Грааль

Глава 8

Мы не задержались на севере ни минутой дольше, чем нужно. Великое войско собралось в последний раз. Пендрагон воздал должное их непоколебимой преданности и вознаградил высокими словами и добрым золотом из своего военного сундука. Затем он распустил отряды. Убедился, что Мерсия довольно уверенно устраивается со своими людьми на новых землях, свернул лагерь и направился на юг. Воины расходились большими и малыми группами, так что нам то и дело приходилось прощаться с братьями по мечу, уходившими к своим очагам и родне. Кажется, Артур обнял каждого и напутствовал словами благодарности.

Когда мы выезжали, нам со многими было по пути, но людские реки делились на потоки, ручейки, так что в южные земли мы прибыли гораздо меньшим числом, чем отправлялись в путь; только стая драконов и некоторые из молодых кимброгов остались с Верховным Королем, когда мы приблизились к месту назначения, Инис Аваллах, Стеклянному острову, мирной тихой гавани.

Великий Тор все так же возвышался над окружающими болотами, словно гора над облаками. На ее вершине располагался дворец Короля-Рыбака, огромное, окруженное стенами здание из медового камня; внутри стен большой зал с высокими сводами, конюшни, по обеим сторонам широких деревянных ворот две высокие башни. Дорога от Тора ведет на ближний холм с аббатством; поля монахов лежат на востоке, а на севере полого поднимается первый из множества низких холмов.

В вечернем свете дворец сиял, как золотой, украшая своим отражением прекрасное озеро у подножия Тора. Здесь на своей маленькой лодочке любил плавать Аваллах, заслуживший прозвище Король-Рыбак. Он, конечно, король, но я не знаю других королей из Дивного Народа: он последний. Мирддину он приходился дедом, мать Мирддина — леди Харита — была его дочерью. Любой, кто видел их, понимал, откуда Мудрый Эмрис получил свой рост и царственную осанку.

Мы не так давно покинули чудесные владения Аваллаха, но как же много изменилось с тех пор! То, что не унес с собой суховей, уничтожила чума. Чем ближе мы подъезжали, тем чаще встречали заброшенные владения, а ведь совсем недавно здесь жили люди. Каждый день засухи заставлял жителей бежать в леса, где можно добывать пропитание хотя бы охотой. Некоторые и вовсе покинули Британию и отправились к чужим берегам.

Даже настроение Артура, пребывавшего в последнее время в приподнятом состоянии духа, изменилось: он скорбным взором смотрел на брошенные селения. Говорил мало, но мрачное выражение лица достаточно ясно свидетельствовало о том, что у него на уме. Беда пришла даже в эти края. Ближайший друг Бедивер пытался его утешать.

— Они вернутся, Медведь, — сказал он. — Вот закончится засуха, пройдет чума, и все они вернутся.

Артур только угрюмо кивнул.

— Дай Бог, чтобы ты оказался прав.

Даже вид Инис Аваллах с Тором, парящим над безмятежным озером, не смог поднять дух Пендрагона. Неизменно радостное зрелище на этот раз показалось нам просто уединенным местом, погруженным в унылый воздух и угасающий закатный свет. Мирддин ворчал на короля, что тот ведет себя как обиженный ребенок, но Артур так и сидел в седле, нахохлившись, и погасшими глазами смотрел на одинокий Тор и дворец на вершине.

В конце концов, Мирддин плюнул и отъехал предупредить монахов и Дивный Народ о нашем прибытии. Прием, оказанный нам, несколько исправил печальный конец путешествия. Мне приходилось встречаться с Дивным Народом и раньше, и гораздо чаще, чем многим другим людям, но я не уставал поражаться им: разум просто не в состоянии долго выдерживать такое великолепие. Я не знаю, как еще объяснить. Разве что сказать, что каждый раз, когда я бываю в гостях у Аваллаха, я снова и снова очаровываюсь врожденной грацией и красотой здешних обитателей… нет, это только половина правды. Благодаря Аваллаху и Харите, в этом месте обитает мирный дух, такой редкий в наше время, насквозь пропитанное войной.

Мне с моим холодным и своенравным сердцем трудно даже представить такие места, как Инис Аваллах. Слишком много довелось повидать крови и раздоров, и это разъело мне душу. Но вот же этот луч светлой надежды! Когда я прихожу в Тор, меня встречают как брата, напоминают о забытой красоте и возвращают к высоким стремлениям.

Аваллах — достойнейший лорд, человек с внушительной внешностью, чье благородство подтверждается не только словом и делом, но и всей его сущностью. Он король, чье царство, как говорится, не от мира сего. Артур, большой и красивый мужчина, рядом с Аваллахом кажется всего лишь долговязым юношей, зеленым и неуклюжим. Король-Рыбак высок, и его голос подобен мягкому грому, доносящемуся из дальних краев; когда он улыбается, то кажется, что солнце выглянуло из-за тучи, чтобы ослепительным светом озарить дорогу, накрытую тенями. Мирддин как-то сказал, что лорд Аваллах — последний в своем роде, и я ему верю; но пока он здесь, наш остров, окруженный волнами, чувствует себя намного лучше.

А потом… Харита: говорить о ней — значит унизить словами то, что лучше всего выражается песней; бессловесная мелодия, подобная той, что рождает арфа в руках Мирддина, — вот лучшее для нее описание, ибо когда поют струны арфы и сердце забывает об усталости, готовое к вечному танцу, вот тогда и постигается отдаленно сущность Леди Озера. Это имя дал ей Талиесин, и оно прекрасно говорит о мерцающей вокруг нее тайне. Она — сама женственная грация, созданная из округлой плоти и наделенная прекраснейшей формой. Элегантность в любом движении, а услышать, как она говорит, значит узнать, как ангелы обращаются к Господу.

Я привык к грубому оружию, я привык к грубым поступкам, я понимаю, что мои хвалы только принижают ту, которую я хотел бы превознести, поэтому я лучше промолчу. Представьте себе человека, женщину, на которой почиет благословение кротости и утешения, которая побуждает к добродетели без порицания. Таково чудо, которое зовется Харитой. Я не одинок в своих оценках. Полагаю, что первые из нашей расы, узревшие Хариту, преклонили колени в благоговейном почтении к видению, которое, как они считали, ниспослано небесами. И очень может быть, что они правы.

Есть и другие представители Дивного Народа, и я буду говорить о них, когда придет такая возможность, но здесь я говорю о том, что чувствовал, когда впервые увидел людей этой удивительной расы. Достаточно недолго побыть с ними, и меланхолии как не бывало, печаль исчезла, и ноющая тревога, постоянно преследовавшая нас, сбежала обратно в свою сырую обитель.

Наша трапеза в зале Короля-Рыбака не отличалась изысканностью, но самая простая еда казалась нам пиршеством. Мы разошлись отдыхать буквально исцеленными. Следующие дни, наполненные блаженством, смыли с наших сердец все испытания и муки нашествия вандалов. В этом тихом месте наш дух восстановился и воспрял.

Вот видите: я до сих пор ничего не сказал о Лленллеуге и странной молодой женщине. Я промолчал специально, просто для того, чтобы все фигуры оказались расставлены на своих местах. Немая молодая женщина не отходила от нас ни на шаг, хотя и молчала всю дорогу. Ее неестественное молчание привлекало внимание. Я наблюдал за тем, как она влияет на окружающих: она ни на кого не смотрела прямо, всегда украдкой, искоса, и все-таки притягивала к себе взгляды и мысли. Она ничего не просила, но само ее присутствие оказывало на всех некое сверхъестественное влияние, словно огромный стоячий камень посреди вересковой пустоши.

Она казалась вполне довольной нашим путешествием; ела, спала, хорошо держалась в седле, принимая неудобства пути с изяществом и терпением. И никто не думал, что Лленллеуг может считать себя недовольным своей участью. Верно, никто не помнил, чтобы высокий ирландец хоть когда-нибудь жаловался. Однажды он довел бой до конца с обломком копья в бедре, и об этом никто даже не подозревал до тех пор, пока два дня спустя он не потерял сознание, пытаясь самостоятельно удалить обломок.

Вот таков истинный сын Эриу. Даже те, кто знал его давно, не мог предсказать его поступков или слов. В бою он подобен вихрю, вне боя сдержан. Он может казаться угрюмым и беспокойным, как волны, окружающие его родину, но я готов биться с любым, кто скажет в адрес Лленллеуга худое слово.

Я говорю это для того, чтобы вы знали, почему никто не пожалел ни ирландца, ни его светловолосую спутницу на всем протяжении длинного пути на юг; Лленллеуг не жаловался, странная девушка тоже. Ничто в поведении этих двоих не вызывало ни малейшего подозрения. Даже Мирддин, всегда внимательный к малейшим знакам и указаниям, не находил повода для беспокойства.

Поэтому, когда нашим глазам открылся Тор, никто и не подумал озаботиться нашими спутниками. Только Лленллеуг сообщил, что считает женщину заколдованной. Мог бы и раньше сказать! Но он всего лишь отвечал на вопрос королевы.

— Пока я ее вижу, а она — меня, все в порядке, она — сама кротость. Но если оставить ее хоть на миг, она впадает в безумие. Такое впечатление, что ей это кажется ужасной жестокостью.

— Вот как, — задумчиво проговорила королева, бросив взгляд на девушку, спокойно сидевшую в седле в нескольких шагах от них. — А я ничего такого не замечала… — Словно почувствовав обращенное к ней внимание Гвенвифар, девушка поерзала в седле и повернулась к нам; королева вздрогнула и опустила взгляд.

— Как спалось? — бодро спросил Бедивер, слышавший их разговор.

— Где бы я ни прилег, — ответил Лленллеуг, — она не успокоится, пока не ляжет рядом.

— То есть ты спишь с ней? — удивленно спросил Бедивер.

— Я и в седле, бывает, сплю, — ответил ирландец, глядя на Бедивера так, что и без слов становилось ясно: Бедивер задал глупый вопрос.

— Она говорила с тобой? — спросила королева.

Лленллеуг покачал головой.

— За все время ни звука не произнесла.

— Напрасно ты раньше не сказал мне, — мягко упрекнула Гвенвифар. — Ладно. Мы уже подъезжаем. Отложим это дело ненадолго, а там обратиться за советом к Харите и благословенному епископу Элфодду. Они лучше знают, что делать а таких случаях.

Лленллеуг промолчал, и на разговор никто бы не обратил внимания, кабы не странное поведение девушки по мере приближения к Стеклянному острову и аббатству. Она стала все чаще куда-то отлучаться, а когда мы подъехали к дамбе, ведущей к Тору и дворцу Аваллаха, и вовсе пропала. Королева расспросила людей, и многие кимброги вспомнили, что видели ее недавно, но никто не заметил, куда и когда она ушла. Быстрые поиски ни к чему не привели. Создавалось впечатление, что молодая женщина исчезла у всех на глазах. Просто исчезла, не оставив после себя ни малейшего следа.

Лленллеуг с самого начала не очень-то радовался своей подопечной, но теперь был смущен тем, что не уследил за ней, хотя явно почувствовал некоторое облегчение. До цели путешествия оставалось совсем немного, никому и в голову не пришло, что кто-то может заблудиться или отстать, когда конец пути так близок.

Лленллеуг отправился на поиски пропавшей женщины, и никто не сомневался, что скоро мы увидим их обоих. Так и получилось, что никто не вспомнил о них в радостной суете, отметившей наш приезд. В конце концов, мы прибыли в Инис Аваллах, где все несчастные мысли расточаются, как мрачные тени на тропе с рассветом.

Я бы и не вспомнил об этом, если бы на следующий день Мирддин не заметил отсутствие Лленллеуга. Я любовался лошадьми Аваллаха в конюшнях. Любовь Дивного Народа к лошадям почти не уступает любви ирландцев; здесь разводят коней, которым могли бы позавидовать все лорды Эйрианны. Я говорю как человек, который провел больше времени верхом на лошади, чем на ногах, так что примите это за правду от того, кто знает, о чем говорит.

Итак, я стоял, оглаживая длинную гладкую шею красивой серой кобылы, когда услышал позади тихие шаги. Я повернулся. Рядом стоял Мирддин.

— На них приятно смотреть, — кивнул он, словно прочитав мои мысли. — Думаю, Аваллах с радостью позволит тебе прокатиться на такой, если захочешь. — Он помолчал, искоса поглядывая на меня, а затем сказал: — Можешь взять эту лошадь, когда отправишься на поиски Лленллеуга. Ему давно пора бы вернуться, мне что-то не верится в его способность заблудиться.

— А мне и подавно, — согласился я. — Может, он просто решил провести ночь с симпатичной женщиной? — так сказать, подальше от посторонних глаз?

Мирддин категорически отверг мое предположение.

— Ты в самом деле думаешь, что он оставит короля и королеву ради того, чтобы порезвиться в лесу с девушкой, которую ему поручили защищать?

— Ну, я…

— С ним что-то случилось, — оборвал он меня совсем другим голосом, — иначе он давно бы вернулся.

— Я сейчас. Только скажу Артуру. — Я развернулся, но он прихватил меня за рукав.

— Один не поедешь. Возьми с собой кого-нибудь. Лучше тех двоих, что были с тобой, когда вы ее нашли. Как их звали?

— Передур и Таллахт, — ответил я. — Они в нашем отряде.

— Не беспокойся. Я сам пошлю за ними, — предложил Мирддин. — А ты пока присмотри себе лошадь, — и он быстро вышел из конюшни, но в дверях задержался и добавил: — Поторопись, друг мой. След уже остыл.

С помощью конюхов Аваллаха я оседлал трех великолепных лошадей. Как раз, когда я затягивал подпругу на серой красавице, подошли Передур и Таллахт. Я приветствовал молодых воинов и спросил:

— У нас снова задание. Эмрис рассказал, что от нас нужно?

— Нет, господин, — ответил Передур. — Он просто сказал, чтобы мы поторопились на конюшню и дал с собой вот это, — он протянул мне сумки с провизией.

— Ну и хорошо, — ответил я. — Вот ведь как бывает! Та девушка, которую мы нашли в лесу, пропала на подходах к Инис Аваллах, и Лленллеуг отправился ее искать. Ему давно пора бы вернуться. Мирддин попросил нас найти их… или, по крайней мере, Лленллеуга.

— Мы что же, возьмем этих чудных коней Дивного Народа? — спросил Таллахт, заворожено глядя на животных.

— Да, парень, — кивнул я. — Если ты, конечно, справишься с таким зверем.

— Мы — твои люди, лорд Галахад, — с блеском в глазах откликнулся Передур. — Веди нас, куда считаешь нужным.

С этим мы и отбыли. С грохотом промчались по плитам двора и вниз по извилистой тропинке к болоту внизу. Было еще раннее утро, но на полях аббатства уже трудились монахи. Они напутствовали нас: «Храни вас Господь! Доброго дня!»

Я помнил, где Лленллеуг покинул отряд и знал, откуда начинать поиски. Вода в озере из-за засухи стояла низко, но земля оставалась мягкой, по ней было приятно скакать. Мы без труда узнали оттиск копыта боевого коня: отчетливый полумесяц с перекладиной. Артур давно перенял старый римский обычай укреплять подкову дополнительной перемычкой. Обходилось дороговато, но того стоило, особенно на поле боя. Лошадей Пендрагона не спутаешь ни с какими другими.

Идя по следам, мы ехали на восток. Наши лошади, эти удивительные существа, несли нас по ближайшим холмам так же легко, как ветер несет пух чертополоха, и вскоре мы уже далеко отъехали от Тора. Поездка доставляла мне такое удовольствие, что я на время даже забыл о Лленллеуге и его даме. Резкий свист Передура вернул меня к действительности. Я остановился. Передур указывал на юг.

— Прости, господин, но следы ведут туда.

Я присмотрелся и заметил следы двух подкованных лошадей, ведущие на юг. Я похвалил острый глаз воина и признался, что слишком увлекся поездкой и обязательно пропустил бы поворот.

— Ты избавил нас от лишнего возвращения. Давай, езжай вперед, а мы за тобой.

Я пропустил воинов вперед, и мы продолжили путь. Тропа, как правильно заметил Передур, уводила на юг. За солончаками пошли высохшие холмы и пыльные долины, мы без остановки миновали чьи-то заброшенные владения, — все равно воды здесь не было.

Конец дня застал нас далеко на юге в поисках ручья, чтобы можно было разбить лагерь на ночь. На небе уже зажигались первые звезды, когда мы, наконец, наткнулись на почти пересохший ручей, по дну которого текла слабая струйка воды. Я предпочел бы более неприметное место среди деревьев, но от тропы лучше не уходить. Лленллеуг точно прошел здесь, а значит, мог и вернуться тем же путем.

Мы собрали сухих веток, развели костер, и достали из мешков то, что нам дали с собой. Поели, закутались в плащи и обратились к высокому звездному небу в ожидании сна. Я только успел закрыть глаза, или мне так показалось, когда услышал какие-то странные звуки. Словно отдаленный плач… Сон мгновенно слетел с меня, я обратился в камень, затаил дыхание, вслушиваясь в ночную тишину. Звук, чем-то похожий на волчий вой, донесся до меня откуда-то издалека, с юга.

Я встал, отошел в сторону от едва рдевших угольков догоравшего костра и вгляделся в невысокие южные холмы. Не зря. Вдали, похоже, горел костер. Думаю, оттуда нашего костра не было видно. Звук не повторился. Отсвет чужого костра тоже вскоре исчез, и тьма сомкнулась вокруг меня. Я подождал, но ничего не менялось. Тогда я повернулся и завалился спать.

Следующим утром, обозначив тропу каменной пирамидкой, мы свернули туда, где ночью я видел костер… или показалось, что видел. Мы уже углубились на юг дальше, чем я предполагал, но пройдя еще немного все же нашли то, что искали. Перед нами оказалось большое пятно еще теплого пепла, окруженное земляным валом. Видимо, он должен был скрыть свет костра от посторонних глаз. Были и следы, но мало, и совершенно невыразительные.

— Тот, кто здесь был, не хотел ничего оставлять, — заметил Передур.

— Но кто это? — спросил Таллахт. — Лленллеуг и девушка?

Я еще раз рассказал о том, что видел и слышал и, пока говорил, понял, что странный не то плач, не то вой я услышал уже после того, как погас костер.

— Может, они боялись, что мы не заметим свет и поэтому разбудили нас другим способом, — неуверенно предположил я. Воины недоверчиво пожали плечами. Да мне и самому предположение показалось сомнительным.

— Возможно, ты и в самом деле слышал волчий вой, — предположил Таллахт. — Запах дыма мог потревожить зверей.

Так вот, я слышал волчий вой в ночи чаще, чем мои юные друзья садились на коней, но мне никогда не приходилось слышать, чтобы волк выл в одиночестве. Впрочем, говорить об этом я не стал. Смотреть здесь больше было не на что, и я пошел к своей лошади.

— День уходит, — окликнул я своих спутников.

— Минуту, господин, — отозвался Передур. Он сидел внутри пепельного круга и копался в золе какой-то веткой. Что-то он оттуда выудил, встал на ноги и подошел ко мне. — Что вы об этом думаете? — спросил он, протягивая мне палку. С не свисало нечто.

Я увидел клочок ткани — плотного, но тонкого материала, почти сгоревший. Взяв клочок, я внимательно осмотрел его и, к своему ужасу, узнал.

— Боже, помоги нам, — хрипло простонал я. — Это же обрывок плаща Лленллеуга!