Грааль

Глава 28

Грааль мой! Самый могущественный талисман на свете мой!

О, Моргауза, прелесть моя, ты великолепно справилась с задачей, даже лучше, чем думает мой простофиля-племянник. И подумать только, все это время Грааль был у Аваллаха! Все эти годы Аваллах хранил тайну, ни с кем не делясь величайшим секретом.

Конечно, если бы я могла вообразить, что у Аваллаха хранится такой артефакт, я бы уже давно забрала его. Сам он не отдал бы, скорее всего. Когда Аваллах хоть что-нибудь давал мне по доброй воле? Честно говоря, окажи он в свое время мне хотя бы крошку внимания, сейчас все могло бы быть по-другому.

Но разве могущественный Король-Рыбак хоть пальцем пошевелил ради меня? Никогда! Все всегда только для Хариты. У нее было все, а у меня ничего. И Талиесин должен был достаться мне! Глядишь, тогда мы бы вместе правили Британией вечно.

Харита, Богиня вонючих селян, о, она еще проклянет день своего рождения. Я могла бы убить ее тысячу раз — это же так просто! Но смерти для нее мне мало. Я хочу, чтобы ее мучения продолжались как можно дольше.

Нет, Харита не умрет; сначала я покончу с этим несчастненьким Мерлином и его неуклюжим созданием в короне — Артуром, за ними придет черед его шлюхи-королевы и этого ирландского героя с бычьими мозгами. Всем им предстоит сойти с плачем и стенаниями в могилу, но сначала пусть посмотрят, как разваливается нелепая мечта, как обращает ее в прах единственная настоящая сила в этом мире. А ведь у них был Грааль, идиоты, они держали его в руках и так и не поняли, что оно такое.

Ну, вот и пусть теперь плачут, виной всему их же собственное невежество. Пусть с горя выгрызут себе кишки. Пусть вырвут себе глаза, увидев, как их нелепое Летнее Королевство, озаренное отвратительным светом, засыхает, как навоз на камнях.

А Аваллаху это сулит нескончаемую боль — в самом прямом смысле. Ибо теперь, когда Грааль у меня, я сумею продлить его боль вечно.

Поднявшись на следующее утро, мы тем же порядком отправились вглубь Пустошей. С северо-запада задул холодный ветер, но небо оставалось ясным, и я воспрял духом, потому что настроение Пендрагона впервые с потери Грааля все-таки немного выправилось. Думаю, в том заслуга Мирддина; его баллада хорошо подействовала на людей. А вот то, что на горизонте проступала серо-синяя полоса облаков, говорило о том, что там собирается с силами снежная буря, и встречаться с ней мне хотелось меньше всего.

К полудню я начал думать, что ненастье может обойти нас стороной или совсем выдохнется, так и не добравшись до нас. Мы остановились, чтобы разбить лагерь на ночь, и мы с Мирддином поднялись на ближайший холм, чтобы посмотреть, что ждет нас завтра. Солнце садилось, и закат буйствовал смешением алых и фиолетовых тонов. Указав на густую полосу тьмы с синей каймой, отчетливо видную на горизонте, я сказал:

— Весь день за ней наблюдаю, но буря не приблизилась ни на йоту.

— Да, — рассеянно пробормотал он. Прищуренными золотыми глазами он разглядывал ясное небо, а потом вгляделся в длинную иссиня-черную полосу. Ветер к вечеру стих, в мире настала тишина, только откуда-то издалека несся ритмичный рокот, похожий на океанские валы, неустанно бьющиеся о скалы.

После долгого молчания Мудрый Эмрис проговорил:

— Когда мы обсуждали твое пребывание в Ллионессе, ты ни словом не обмолвился о лесе. К чему бы это, Галахад?

— Лорд Эмрис, — сказал я, повернувшись к нему лицом, — я ничего не сказал о лесе по той простой причине, что леса не было.

— А теперь там лес, — сказал Бард, махнув рукой в сторону заката.

— Откуда там взяться лесу? — недоуменно спросил я. Мне и в голову не могло прийти, что здесь появилась такая приметная деталь. — Наверное, мы зашли уже слишком далеко. Пока в тумане блуждали, надо полагать.

— Нет, Галахад, — сказал Мирддин, — мы не сбились с пути. — Он повернулся и пошел обратно в лагерь, оставив меня обдумывать скрытый смысл его слов.

Он же не мог иметь в виду, что лес вырос с тех пор, как я проходил здесь? Или что лес всегда там был, просто я его не заметил? Я же не мог ехать через лес и не увидеть ни одного дерева?

И то, и другое, и третье крайне маловероятно. Неужто что-то ослепило меня на время или заставило забыть виденное? Я решил спросить об этом Передура и узнать, что запомнил он.

Я нашел Передура за обустройством коновязей. Артур приказал расставить лошадей по пикетам, а не вместе, чтобы при необходимости воспользоваться ими как можно быстрее. Я окликнул следопыта, подошел и спросил:

— Помнишь, когда мы были здесь в последний раз?

— Рад бы забыть.

— Раз еще не забыл, спрошу: ты помнишь какой-нибудь лес в Ллионессе?

— Да какой там лес! — воскликнул он. — Здесь же Пустоши! Ты же и сам прекрасно знаешь. Если бы мы… — В этот момент он понял, что я спрашиваю его серьезно и странно посмотрел на меня. — Господин? Прости меня, я думал, ты шутишь. Чем вызван твой вопрос?

Ни слова не говоря, я повел его на вершину холма, где мы недавно стояли с Мирддином, и указал на синюю полосу.

— Видишь? Там лес, но вот откуда он взялся?

Передур изумленно уставился на лес, потом взглянул на меня и снова на далекую линию деревьев. Темнело. Теперь лес выглядел как иссиня-черная полоса под быстро гаснущим сумеречным небом. — Может, это облака так выглядят? — растерянно предположил Передур.

— Эмрис не мог ошибиться, — ответил я. — Это деревья.

— Да, Мирддин не ошибается, — признал он. — Должно быть, мы сбились с тропы, когда ехали в тумане.

Следопыт ничем не развеял мои сомнения, но я кивнул, и мы вернулись в лагерь. Еще немного повозились с устройством пикетов, привязали лошадей и только потом поспешили к одному из четырех больших костров, у которых отогревались воины. На ужин у нас была похлебка из соленой свинины, черных бобов и хлеба: пресная на вкус каша, но горячая и сытная после холодного дня в седле. Когда трапеза закончилась, некоторые стали просить Мирддина спеть еще что-нибудь, но он решительно отказался. Он сказал, что меч затупится, если его то и дело вытаскивать из ножен, а ему нужен острый клинок, когда он в следующий раз достанет его.

Мы расселись у огня, разговаривали, дремали, а ночь стискивала нас со всех сторон. Один за другим кимброги сдавались всепроникающей тишине оскверненных земель. Мы закутались в плащи и попытались уснуть. Ночью поднялся ветер, на этот раз с юга, и холоднее, чем прежде. В воздухе пахло близким снегом.

Мы проснулись от холода и ветра, добиравшегося до тела даже сквозь плащи. Настоящий снег так и не пошел, но с низкого серого неба то и дело начинала сыпаться противная снежная крупа. День обещал стать нелегким. Мы собрались и тронулись в путь, но уже на вершине первого холма пришлось остановиться.

Мирддин поднял руку, и Артур сильно натянул поводья; его лошадь встала на дыбы. Воины, предупрежденные об опасности, взялись за оружие. Эмрис оглянулся через плечо и жестом подозвал меня.

Я быстро подъехал и увидел, что нас остановило. Лес, который мы видели далеко на горизонте, теперь стоял прямо перед нами — густые заросли граба, вяза и дуба перекрывали долину.

В немом изумлении я уставился на лес так, словно раньше никогда не видел ни одного дерева. Не было никаких оснований считать, что деревья мне померещились: мощные стволы, пустившие глубокие корни, судя по их виду, стояли здесь давным-давно.

До меня дошло, что я уже некоторое время слышу странный, тревожный звук. Наверное, он был с самого начала, просто я не обратил на него внимания. И слышал его не только я.

— Что это? — недоуменно спросил Артур низким голосом. Он чуть повернул голову в сторону Мирддина, но взгляд от деревьев не отрывал. — Мне кажется, или это зубы щелкают?

Действительно, очень похоже. Мы слышали звук, производимый множеством зубов, больших и маленьких, постукивающих друг о друга, не громко, но угрожающе.

Артур посмотрел налево, потом направо, но лесная чаща везде была одинаково густой, без малейших признаков прогалин. Всаднику здесь проехать мудрено.

Между тем след, по которому мы шли, вел прямо в сердце темного леса. И снова перед опушкой начинал скапливаться туман.

Подъехали Бедивер с Кадором и остановились рядом. Посмотрев на лес, они устремили взгляды на короля и его Мудрого Советника.

— Можно, конечно, предположить, что мы не заметили эту чащу в тумане, — заявил Бедивер, — только вряд ли. Не должно этого быть здесь.

— Мирддин, а помнишь, в одной из твоих баллад воины проспали тысячу лет, — вспомнил Кадор. — Может, и с нами приключилась подобная история? А тем временем тут лес вырос.

Бедивер нахмурился. Ему не нравился легкомысленный тон Кадора. Но Мирддин как-то отстраненно проговорил:

— В таком месте такое объяснение ничем не лучше любого другого.

— Если посчитать его разумным, — проворчал Бедивер, — значит, мы все с ума посходили.

— Впереди стена леса, позади стена тумана. Назад дороги нет, — сказал Артур. — Вперед!

С этими словами он поднял руку и подал знак двигаться дальше. Я вернулся на свое место позади Мирддина.

— Что ж, — сказал я Рису, когда мы еще немного проехали вперед, — идем в лес.

— А что, есть другие варианты?

— Пожалуй, нет, — ответил я. — Aliajacta est.

— Что это значит?

— «Жребий брошен», — ответил я. — Это слова Цезаря.

— Откуда ты знаешь?

— Отец говорил, уж не помню, по какому поводу. Но сейчас начинаю думать, что понимаю, что он имел в виду.

Мы подъехали к лесу. Молча. Настороже. Кое-кто посмотрел на небо, перед тем как ветви сомкнулись у нас над головами. Это было похоже на вход в гробницу — тесно, темно, тихо. Между широкими стволами деревьев тропа сужалась, но вместо того, чтобы ехать гуськом, воины ехали плечом к плечу.

На многих лицах я заметил опасливое выражение, да и как тут было не опасаться? Мы держали руки на рукоятях мечей, и старались не замечать огромных деревьев.

Я не сводил глаз с Мирддина и Артура впереди, в то же время вслушиваясь в лесную тишину. Однако лошади ступали бесшумно по толстому ковру из опавших листьев. Люди молчали. Не было слышно и птичьего пения — ничего, кроме непрекращающегося щелканья и приглушенного дыхания людей и всадников.

Спустя некоторое время я понял, откуда берется этот чудной звук. Порывистый ветер потряхивал голые верхние ветви и заставлял их стучать друг о друга. Кроны деревьев так густо сплелись, что тихий стук не прекращался. Нельзя сказать, чтобы это щелканье досаждало слуху. Нет, оно доносилось до нас как слабое бормотание, идущее сверху и гаснущее в мягкой лесной подстилке.

Угрюмый лес поглощал вообще все, что в него попадало — солнечный свет и ветер, а теперь еще и Пендрагона с его отрядом. В дикой лесной местности всегда присутствует чувство гнетущей замкнутости; именно оно заставляет путника обходить тени и держаться тропы. Но здесь это неприятное ощущение усиливалось с каждым шагом вглубь леса, пока не стало нестерпимой тяжестью.

Нам попался ручей. Отряд остановился, чтобы напоить лошадей, передние пары подходили, давали коням напиться и отходили, чтобы дать место задним. После этого мы проехали еще довольно приличное расстояние. Артур остановил отряд. Мирддин, не говоря ни слова, проехал всю колонну из конца в конец.

— Что ты видишь, господин? — спросил я, озираясь по сторонам и пытаясь понять, что привлекло внимание короля.

— Меня беспокоит то, чего я не вижу, — ответил Артур.

Деревья по обеим сторонам образовывали темный туннель, похожий на вход в пещеру. Кимброги, ехавшие практически вплотную друг к другу, сидели в седлах, понурившись, ожидая сигнала двигаться дальше. Из-за тусклого света и узости тропы я видел только первых двенадцать всадников. Но ничего опасного я по-прежнему не замечал.

Я уже собирался переспросить короля, что его остановило, но как раз в это время Мирддин что-то крикнул издали и поскакал к нам.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил король.

— Я их не вижу, — ответил Мирддин. — Они давно должны были догнать нас.

Вот теперь я понял, о чем они говорят. Те, кого я видел позади себя — это все, что осталось от отряда. Остальные исчезли. Как и когда мы ухитрились разделиться? Но ни Бедивера, ни Кадора с нами не было.

— Господин, позволь мне вернуться и узнать, что случилось, — вызвался я. — Несомненно, я встречусь с ними, далеко они не могли отстать.

— Хорошо, — согласился Артур, — но возьми с собой Риса — пусть подаст сигнал, когда вы встретитесь. Мы будем ждать.

Я сообщил Рису о приказе короля. Мы проехали вдоль линии воинов обратно по тропе. Я насчитал тринадцать пар: двадцать шесть воинов из пятидесяти. Что могло случиться с остальными? Могут ли двадцать четыре конных воина просто исчезнуть?

Миновав последнего из кимброгов, мы пустили коней рысью. Проехав немалое расстояние, я остановился.

— Мы давно должны были их встретить, — сказал Рис, останавливаясь рядом со мной. — Что могло с ними случиться?

— Найдем, тогда узнаем, — ответил я, а про себя подумал, что в Ллионессе можно ждать чего угодно.

— И что ты предлагаешь? — Рис нахмурился.

— У нас два варианта. Либо ехать, пока не встретим их, либо поворачивать назад.

— И что мы выберем? — Рис закатил глаза, всем своим видом показывая очевидность сказанного мной.

Я не успел ответить. Позади на тропе раздался самый странный звук, который мне когда-нибудь доводилось слышать. Если вы представите здоровенного быка-оленя, яростно ревущего при виде стаи гончих, мчащихся за добычей, десятикратно усилите этот звук, а потом добавите к нему рев горной реки, вы получите некоторое представление о звуках, обрушившихся на нас на лесной тропе.

Кони начали шарахаться, и мы с трудом сдерживали их. Ненадолго рев сменился тишиной, а потом повторился, уже ближе. Он дрожью отозвался у меня в животе. Что бы или кто бы ни издавал этот звук, оно быстро приближалось к нам.