Холодное лето 1402-го. Том 1

Глава 9 Мелкие хлопоты

Бон-сюр-Сон, вечер

(14 февраля 1402 года)

Соланж как-то «по-особому» хихикнула, и это мгновенно вырвало меня из сна, куда я незаметно для себя провалился. Вряд ли дольше, чем минут десять-пятнадцать, потому что вода в здоровенной дубовой кадке, где я и отмокал, была все еще потрясающе горяча.

После двух походных ночевок, сначала в зимнем лесу, а потом и среди сквозняков крепко подзаброшенного замка Ла Рош, полежать в подогретой водичке — оказалось просто потрясающе мудрой идеей! Стоило в нее забраться, и уже через пару минут внутри меня расслабились даже те мышцы, о существовании которых я до этого момента и не подозревал…

По словам девушки, наставник распорядился об этом заранее — еще с утра — так что за пол дня Соланж успела очень неплохо прогреть нашу купальню. Правда, воды ей помогла наносить вторая из пяти других ее сестер.

«…Я ее кормила два дня, пока вас не было, вот она и помогала мне привести здесь все в порядок…» — с некоторым беспокойством объяснила девушка, и я был вынужден изобразить максимально доступное мне сейчас одобрение.

Да, за оба дня нашего отсутствия усадьба и впрямь преобразилась. Привести ее в порядок снаружи — двум девчонкам и одноногому калеке — не стоило даже мечтать, но внутри — им и впрямь удалось практически полностью изгнать следы полугодового запустения.

Понятно что сестренке приходилось слишком уж много тратить сил и времени на нас с дядюшкой, чтобы еще и полноценно заниматься такой большой усадьбой. Но вернемся к «хихиканью».

К своим земным сорока, я успел приобрести привычку философски обобщать все «до чего дотягивался», а потому пока мой взглядом шарил в поисках причин, заставивших нашу горничную «хихикать», то успел выдвинуть довольно стройную, пусть и не бесспорную, концепцию.

«…Женщина и горячая ванна — вместе они способны перекрыть 90% чисто физиологических потребностей мужчины в удовольствии. Оставшуюся „десятину“ — я бы разделил между постоянным развитием кухни и изобретением унитаза».

Но кухня здешняя была слишком уж проста, а местные поделки санитарно-гигиенические поделки — эти «ночные горшки» с креслами — казались земной моей части слишком уж слабой заменой для столь великого открытия, как унитаз. Вот из-за постоянно сопровождающего меня ощущения — «вокруг не так хорошо, как хотелось бы…» — оказавшись в купальне, я и испытывал сейчас кайф, просто на грани фола.

Взгляд мой в это время успел изучить все вокруг, не нашел поводов к такой «странной реакции» Соланж. Недоумение не успело накопиться, и превысить некий предел, после которого я бы прямо спросил, в чем, мол, дело!?! Но тут девушка (думая, что я снова закемарил), исподтишка стрельнула взглядом в мыльную вода «купели». Взгляд мой невольно повторил ее путь, и я с негромким «ёба!» поспешно притопил некую важную деталь своего организма, что оттаяла, и выперла из воды, словно какой-нибудь красный Левиафан.

Ну да, трусов здесь не носили…

Ужасно смутившись и прямо чувствуя, как краснею уже всем остальным своим телом, я завозился, пытаясь понять, что же теперь делать. Однако уже через мгновение вспомнил — что на самом-то деле мне далеко не четырнадцать, отчего еще через несколько секунду я расслабился и разразился искренним и ничем не сдерживаемым смехом. Правда потом я вспомнил, что же именно мне снилось, и атмосфера радости самую малость сдулась.

«…Значит дело не только в том, что я наконец-то отогрелся. Не удивительно, что так возбудился. А вообще, интересно: отчего подсознание выбрало именно этот сон-воспоминание…»

Хмыкнув пару раз напоследок, я снова попытался раствориться в том молчаливом ощущении довольства и расслабленности, что мне открыла горячая ванна, одновременно перебирая события и мысли последних двух дней, сразу после победы над призраком и вмешательства спутников, освободивших нас из осады в той комнате.

Когда я сумел встать и открыть дверь — на этом, собственно, битва за замок Ла Рош-Ноэль формально была закончена. И еще через час, вместе с конюхом мы начали планомерно обыскивать тамошние помещения, и я выяснил, почему же наши «главные силы» так подзадержались.

Оказывается, во-первых, они пошли не нашим с Арно путем — налево — а обогнули цитадель по правому, более длинному коридору, а во-вторых, по пути — Вальдемар с Карлом наткнулись на остальных местных — целую толпу нонкомбатантов — и потратили некоторое время на самую настоящую резню.

Смотреть на ее последствия было неприятно, даже если повторять про себя, что они нелюди, а совсем даже другой — опасный для моего собственного выживания вид. Но при этом нет, я не осуждал ни лиценциата, ни уж тем более его телохранителя. Скорее — испытывал к ним благодарность, что мне не пришлось в этом учувствовать…

Да, не все в этом мире прекрасно, но — как и в любом другом.

У себя на Земле я насмотрелся на людей, чересчур уж склонных чуть что, пытаться накидывать на неудобную действительность покровы, и я не собирался повторять их путь здесь. Прекраснодушные идиоты, почти всегда стремятся хоть чем-нибудь, а занавесить настоящее. В идеале, по их мнению, наверное, должен прийти некто в сверкающих доспехах, накинуть на реальность магическое покрывало и делать над ним пассы. И в такой момент можно будет не думать о грязи, монстрах, смертях…

Нет, сам я не собирался прятаться ни от реальности, ни от грязной работы. Но раз уж повезло в ней не замараться, фарисействовать теперь не стану.

Тем более, сегодня, когда это было бы еще и чертовски невыгодно: нам ведь предстояло делить добычу! Ради такого из своей норы вылез бы даже конченый социофоб, но я-то — не «он». Лежа в теплой воде, я вдруг осознал, что после двухдневных испытаний, когда я прошел по самому краешку, буквально в самое последнее мгновение разминувшись со Смертью, у меня появилась какая-то неожиданная уверенность в себе. И это было просто «ужасно» приятно.

Я жив, даже не покалечен, и теперь будут деньги, чтоб некоторое время не беспокоиться о хлебе насущном. Что может быть лучше?

Кстати, о деньгах!

Короткий штурм увеличил число потенциальных «Глотков жизни» до четырнадцати, и позволил нагрузить вьючного коня посудой и всякой прочей мелочевкой. Большей частью из меди, бронзы и олова. Плюс — лишь одно небольшое блюдо из золота, несколько массивных серебряных кубков, монеты, всевозможные браслеты, пряжки и прочая — не такая уж и дешевая — дребедень.

Но основной частью добычи стало оружие. Большей частью не очень-то качественное, но Карл заверил, что в месте с захваченным накануне, он гарантированно выжмет из городских кузнецов не меньше шести ливров только за мечи, наконечники копий, всевозможные топоры и кинжалы. Броня, немногочисленные инструменты и прочее — должны были принести еще почти столько же.

Проблема была в том, чтобы только суметь увезти все найденное, но тут я, признаться, опять всех удивил, предложив собрать сани. Все тут же заговорили, мол, а ведь и правда! Арно тут же вспомнил: горцы-свисы из тех, что побогаче и могут содержать коня, иногда в своих горах пользуются чем-то похожим, но «большинство все же таскает такие штуки на себе…»

Скорее всего, он имел в виду будущих швейцарцев, потому что одновременно с рассказом тыкал пальцем куда-то в сторону Альп.

Даже Карл — принялся гундеть, что мол, даны же используют что-то похожее!

И только маг не стал изображать знатока. Не сказал ни слова, он очень странно продемонстрировал удивление — хлопнув себя по лбу — словно бы мысль эта для него была очень логична, и он отчего-то не понимал, почему же раньше не догадался…

За минуту до этого, все они дружно обсуждали, что взять, а что бросить, и как отобранное разделить между всеми остальными лошадьми, чтобы они не пали в пути, но тут народ резко повеселел, и стал осматриваться с куда большим энтузиазмом, чем раньше.

Слава богу, конюх немного разбирался в плотницком деле. И хотя то, что он соорудил, больше было похоже на обычную волокушу, но в целом — работало. Оказалось, что боевое седло очень неплохо может заменить хомут, которого у нас, естественно, не было.

По молчаливому уговору, своих коней можно было навьючивать по собственному желанию. Я, например, не смог пройти мимо отлично выделанных шкур. В основном — оленьих.

Была еще целая партия кож, но тут уж точно понадобилась бы телега и не одна, поэтому их мы мужественно проигнорировали. Как, поначалу, и вьюк недорогой, но очень качественной «мешковины». Ну, это в моем первоначальном представлении, конечно, «недорогой».

А вот конюх назвал ее «отличным сукном» и с расстроенным видом отхватил себе «отрез» метра два в длину и сантиметров в 100–120 в ширину.

«…Полтора солида за ярд,»* — пояснил он, и я тут же озаботился идеей «дайте два!»

Найдя в соседней комнате высохший ивовый прут подходящего размера (не знаю, для чего уж он нужен был оркам), я отмотал себе на него метров десять ткани (около 11 ярдов). С умилением от собственной рачительности потащил его к Роху, решив, что вряд ли здесь принято делать из такой дорогой штуки половые тряпки, но в хозяйстве на что-нибудь сгодится.

Действительно, стоило подумать, что вокруг Средневековье и «супермаркеты» работают далеко не каждый день, как к стоимости вещей вы начинаете относиться совсем иначе, чем на Земле.

Например, ни один местный, даже очень небедный местный, не выбросил бы сломанный топор. Он бы обязательно тщательно собрал обломки, и потащил их домой, чтобы при случае отдать в перековку. Ну, или «доплатить» металлом при покупке нового.

Точно так же, по дороге назад мое седло отягощали: десяток тронутых ржавчиной подков, бронзовый крюк из замкового очага и еще с дюжину всяких приспособлений и мелочей, которые в прежней жизни я бы никогда не посчитал ликвидом.

Но самым ценным моим приобретением стал мой же собственный меч. Да, именно тот, что я так необдуманно запулил в темноту, а в итоге ненадолго освободил нечто опасное, спасшее жизнь мне, Арно, а может и всем остальным. Не по доброте душевной, конечно, а потому что сожрать невесомого призрака для него было куда интереснее, чем нас.

По словам лиценциата, даже всего лишь часть демонской души способна питаться. Но поскольку у него нет своего сознания, а сохранились лишь инстинкты, когда я потревожил оболочку хранилища, оно не догадалось, что сейчас можно бежать. Но в момент рывка призрака через пространство уловило его эманации, и сожрало его.

«…Что такое призрак? Это одухотворенная, или как минимум — осознающая себя энергия. Для демона — словно дорогое вино. Вот он и кинулся. Но артефакт, который его хранит, устроен так, чтобы реагировать на любую получаемую его пленником силу. И когда осколок демонской души напитался, он среагировал и восстановил свою целостность…»

После этого, правда, Вальдемар намекнул, что я везучий болван:

«…Если б ты знал об этом устройстве, то я бы сказал: действовал потрясающе здраво и смело. Но поскольку ты не знал, то…ничего говорить не буду…» — сообщил он, и очень оскорбительно заржал.

«…Все-таки этому болвану едва лишь двадцать», — примирительно подумал я, и свернул расспросы.

Сейчас, кстати, мои спутники были в таверне.

Стоило нам к вечеру добраться домой, обиходить лошадей и раскидать вещи по своим комнатам, как они дружной компашкой взяли курс в сторону порта. Звали и меня, сопровождая намеки очень доходчивыми телодвижениями, но я отчего-то «не заинтересовался». Хотя мысли о женской ласке меня уже начинали одолевать…

Да, поход к проституткам, работающим под крылом местного кюре и магистрата — эта идея меня вполне даже интересовала. Но я их как-то видел, и когда попытался восстановить свои впечатления, вдруг осознал, что все эти 30−35-летние тетки для меня выглядят как самые настоящие «старухи».

Нет, в самом деле! Я как-то видел в интернете фотографии дебелых профессионалок, подвизавшимися в этой сфере в Российской империи в конце XIX века. И меня еще тогда поразило, насколько же они не привлекательны. Здесь — все было куда хуже.

В общем, мои ровесницы на Земле выглядели настолько лучше, даже в среднем по больнице, что при вполне лояльном отношении к проституции и очень крепком желании секса, я все же решил воздержаться, пообещав присоединиться немного позже.

После купания…

…Когда Соланж снова пришла, чтобы «обновить» воду в моей купальне, и принялась осторожно вливать в нее очередной пяти- или шестилитровый кувшин кипятка, я вынырнул из своего полусна, и внутренне выдохнул:

— Соль, милая, потри-ка мне спину! — как можно более нейтральным голосом попросил я.

Ни словом не возразив, девушка слила остатки кипятка, вернула посуду к очагу, и направилась ко мне.

Обойдя емкость вокруг, Соланж намочила подхваченную по пути губку, и принялась аккуратными уверенными движениями, сначала намыливать, а потом и просто тереть мне спину. Руки ее были неожиданно сильными и это, пожалуй, были первые женские прикосновения к моему новому телу. Ну, не считая родственниц, конечно…

Поэтому ничего странного, что все это показалось мне волнительным. Особенно когда она увлеклась, и прядь мягких каштановых кос, выскочила из-за плеча, принялась щекотать мне спину. Чудно, а ведь казалось бы…

Тщательно обработав плечи, девушка…хотя почему «девушка-то»? Молодая 18-летняя женщина — во всех смыслах — осторожно обозначила желание переключиться на спину и, идя на встречу этой идее я, словно бы приглашающе, чуть наклонился вперед. С прежним темпом и старательностью, она на тут же принялась обрабатывать открывшиеся участки.

К практически невинному занятию относиться «невинно» оказалось невозможно.

Мы словно бы два заговорщика не проронили больше ни слова. Я чутко прислушивался к ее спокойному ровному дыханию, и немного ежился от еле сдерживаемой дрожи, когда она наклонялась совсем низко, и порывы нагретого воздуха начинали касаться моей шеи или шевелить волосы.

Очень мучительно хотелось обернуться, схватить ее, и — надо же, — мне вроде как было совсем четырнадцать — но дальше моя мысль, отчего не двигалась.

«…Блин, как будто бы я и правда, помолодел. Даже в этом смысле…»

Бон-сюр-Сон, сразу после заката

Забавно, но все на что меня в итоге хватило — это не глядя в лицо, вежливо и почти ровным голосом — поблагодарить Соланж, когда она закончила намывать мои плечи и спину. При этом, не смотря на такой, казалось бы «конфуз», в лучший городской кабак я спешил с легкостью победителя. Ну и, конечно же, принаряженный в самое «понтовое» из того, что нашлось среди моих вещей. Хотя и не сказать, чтоб сильно старался…

На свой дорожный «дублет»* — фактически просто теплую кожаную куртку со стёганой подкладкой изо льна, которая в обычное время служила мне поддоспешником — я накинул плащ в итальянском стиле — так называемый «хук»*. В моду они вошли уже лет 30 как, то есть еще до рождения Дирка, но по-прежнему считались «последним писком».

Отороченная соболем короткая бархатная накидка с прорезями вместо рукавов, и впрямь выглядела очень богато. Все остальное на мне было практичного коричневого цвета, а вот «хук» — темно-красный, скорее даже — бардовый. Вместе с богато украшенными серебром ножнами, плащ и в самом деле придавал мне солидный и праздничный вид!

Было очень неловко, но я минут десять не мог оторваться от доставшегося в наследство от матери небольшого бронзового зеркальца. Тусклый кругляш размеров сантиметров в пятнадцать слабо отражал действительность, но вот Соланж на меня пялилась с самым настоящим восторгом. И это сильно затягивало осмотр…

Удостоился я одобрительных взглядов и от других горожанок.

Дирк вряд ли заметил бы это, высматривая «авансы» лишь от их дочерей, а вот я воспринимал потенциальными объектами и матерей тоже, а потому чувствовал себя — словно модель Victoria’s Secret на студенческой вечеринке.

Кстати, еще перед отъездом я с удивлением выяснил, что за время болезни умудрился не только исхудать, но и заметно вытянуться. Сантиметров на восемь-десять точно. Спасало меня лишь то, что одежду было принято шить «на вырост», и молодежь даже из преуспевающих семей почти сплошь щеголяла подвернутыми штанинами и рукавами. Поэтому когда я резко прибавил в росте, мне всего-то пришлось откатить запасённое. Ну и загрузить Соланж работой еще и по отпариванию складок.

…Когда наконец-то добрался до «Жареного петуха», в общем зале кабака своих товарищей не нашел, но хозяин меня знал, был предупрежден обо всем, поэтому без лишних разговоров провел в отдельный кабинет.

Курения в Европе пока еще не знали, но понятнее всего увиденное можно было бы описать фразой «дым коромыслом…»

Народ и в самом деле уже был «в дымину», но надо отдать должное: пусть половина кувшинов на щедро уставленном яствами и выпивкой столе уже полегла, однако мои компаньоны не выглядели людьми, чьи силы и решимость уже хоть сколько-нибудь серьезно подорваны.

Веселье, гам, пьяные выкрики и смех местных проституток, и в самом деле больше напоминающих обычных сельских тёток, чем опытных путан. Все это выглядело, как обычная домашняя вечеринка где-то в 90-ые.

Не очень-то разнообразно, но обильно и по-доброму.

Меня тут же усадили за стол, выдали громадный кубок с вином, и под абсолютно привычно-земные крики «пей до дна», принялись расписывать случайным шлюхам, какой же я, оказывается, герой!

Все это еще больше погрузило меня в посетившее на пороге ощущение «дежавю», и я с удивлением понял, что, кажется, сейчас напьюсь. Вдрызг, и без оглядки на будущее.

Правда, прежде чем это случилось, явно поддавший, как и остальные Вальдемар, дружески приобнял меня, и заговорщицким тоном сообщил, что местные купцы, услышав о том, что мы с легкостью перебили гарнизон Ла Роша, влёт предложили нам персональный заказ, что давало возможность не искать других целей в ближайшее время.

— Завтра, когда немного отойдешь, нужно будет обсудить! — уточнил лиценциат, и больше мы к этой теме в тот вечер не возвращались.

* Ярд — равен трем метрическим футам (36 дюймам) или 0,9144 метра.

* Дублет(фр. doublet) — мужская верхняя одежда, распространённая в Западной Европе в период с 1330-ых по 1660–1670 гг. Это был первый образец, который плотно сидел на теле. Первые дублеты были до середины бедра, позже они стали укорачиваться. Иногда шились с раздельными рукавами, а в XV веке у них появился стоячий ворот.

* Хук(фр. huque) — накидка, отороченная мехом. По всей видимости, напрямую происходит от римской накидки — пенулы. В XIII веке была частью женского костюма, в XIV-XV веках — мужского. Хук пришел во Францию из Италии, употреблялся также в Нидерландах. Швейцарская разновидность, представляла собой плащ с капюшоном — «худом». В военном обиходе составлял часть костюма лучника, надевался поверх кольчуги или бригантины. Позднее — превратился в куртку с пышными рукавами.