Грааль

Глава 24

У Короля-Рыбака было две дочери — Харита, старшая, и Моргана, младшая, от его второй жены. Между дочерьми возникли какие-то разногласия — я так и не узнал, в чем дело, — но это заставило Моргану покинуть Инис Аваллах и укрыться на диком севере, подальше от Хариты и Аваллаха. Со временем она перебралась на Оркады, и здесь, на архипелаге с пологими холмами построила крепость среди древних курганов.

Господи, помоги! Эта самая Моргана стала женой моего деда. Она не была матерью ни мне, ни даже моему отцу. Упаси Бог! Послушайте меня, я сын Лота ап Лота, короля Оркад. Мой отец воевал вместе с Артуром против саксов и вандалов. Пусть люди помнят об этом. Мой дед пал жертвой жажды власти Морганы. Он был королем, а она хотела править безраздельно. Игра началась задолго до того, как кто-нибудь сумел осознать опасность.

Бедняга Лот в старости возомнил себя очень влиятельным богачом, а Моргана была очень красива. Некоторые говорят, что она уже тогда была сильной волшебницей и зачаровала деда. Она внушила Лоту, что его сын, тоже Лот, замышляет свергнуть его. Дед даже пытался убить отца, но Лот бежал с большей частью отряда и обосновался на одной из многих неприступных скал Оркад. Гвальхмаи и я выросли там, а потом уехали на юг, чтобы служить Артуру. Мы в ту пору были совсем мальчишками, да и сам Артур был не намного старше нас. И мы стали одними из первых кимброгов молодого военного лидера.

Я не сомневаюсь, что именно Моргана в конце концов настроила Лота против Артура, но сам Артур, истинный лорд, не обращал внимания на мятежные выходки нашего родича. Но с тех пор позор далеко от меня не отходит. Каждый раз, выходя на битву, я думаю о том, что должен восстановить блеск нашего запятнанного имени. По воле Господа, нас еще помнят не только как внуков своенравного Лота, безумного короля, сделавшего злую Моргану своей королевой.

В те годы, когда мы боролись за свою жизнь и судьбу Британии, Моргана с головой погрузилась в Темные Искусства, и теперь темная сила управляет ей. Мирддин говорит, что она всем пожертвовала ради силы. Зло, говорит он, никогда не отдыхает и не знает удовлетворения; она приходит и пожирает того, кто считает себя ее хозяином, она — оружие, убивающее всех, кто стремится ей владеть. А Мирддин знает, что говорит. Он сразился с Морганой, победил, заставил ее бежать с поля боя; ее драгоценная сила была разрушена, колдовство ниспровергнуто.

Однако победа стоила Мирддину зрения и жизни его ближайшего друга. Мирддин отправился на бой с Морганой один. Пеллеас, верный друг и слуга Мирддина, беспокоился за своего хозяина и последовал за ним. Увы, Пеллеаса больше никто не видел, его тело так и не нашли. Во всем мире есть лишь один человек, который знает, что случилось с Пеллеасом, тот самый, что обронил или нарочно оставил на тропе брошь Пеллеаса.

— Вы спрашиваете, что это значит? — горько проговорил Мирддин Эмрис, сжимая серебряную брошь. — Неужто вам не узнать мрака гробницы, оказавшись в ней? Неужто, проснувшись среди ночи, вы думаете, что на дворе ясный день?

Он прижал тыльную сторону ладони к губам и огляделся вокруг дикими глазами.

— Успокойся, Мирддин, — сказал Борс. — Мы же просто не понимаем.

— Смерть и тьма! — выкрикнул Бард голосом, искаженным мукой. — Моргана вернулась!

— Моргана! — прошептал Бедивер.

При звуке этого имени волосы у меня на загривке зашевелились, а во рту пересохло.

У Мирддина дрожали руки. Он выбежал из зала, оставив нас ошеломленными и сбитыми с толку. Все сразу заговорили. Большинство слыхали о Королеве Тьмы и Воздуха. Мы с Бедивером знали ее лучше других, а вот Борс не знал совсем. Он отвел меня в сторону и спросил:

— Эта Моргана и Моргауза — одно и то же, да?

— Нет, — ответил я, а в душе задумался: так ли? Ведь могла Моргана принять форму Моргаузы? Я вздрогнул от этой мысли.

— Но ты ведь ее знаешь? — настаивал он. — Кто она такая, какой силой владеет?

— Она темная волшебница, заклятый враг Эмриса и всех его начинаний, — сказал я ему. — Ее силы столь велики, сколь изощренны ее пути, она проницательна и хитра, а сам Древний Враг не страшнее, чем она.

— Мирддин однажды вступил с ней в схватку и чуть не погиб, — добавил стоявший рядом Бедивер. — Она ослепила его и бросила умирать. Думаю, если бы не Пеллеас, он бы погиб.

— Я помню Пеллеаса… — растерянно сказал Борс.

— Может, это никак не связано с Морганой, — со слабой надеждой сказал Кай. Бог любит простодушного Кая; если бы море и небо когда-нибудь поменялись местами, он был бы первым, кто усомнился в этом диком случае, и последним, кто поверил бы в это.

Я иногда жалел, что не обладаю таким упрямством, как Кай. Но он был не только упрямым, но и великодушным, он просто не хотел верить в худшее в ком-либо. Но я поверил — и не потому, что боялся, — потому что у меня был некоторый опыт общения с Морганой, и меня пробрало до мозга костей при мысли, что она каким-то образом причастна к краже Грааля.

Мы помолчали. Никто особо не надеялся, что Кай прав, но и спорить с ним никому не хотелось. Через некоторое время Артур повернулся к Кадору.

— Что с Рисом? — тихо спросил он.

Пендрагон изменился, и эти изменения меня поразили. Он больше не пылал гневом. Слова Мирддина не то чтобы испугали его, но выглядел он потрясенным и побежденным.

— Я не хотел, чтобы вы ждали, и оставил отряд позади. Я подумал, что лучше сразу скажу, что наши поиски ничего не дали, тогда можно будет попробовать искать в других местах. Рис и кимброги отправились объезжать окрестные селения, чтобы расспросить жителей.

— Скоро весь мир узнает о моем позоре, — сокрушенно произнес Артур. Потом он отпустил Кадора, отправив его отдыхать, но наказав позже вернуться ко двору.

Кадор ушел. Пендрагон обратился к оставшимся Стражам Грааля и Борсу, которому теперь предстояло занять место Лленллеуга. — Вот к чему привела ваша небрежность, — упрекнул он нас, — к гибели королевства. — Он посмотрел каждому из нас в глаза. — Если вам есть что сказать, говорите сейчас, друзья. Ибо я предвижу: если Святую Чашу не вернуть, Британия погибнет.

Мы молчали. Никто не хотел сказать что-нибудь невпопад, да и говорить было нечего. Именно так и обстояло дело: Стражи не справились со своим долгом, и теперь королевство в опасности. Что тут скажешь?

К сожалению, король неправильно понял нашу сдержанность. Сделав шаг назад, он упал на трон, причем выглядело это так, словно он получил хороший удар мечом плашмя.

— Ну вот, даже друзья бросают меня, — простонал он. Я мог лишь смотреть с тоской на его переживания, теперь он и не думал их скрывать.

Затем, словно борясь с отчаянием, охватившим его, Пендрагон снова встал, и на этот раз в лице его читался вызов. Перед нами стоял человек, не желавший мириться с обстоятельствами. Он заговорил, и в его голосе снова горел огонь.

— Каждый день к святыне идут паломники, их все больше. Но теперь в святилище пусто. Я позвал их, я сказал им «Приходите! Приходите в Летнее Королевство, там узрите чудо!» И люди идут, и ждут чуда, а вместо этого видят только глупость короля Артура. — Он улыбнулся, но так страшно, что я отвел глаза. — Оно и вправду великое чудо: высокомерие и гордость одного правителя превратили его в пустую оболочку. — Он еще раз обвел нас глазами. — Оставьте меня! — Никто не сказал ни слова, и никто не пошевелился. — Вы не слышали? Я сказал: оставьте меня! Это приказ! Видеть вас не могу!

Борс стоял с опущенной головой, обхватив себя руками. Он так глубоко ушел в собственные мысли, что перестал замечать окружающее. Угрюмый Бедивер развернулся и вышел первым, бросая своего короля на произвол судьбы.

О, это было тяжело, но что еще мы могли сделать?

Когда Артур пребывал в таком настроении, лучше было просто повиноваться. Да и зачем оставаться? Вслед за Бедивером остальные тоже вышли в зал. Но я не пошел с ними.

Я шел, куда глаза глядят и вскоре оказался на высокой стене над воротами — передо мной с одной стороны лежал внутренний двор, а с другой — покатый холм с извилистой тропинкой, а за ним — озеро. Я бездумно смотрел, как над болотами поднимался туман, готовый укрыть подножие Тора влажным, безмолвным плащом — могильной тишиной, как сказал бы Мирддин.

Мысли мои метались беспокойными птицами, и никак не могли найти подходящий насест. Но моих глазах ночь опустилась на Инис Аваллах, положив конец еще одному плохому дню. Я мимоходом отметил, что время года изменилось, а дождя так и нет. Засуха продолжалась.

Усталый и подавленный, я собрался покинуть стену, но перед этим все же бросил взгляд на лес на востоке, где исчезли Грааль и все наши самые светлые надежды. Гряда низких облаков, темнее даже ночного неба, поднималась над лесом — как будто тьма, которой страшился Мирддин, надвигалась на нас. Я вздрогнул от холода внутри и поспешил внутрь.

На следующий день Артур нас не принял. Бедивер отправился к нему за распоряжениями, но вернулся, сказав, что король закрылся у себя и никого не хочет видеть.

— Это неправильно, — заявил Кай.

— Ты еще будешь ему указывать, что правильно, а что нет? — вызверился на него Бедивер. — Ничего бы не случилось, если бы не мы. Это наша вина. — Он ударил себя в грудь ладонью. — Это наша вина!

— Я пойду к нему, — решил Кай, выходя из зала.

Впрочем, и он вскоре вернулся, так и не увидев короля. Прошел еще один унылый день. Кимброги приходили и уходили, ожидая доброго слова, но так и не дождались. Удрученные, обескураженные, мы все глубже погружались в пучину мрака. Наконец, не в силах больше переносить горечь вины, я оставил товарищей и отправился на поиски Мирддина.

Выйдя из зала, я двинулся по коридору в сторону казарм мимо личных покоев короля. Дверь оказалась приоткрыта, и, проходя мимо, мне почудилось, что я слышу стон. Я прислушался, но звук не повторился. Тогда я подошел к двери, осторожно толкнул ее и вошел.

Артур так и сидел в своем кресле, склонив голову на грудь, и слабый свет одинокой свечи напрасно боролся с окружающим мраком. Непереносимое зрелище! Тот, кто был для меня Землей и Небом, сидел одинокий в темной комнате. Я пожалел, что осмелился войти и повернулся к двери. Но король услышал мои шаги и равнодушно произнес: «Оставь меня».

Это было не его голос! Он меня ужаснул. Нельзя оставлять его в таком состоянии, подумал я, и сделал шаг вперед.

— Это Галахад, — тихо сказал я, подходя к креслу.

Он только чуть приподнял голову; черные тени вокруг словно цеплялись за него, увлекая в глубину. В комнате заметно похолодало, а король сидел без плаща и жаровни, — дракон в зимней берлоге. Тем не менее, глаза, смотревшие на меня из-под нахмуренных бровей, были лихорадочно яркими.

— Уходи, — пробормотал он. — Вы ничего не можете для меня сделать.

— Я подумал, что могу хотя бы посидеть с тобой, — сказал я, недоумевая, как мужчина может так быстро и окончательно сдаться. Еще недавно он пылал праведным гневом, а теперь сгорел дотла, и пепел успел остыть.

Другого стула в комнате не было, поэтому я остался стоять, сожалея о своем вторжении. Я как раз думал, как мне лучше отступить, когда король проговорил:

— Он вознес меня только для того, чтобы бросить с высоты на камни. — Сказано было таким безнадежным тоном, что я содрогнулся. Понятно, что он имел в виду. Однако король продолжал: — Я думал, что время пришло, Галахад. Я думал, что мир уже изменился, и что мы принесем земле исцеление. Я же так ясно видел Летнее Королевство, и так хотел… — Голос Артура превратился в сдавленный стон. — Боже, помоги мне… Я так хотел...

Долгое мгновение он молчал, словно обдумывая только что произнесенные слова. Я стоял тихо, и он, казалось, больше не обращал внимания на мое присутствие.

— Наверное, в этом все и дело — я слишком сильно хотел, — сказал он наконец. — Я же думал, что Он тоже хочет того же. Я был уверен. Никогда ни в чем я не был так уверен.

Король еще глубже опустился в кресло, но вдруг вскочил. Его снова охватила ярость.

— Три дня! — закричал он, и этот крик странным эхом разнесся в пустой комнате. — Видение Талиесина! Мирддин, работавший ради этого всю жизнь! Царство мира и света — и оно продлилось всего три ничтожных дня! — Крик превратился в стон. — Боже, почему? Почему Ты сделал это со мной? Ведь из этого могло получиться столько добра для всех! Почему Ты отвернулся от меня? Почему презираешь меня?

Словно вновь вспомнив о моем присутствии, Артур опустился на стул и посмотрел на меня.

— Меня предали, — проговорил он хриплым голосом. — Предал один из своих. Я ведь любил его как брата, я доверял ему. Я доверил ему свою жизнь! А он отплатил мне за доверие предательством. Он забрал Грааль и мою жену.

— Если за всем этим стоит Моргана, — спокойно произнес я, — то Лленллеуг, вероятно, был заколдован. Ничем другим его поступок нельзя объяснить.

Однако король, похоже, меня не услышал. Сжав руку в кулак, он сильно ударил себя в грудь, словно желая задавить внутреннюю боль. И опять ударил. Я подошел ближе, чтобы не дать ему пораниться, если он не уймется. Но припадок прошел, и он откинулся на спинку стула, ослабев от горя.

— Глупость Артура… — пробормотал он, снова закрывая глаза. — Они приходят, надеясь узреть чудо, и не находят ничего, кроме груды камней, нагроможденной дураком-королем.

Невозможно слушать, как он корит себя. Рискуя вызвать очередной приступ гнева, я заговорил.

— Ты не мог знать, что так случится.

— Король дураков! — Артуру, видимо, доставляло удовольствие издеваться над собой. — Послушай меня, Галахад, никогда не доверяй ирландцу. Получишь только нож в спину.

— Если прав Эмрис, то винить следует Моргану, а не Лленллеуга, — возразил я. — Такое невозможно предвидеть.

— Считаешь, я безупречен? — усмехнулся он. — Тогда почему на меня свалилась вся эта погибель? Почему я покинут? Почему Бог отвернулся от меня?

Опасаясь сделать хуже, я молчал. Артур воспринял мое молчание как признание его неудачи.

— Вот! Ты тоже это видишь! Все видят, кроме меня. О, но теперь и я вижу… — Он резко откинулся назад и с треском ударился головой о спинку стула. — Теперь и я вижу, да только поздно.

— Артур, ничего не поздно, — возразил я. — Мы найдем Лленллеуга и вернем Грааль. Все придет на круги своя. Это не крах Летнего Королевства. Ему просто придется немного подождать.

— Я видел его, Галахад, — сказал он, снова закрывая глаза. — Я все это видел.

Он был измучен, и я понадеялся, что может теперь он заснет. Хватит уже ходить по кругу.

— Что вы видели, милорд?

— Я видел Летнее Королевство, — ответил он неожиданно мягким мечтательным голосом. — Я умирал — я знаю. Мирддин не говорит, но я знаю. Это он уговорил Аваллаха призвать Грааль. Аваллах не хотел. Он не хотел использовать Святую Чашу так.

Он сделал паузу, и я набрался смелости предложить ему отдохнуть.

— Тебе нужно поспать, господин, ты устал.

— Спать! — Артур зарычал. — Как я могу спать, когда моя жена в опасности? — Он прижал руки к глазам. Посидел так некоторое время, а потом заговорил намного спокойнее. — Гвенвифар пришла ко мне. Она была такой храброй — она не хотела, чтобы я видел, как она плачет. Она тогда поцеловала меня в последний раз, как ей казалось, и ушла от меня. И Мирддин ушел. Все ушли из Тора, а потом туда, где я лежал, пришел Аваллах…

Я понял, что сейчас услышу историю исцеления Артура Граалем, и затаил дыхание.

— Сначала я ничего не видел, — прошептал Артур, — но я как-то знал, что в комнату вошел Аваллах и что Святой Грааль с ним, потому что спальня внезапно наполнилась удивительным ароматом — как лес цветов или цветущий луг после дождя, в общем, я ощущал все лучшие ароматы, которые мог вспомнить. Запах меня разбудил, и я открыл глаза. Рядом со мной на коленях стоял Аваллах и протягивал мне такое… похожее на чашу… — Артур облизнул губы, наверное, так же, как тогда. — Я понял, что должен пить, и сделал глоток… мне показалось, что сделал, но никакой влаги там не было, зато был вкус, с которым ничто не может сравниться. Лучший мед по сравнению с ним — все равно, что болотная вода. Это был вкус самого Грааля, это он наполнял воздух несравненным ароматом.

Артур глубоко вдохнул. Наверное, так же, как тогда. Воспоминание о чуде, спасшем его, разгладило резкие тени на измученном лице.

— Как только я вдохнул этот ароматный воздух, пары смерти, затуманившие мой разум, рассеялись и без следа. Я пришел в себя и понял, что в комнате, кроме Аваллаха, присутствует могущественный дух, хотя и сам Аваллах не чужд миру духов. Но этот, другой, был наделен неизмеримой мощью. А я… я все еще оставался между жизнью и смертью, слабое, хрупкое существо — птица, застрявшая в ветвях, бьющая крыльями в попытке освобождения. Я был ничем рядом с ними… ничем. Я потратил жизнь напрасно…

— Это не так, Артур, — решился я прервать короля. — Ты никогда не изменял себе, и прямо шел к своему предназначению. — Но король не хотел меня слушать. Он отрицательно покачал головой. — Да, я потратил жизнь впустую. Я стремился к вещам обыденным, шел за пустяками, о которых быстро забывают.

— Ничего себе — пустяки! — возразил я. — Мир и справедливость никак нельзя назвать пустяками. Ты бился за свободу для нашего народа, за нашу землю, а такое не забывается!

Король грустно улыбнулся.

— Пыль, — сказал он и повторил: — пыль, и ее унесет первый порыв ветра. Забудут и об этом. Только дураки смотрят на пыль под ногами…

Я опять попытался возразить, но он остановил меня.

— Считай, как хочешь, Галахад, это уже не имеет значения. — Он задумался, а потом вернулся к своему рассказу. — Позор. Я никогда не испытывал такого позора. Внутри меня горел огонь, он просто пожирал меня. Меня переполняло чувство вины. Вина за то, что я попусту растрачивал жизнь свою и жизни очень многих других. Я стоял перед судом и знал, что буду осужден тысячу раз. Ни Аваллах, ни Другой не предъявляли обвинений, в них не было нужды — мой собственный дух проклял меня. Мне было суждено умереть раньше, чем я смогу искупить свою вину. Раскаяние вызвало у меня поток слез, словно я пытался смыть с души свою вину.

Но там был Грааль! Даже когда мир померк перед моими глазами, Аваллах продолжал держать надо мной Священную Чашу. Он обмакнул палец и коснулся моего лба. Он освятил меня крестом Христовым. Я решил, что он совершает последнее помазание, обряд для умирающего. Вскоре моя душа предстанет перед Верховным Царем Небесным, и высший Судья решил мою участь.

Но когда Аваллах коснулся меня пальцем, во мне забурлила жизнь. Я был жив! Да что там жив! Меня простили! Прикосновение Аваллаха исцелило меня и сняло с меня вину и стыд за бесплодное существование. Прежние путы спали с меня, как промокший плащ, и душа моя воспарила, как орел, подхваченный бурей.

Все мое существо переполнилось восторгом, во мне теперь сиял новый огонь, он не обжигал, он звал меня к добру и правде. Словно с высокой горы смотрел я на мир далеко внизу. Я видел зеленую мирную землю, раскинувшуюся на груди сине-зеленого моря.

А над всем этим сиял Грааль! Я видел храм на холме, и в этом храме стояла Пресвятая Чаша Христова. Нездешний голос приказал: «Накорми людей, исцели землю» и повторил это трижды. И мне открылась Британия, сияющая, как золото, ярче солнца.

Это же могло означать только одно: я должен построить святилище и поместить в него Грааль, чтобы он сиял как маяк истины и справедливости для всей земли. Британия станет источником добра и помощи для всего мира; люди будут смотреть на Остров Могущественных, и возродится надежда. Инис Прайден станет сосудом, из которого прольется благословение на все человечество.

Я поклялся построить Храм Грааля, чтобы Благословенная Чаша могла начать преображать мир. И я встал со смертного ложа, полностью исцеленный, переполненный рвением воплотить дарованное мне видение в реальность. Я вышел и обнял своих близких — жену, Мирддина, Лленллеуга, и весь Дивный Народ.

Уже на следующий день я принялся за работу. Я начал составлять планы Храма Грааля. С того дня меня не оставляла одна мысль: исполнить свою клятву во славу Божью и на благо Британии и ее народа. Это я сделал, — он замолчал, коротко взглянул на меня и тут же отвел глаза, — и за это я низвергнут. — Артур уронил подбородок на грудь и потер лоб рукой. — Оставь меня, — сказал он, и чудесное видение растворилось в его отчаяния. — Я устал, Галахад. Оставь меня.

Я очень хотел сказать хоть что-нибудь ему в утешение, но сказал лишь:

— Прости, Артур, — и вышел прочь, оставив короля наедине с его горем.