное, когда я нажимала на зеленый кружочек ответа, и сходу, не разбираясь, забрасывала звонившего вопросами, на которые он, конечно же, не ответил. Несмотря на это, сказанных им нескольких слов было достаточно, чтобы я едва не выронила мобильник прямо на асфальт.
— Встретимся на Белорусском вокзале, — почему-то упавшим голосом сказал он. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное: — Дома больше нет.