К северу от замка Бирьё, полдень
(7 марта 1402 года, три дня спустя после бойни на ферме Паскаля)
Домбские болота были довольно мрачным местом. Туманы, дожди — и вообще атмосфера, словно самой природой придуманная под съемки хорроров или каких-нибудь мистических триллеров. Но сегодня еще засветло северный ветер разогнал всю эту традиционную местную хмарь, а уходящая зима еще и попыталась продемонстрировать попытку напомнить о себе. В итоге к обеду было одновременно солнечно и морозно, из-за чего местные возвышенности и немногочисленные дороги ненадолго стали на удивление приятным местом.
После резни у фермы Паскаля мы оттуда, естественно, ушли.
Большую часть добычи — а это приличная куча очень недешевого боевого железа — по единодушному решению пожертвовали нашему гостеприимному хозяину. Кое-что подороже, каждый, конечно, прибрал себе, но основную часть оружия и брони тащить с собой было некогда.
При этом ни кто из нас не сомневался, что ферме оставалось стоять недолго.
Синьор де Бирьё обязательно позаботится о том, чтобы хотя бы формально отомстить за большую часть своей дружины, поэтому добыча стоимостью ливров в 280–300 пошла в виде компенсации за ферму не дороже пяти, может быть шести су. Эти три хижины вряд ли стоили больше.
Но даже горожане-стрелки сейчас Паскалю не завидовали. Судьба его похищенной семьи даже им внушала совсем уж немного оптимизма. Особенно после такого конфуза…
Молнии Вальдемара оказались очень неприятным оружием.
Выживи побольше баронских людей, и их можно было бы обменять на фермерскую семью, но наш маг думал, что нам крышка, бил — от души, и в итоге до утра дожили лишь двое, не самых важных подранков, атаковавших в последнем ряду.
Кстати, они и выжили-то, как раз по причине бедности.
Те, у кого хватало денег на приличную броню, они же были и куда более уязвимы к оружию мага, поэтому атаковали настойчивее, ну и сжарились в своих доспехах первыми. В итоге прикинув, что возиться с оставшимися себе дороже, воинов допросили и без затей прикончили, после чего их тела утопили в ближайшей полынье, вместе с их более невезучими (или наоборот, тут как посмотреть) товарищами.
Мне такая практичность показалась «немного слишком», слишком неправильной, но не настолько, чтобы как-то возражать. Трудно защищать тех, кто вот буквально только что собирался тебя убить. Поэтому я был благодарен, что от меня не требовалось хотя бы кого-то из пленников прикончить…
В общем, уже на утро мы перебрались на один из островков по соседству, но обживать его не остались. Оказалось, что оставшиеся люди барона начали объезжать его сторонников и собирать ополчение. Естественно, такую инициативу требовалось пресечь, и мы стали выбирать место. Именно поэтому сейчас я и сидел на дереве.
Ничего не скажешь — сам придумал, сам и сделаю!
Местные дороги были, во-первых, немногочисленными, а во-вторых, известны все наперечет. И если сами здешние «болотники» могли обойти нашу засаду — у пешего все-таки побольше путей — то трое конных слуг барона такой возможности были по определению лишены. Их кони физически мало где могли пройти.
Так что дорога, а фактически — просто неплохо растоптанная лесная тропа — в этом месте имела, пожалуй, единственный свой прямой участок. Шагов 75–80 более-менее прямого пространства, и как нельзя лучше подходила нашим планам.
Если очередную группу ополченцев достаточно было просто разогнать, то людей барона нужно было непременно прикончить. Этого требовало сама логика нашего противостояния, а не некая особая кровожадность, вдруг одолевшая отряд…
Я сидел где-то примерно посередине этого участка тропы, в компании Вальдемара. Остальные наши расположились неподалеку. Все было переговорено множество раз, и мы с приятелем просто молчаливо дожидались момента, когда понадобится действовать. Но все время молчать было, конечно же, просто невозможно.
— Слушай, — неожиданно вспомнил я, — а у вас в Академии что-нибудь знают про этого то ли демона, то ли бога?
— На будущее имей в виду, что лучше говорить «демона, объявившего себя богом», — ответил Вовка по-русски, однозначно намекая этим, что тема важная, но дальше он вернулся к здешнему варианту старофранцузского. — Да, у нас обсуждали такие слухи, но мои шефы считают, что его интересуют места потеплее: где-то там на побережье…
— А что о нем известно? — напомнил я.
— Он и правда, из старых богов. В ватиканских текстах первое его известное имя на латыни было «Оркус». У римлян он числился богом смерти. Позже его образ слился с другим богом, «Диспатером», а ещё позднее оба этих божества окончательно растворились в образе бога Плутона. Ты мог даже читать греческий вариант его имени в виде «Гадеса» или — уж точно — «Аида»!
— О, искренне удивился я, — а ведь и правда! Про Аида* даже я слышал… Кстати, а что там про демонов-богов? Они могли туда-сюда переходить в своем…статусе, или как это назвать?
Вопрос я на всякий случай задал по-русски, и подтверждая мысль об осторожности, приятель ответил на том же языке:
— Ну да, на самом деле разница там лишь в уровне силы. Сам понимаешь, я не знаю, какая там градация. Уж точно — не смогу измерить ее, но до определенного предела такое существо числится еще демоном, а потом раз — и вот он уже бог. Ну или всего лишь «божок», но это все равно куда могущественнее его предыдущего состояния. Да и возможности, вроде как, совсем другие…
— Так сейчас этот тип «бог» или «божок»?
— Надеюсь, мы этого так и не узнаем! — насмешливо хмыкнул Вальдемар, вернувшись на старофранцузский. — Думаю, первоначально он был одним из демонов или мелких божеств загробного мира у этрусков, а потом, стал считаться правителем загробного мира. Я, кстати, видел папирус, что мои шефы получили из Ватикана. Этруски изображали Оркуса в виде бородатого, покрытого шерстью демона. Иногда — даже крылатого. Но это лишь с того момента, как он стал уносить человеческие души в загробный мир…
Мы некоторое время помолчали. Вальдемар задумался о чем-то своем, а мне — требовалось переварить.
— Слушай, так известно каким образом они меняют свой статус? — заговорил я минут пять спустя.
— Сила, все дело в ней! Наберет ее сколько надо — станет богом. Ну, или может уже набрал… — охотно отозвался маг.
— В моем детстве дяди-коммунисты рассказывали, что богов придумывают люди…
— А о существовании магов чего они говорили? — негромко засмеялся Вовка.
— Ну да, они вроде как считали, что тебя и тебе подобных тоже нет… — с таким же негромким смехом согласился я.
— Знаешь, но в одном они правы, — снова заговорил приятель немного спустя. — Судя по всему, что я знаю, магическими источниками мы, маги, можем пользоваться так же, как и все эти боги-демоны. Но вот принимать в себя силу от своих верующих, мы в отличие от них уже не способны. Так что получив здешние земли, он усилился. Да, они малолюдны, поэтому не очень чтобы много наберется здесь сил, но какой-никакой ручеек от здешних ритуалов он, конечно же, получит! Так что мы с тобой, сейчас считай что «крестоносцы». При том — самые всамделишные…
Было в этой мысли что-то настолько странное, что я даже не нашелся что сказать, и разговор как-то сам собой увял. Шутить на тему религии после всего того, что уже успел увидеть, показалось мне, по меньшей мере, глупо. А что сказать всерьез, сейчас я пока еще просто не знал.
Вторая половина дня
Еще почти час мы просто скучали. Сидеть в засаде — и в самом деле скука смертная. Особенно когда все уже готово, и остается лишь дожидаться врага да гадать: увидишь ты завтрашний день или нет.
Уж не знаю, как там у остальных, но в какой-то момент мне самому предложенный мною же план, перестал казаться чем-то разумным, а сам я о себе начал думать лишь в довольно недружественном ключе. С огромным трудом удавалось сохранять внешнее спокойствие, и не знаю до чего я бы дошел, если бы Вовка неожиданно не встрепенулся.
— Идут! — как-то неожиданно радостно сообщил он, и только тут я сообразил, что ему это испытание тоже далось не сказать, чтобы легко.
И не знаю уж почему, но мне от этой догадки странно «полегчало».
Казалось бы, с его места под деревом Вальдемару просто не могло быть видно лучше, чем мне, с дерева. Но я ему, естественно, сразу же поверил. Хотя точнее не так: я даже не начинал сомневаться в словах мага-приятеля.
Еще с утра, когда наш отряд пришел на это место после наводки Паскаля, мы с Вальдемаром наведались на оба въезда на этот участок местного «автобана», и он чего-то там поводил руками-посверкал перстнями. Вовка, с его слов, наложил простенькие следящие заклятия, и вот одно из них — как раз с нужной стороны — сработало.
— Возвращаются… — зачем-то озвучил очевидное лиценциат и залихватски, эдак театрально подкрутил свой тоненький ус, невольно впрочем, подтверждая мою догадку, на счет распространенности неврозов у нас обоих.
Враги появились только минут через пять.
Выслеженные Паскалем люди барона де Бирьё, как мы и думали, возвращались в замок с чувством выполненного долга. Они сопровождали к своему господину больше дюжины мужчин. В основном — молодых парней, но были среди них и люди, скажем так, среднего возраста, и по местным меркам — ветераны. Двое кряжистых, неторопливых и явно уверенных в себе мужиков лет 45−50-ти.
Все, как и предсказал Паскаль. Семьи к северу от замка дали своих мужчин. Не много, это все-таки не всеобщее ополчение болот, но все согласно старому уложению: по бойцу от семьи местному сеньору в случае опасности.
По слова Паскаля, это означало, что они решили подчиниться, но при этом не станут, как говориться, «рвать жилы…» Новость, вроде как хорошая. Она означала, что тамошние семьи скорее откупились, чем однозначно стали на сторону нового бога. Из мутного объяснения Паскаля следовало, что если мы сами не нападем на их дома, то они вроде как не станут искать нас, и как-то иначе помогать барону.
Типа: их дело сторона.
Должны были дать воинов — дали, но в целом — это не их война. А учитывая, что в каждой семье еще нашлось бы не меньше двух-трех бойцов, знающих все уголки местных топей и лесистых островов, «предложение», без всякого сомнения, для нас очень выгодное.
Если три другие общины выберут такой же самый вариант: «…Нужно соглашаться! — заверил нас фермер, — потому что иначе придется бежать, хотя вряд ли успеем…» И, учитывая расклады, мы были склонны согласиться с таким подходом.
Казалось бы: четырнадцать пеших ополченцев и трое баронских всадников — ну что там за отряд? И шли они вроде как довольно плотно — последний из всадников явно не давал растянуться колонне. Однако пока они все втянулись на «наш» участок дороги, прошло немало времени. Это были очень томительные пять минут.
Прикрываясь стволом старого дуба, все это время я с неким болезненным любопытством наблюдал за процессом. Но тут наш план начал действовать. Из-за поворота навстречу болотникам вышли Паскаль и один из наших лучников — тот, что помоложе.
Выглядели они как люди, возвращающиеся с удачной охоты. А освежеванная и примотанная к шесту еще с самого утра туша косули — килограмм на тридцать-тридцать пять — придавала безупречной картине вселенской растерянности завершенность.
Оба отряда замерли в полусотне метров друг от друга.
— Да это же наш Паскаль, собственной персоной! — «узнал» фермера кто-то из сгрудившейся толпы ополченцев. — А кто это с ним? Наверное, один из чужаков, что выступили против господина барона и его нового бога?
— Твоего тоже! — угрожающим голосом утончил один из передних всадников, явно предводитель отряда, по крайней мере, если чудить по цене его брони; кираса на нем была, конечно же, не чета карловской, но тоже — явно качественно сделанная вещь. — За мной!
Всадник с хорошо слышимым шипением извлек меч из ножен, и чуть пришпорил своего коня. Второй — перекинул копье с плеча — и так же неторопливо последовал за ним. Толпа ополченцев ощетинилась копьями, и двинула за ними, расширяясь на всю ширину дороги. И вот это уже было не совсем по плану, но мы кое-что, как раз на такой случай, заготовили.
Стоило Паскалю сбросить с плеча шест с их добычей и попытаться скрыться в кустах, как молодой лучник задал стрекача прочь от надвигающейся толпы. Прямо по дороге, с криком ужаса, он буквально тут же скрылся за поворотом, откуда они и вышли.
— Болван, сверни с дороги! От всадников так не сбежать! — выкрикнул фермер, под смех врагов, однако голос его так же удалялся, только под углом к дороге, отчего толпа ополченцев стала притормаживать, разворачиваясь вслед за ним.
А вот испуганный вопль лучника узнаваемо продолжал удаляться по дороге, и всадники этого не смогли вынести. Все их инстинкты твердили о том, что перепуганная добыча уязвима.
— Быстрее! — скомандовал предводитель, теперь уже приободрив лошадь шпорами, отчего та почти тут же перешла сначала на рысь, а потом — и в галоп.
Дождавшись, когда до моего укрытия всадникам останется не больше десятка шагов, я ухватился руками за веревку, уперся ногами в привязанный к ней канат, и прыгнул вниз.
Всего остального я лично не видел, но через мгновение веревка из конского волоса дважды дрогнула в моих руках, во второй раз ощутимо подкинув меня вверх. Если бы я не стоял на надежной палке, привязанной к ней, то мощные рывки без всякого сомнения выдернули бы ее из моих рук, а так — нет. Не судьба, оказалась проехать всадникам мимом моего дерева.
Мой прыжок вниз неожиданно натянул ее поперек дороги на уровне груди всадника, и — судя по всему — очень поймал баронских людей. Испуганное ржание их лошадей и удивленные крики ополченцев были тому доказательством.
Когда я подхватил свои шлем и щит с земли и выскочил на дорогу с мечом в руках, все было кончено.
Карл — успел добить обоих неудачников, и даже угрожающе-неторопливо двинулся в сторону ошарашенных болотников. Закованный в отличную броню воин выглядел на взгляд любого местного очень угрожающе, но вряд ли ополченцы подались назад именно из-за него. Скорее всего, ужас в их сердца вселило неожиданное появление мага.
Я, как раз успел рассмотреть одним глазом (второй — привычно прикрыл, чтобы на некоторое время не ослепнуть, ка уже было дважды), как молний соединила Вальдемара и стоящего наособицу молодого парня. Тот выскочил из толпы товарищей, и замахнулся, чтобы метнуть свое зазубренное копье-гарпун, в чем местные явно были очень хороши.
Такое предупреждение не осталось незамеченным, и впечатленная смертью товарища, толпа покладисто опустила свое оружие. Но не бросила. Это означало, что если кто-то из старших обратил внимание, что маг не попытался воспользоваться неожиданностью, а предпочел показать из засады.
— Что вы стоите… — попытался крикнуть последний оставшийся в живых всадников барона де Бирьё, но в следующую секунду откуда-то с дерева позади болотников вылетела стрела, и очень удачно впилась ему в шею, как раз в вырез кирасы.
Удивленно вскрикнув, он застонал, выронил меч, после чего — уже, наверное, инстинктивно дотянулся до беспокоящего его снаряда и вырвал его из раны, но на этом его достижение и закончились. Обиваясь кровью, всадник окончательно ослабел, и рухнул на землю, не в силах больше ничего сделать.
После того, как «на сцене» снова появился Паскаль, и озвучил альтернативы безоговорочной сдаче, бой как-то сам собой стих, так, собственно, и не начавшись…
Два часа нам понадобилось, чтобы вернуться к своему новому лагерю.
Никого в плен мы не брали, лишь разоружили ополчение болотников. Обменять их на семью фермера все равно бы не удалось, а охранять их кормить — пришлось бы. Ну или опять, пришлось бы убивать.
Паскаль, как мог убедительно объяснил нашим пленникам, что они, конечно, могут обойти нас, и все-таки добраться до замка, но тогда им пощады уже не видать. Как еретиков, да еще и упорствующих, их ждет лишь огонь.
«…Ну, или милосердная смерть в бою, от молнии…» — уточнил переговорщик.
Насколько она приятная и милосердная, они уже смогли убедиться лично, поэтому были высокие шансы, что людей, по крайней мере, от северной общины, барон де Бирьё больше не получит. Мы не сомневались, обо всем произошедшем, уже завтра будут знать и остальные общины. Оставалось только немного подождать, чтобы понять, как они поймут этот намек.
И чтобы донести свою мысль как можно более «понятно и развернуто», завтра мы собрались нанести визит в одну из ферм, где жила семья, по заверениям Паскаля, искренне поддержавшая переход в новую веру. И вряд ли они самоустранятся от этого противостояния.
Каково же было наше удивление, когда утром Карл разбудил нас, и с недоумением сообщил, что наш проводник пропал.
— Я должен был сменить его на рассвете, но меня никто не разбудил. Все равно проснулся, пусть и чуть позже, вышел к костру, а там никого. Пропало его одежда и копье, поэтому вряд ли его выкрала какая-нибудь тварь. Скорее всего, он ушел сам…
На рассвете замок де Бирьё разбудил гость.
Терпеливо дождавшись напротив ворот, когда достаточно рассветет и стража сама заметит его, он сообщил, что готов сдаться сам и рассказать о планах чужаков, если господин барон поклянется отпустить его семью.
* Аид(происхождение имени точно не выяснено; во всяком случае, оно ассоциировалось с др.-греч. [ἀϊδής] невидимый, [ἀΐδιος] вечный, [ἀϊδνός] мрачный, а также почтенный, сострадательный, благоговейный страх, но и милосердие, делающий невидимым) — так же Гадес; у римлян — Плутон. В древнегреческой мифологии — верховный бог подземного царства мертвых и название самого царства мертвых. Брат верховного бога Зевса.