167, август, 5
— Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пила и блевала… и тосты эту свадьбу вдаль несли… — шептал Беромир, глядя на происходящее.
Гости съехались не просто так.
И торг торговать, и пьянство пьянствовать.
Вон, на следующий день после «клубов» Перуна прибыли еще и ведуны некоторые. И кое-кто из старейшин разных.
А все для чего?
Чтобы погулять на свадьбе у Беромира. Который, по слухам, мог накормить их всех, и напоить. Да и вообще слыл удивительным кудесником, способным творить чудеса.
Если бы не жерлицы да сеть — сел бы он в лужу. Причем с размаху.
Запасы запасами.
Но сюда приперлась целая толпа!
Обычная семья бы от такого захода просто бы лишилась всех своих запасов. Годовых. Да и вообще — летом особенно щедро проставиться не смогла, если до жатвы.
А тут вот — явились — не запылились.
Пришлось выкручиваться…
Как Беромир узнал о том «счастье», что ему подвалило — сразу начал действовать. Выбрал подходящие места и стал туда сваливать порубленную мелкую рыбу и отходы. Из ловушек, ну и ту, что бреднем зацепил. С ним ведь не везде пройти можно было — короткий. Только в мелких притоках.
А с вечера перед свадьбой поставил там жерлицы.
И, о чудо!
Поутру почти все они сработали, дав разом много крупной рыбы. Да в таком количестве, что вся эта толпа гостей смогла натурально пировать. От пуза.
Аналогично поступили и с дичью.
Прикормка и грамотно поставленные ловушки сделали свое дело. Пару косуль взять удалось довольно легко, как и десяток зайцев.
А зерно?
Да зачем оно надобно? Вон сколько всего вкусного! И алкоголя в достатке.
Беромир словно чувствовал подвох и затер, а потом нагнал доброй самогонки с запасом. «Закрутив» на ее базе настойки умеренной крепости.
Как он действовал?
Брал корчагу. Притирал к ней керамическую крышку. Проливал это все снаружи воском на горячую, чтобы сделать непроницаемой. А то ведь керамика весьма пориста. После чего загружал от души земляникой и заливал самогонкой.
Следующую корчагу делал как-то иначе. Пробуя и экспериментируя. Специально, чтобы понять — какой напиток получится лучше всего из подручных материалов.
Делал с запасом.
Крепким.
Планируя сплавить на пробу ромейскому купцу.
Вот теперь и пригодилось — одну за другой выносили эти корчаги. Вскрывал. И хозяин обильно угощал гостей, не привыкшим к таким вкусам.
Да и что они видели? Пиво? Мутное, кислое и часто испортившееся, ибо совсем не стояло. Сразу пить надо было. Хотя по вкусу оно едва ли могло кого-то обрадовать. В XXI веке такое ни в какую точку розлива бы не поставили. Ибо, в сущности, дрянь.
Что еще? Медовые браги? Случались и ценились. Но мед дефицит — иди — добудь его. Каждый раз целое приключение. И не всегда оно обходится без трупов. Порой промысловик и с дерева падает, надышавшись дыма, и разбивается. Или аллергия у него случается на яд пчелиный, и бедолага умирает от обширного отека дыхательных путей. Посему меда случались нечасто.
Еще реже случалось отдельным счастливчикам отведать вина. Да и то сухой кислятиной оказывалось. А тут такие вкусняшки! Вот и лакали их, охотно запивая рыбу с мясом, от которых все ломилось…
— Интересно, драки будут? — тихо спросил Беромир, наблюдая за этим буйством.
— А как же? — усмехнулся Вернидуб.
— Надо еще пару корчаг вынести.
— Куда⁈ Хватит! И так уже перебрали!
— Если они на ногах стоять не смогут, то и драк не выйдет. — хохотнул ведун. — Да-а-а… Пьют, словно не понимают, что их ждет завтра. Как дети.
— А что их ждет?
— Тоже не ведаешь?
— По-разному бывает.
— После ТАКОГО? Нет. Тут никаких надежд. Завтра у них, у всех голова болеть будет так, что хоть вешайся. Выворачивать. Сушить. И вообще… — махнул он рукой.
— Что, вообще?
— Что в пиве, что в меду, что в иных напитках хмельных содержится этиловый спирт. Это от него развозит людей. Только по существу — сие есть отравление. Он так-то — яд, — кивнул Беромир на кружку в своей руке. Как яд муравьев, пчел, ос и прочих. Если немного — дурного ничего не будет. Если же увлечься — жди беды.
— Если это яд, то и умереть от него можно?
— А как же? Это не так и сложно. Хочешь попробовать самого спирта? Все эти настойки я же старался делать так, чтобы не слишком крепко было. Чтобы сразу не опали как листва. Добрый спирт — это совсем иное. Кружку такую выпьешь — и все. Опадешь мертвецки пьяным. И не каждый такое переживет.
— Он у тебя есть?
— Я немного сделал.
— Но зачем?
— На дела всякие лекарские. Им ранки открытые можно прижигать, чтобы не гноились и скорее заживали. И не только. Пользы с него немало. Вот только пить его в таком количестве — дело дурное.
— Зачем же ты выставил столько? Ты же не драки боишься. Я же вижу этот хитрый прищур.
— Ты наговариваешься на меня. — усмехнулся Беромир.
— Ну же, говори. Я никому не скажу.
— Что у трезвого на уме, то у хмельного на языке. Посему напоить людей полезно. Сразу гниль всякая наружу вылезает. Да и наутро… и пьянка эта, и то страдание — оно сближает. Пережив такое вместе, люди уже никогда не будут чужими.
— Ты думаешь?
— Кто знает? — пожал плечами Беромир. — Но я решил попробовать. В конце концов, пить их никто не заставляет.
— Ты же говоришь, что сие — яд.
— Поэтому нужно придумать какие-нибудь ограничения. Чтобы не нажирались до беспамятства. Перун как бы на все это посмотрел? Как бы сказал?
— Я подумаю, — улыбнулся Вернидуб, прекрасно поняв, к чему клонит его собеседник…
А свадьба между тем продолжалась.
Беромир не знал как здесь, в этих реалиях проводят такие торжества. В памяти этого тела не осталось ничего. А сам он ничего такого не видел, да и не расспрашивал. Так что оказался немало удивлен тому факту, что никаких ритуалов, по сути-то и не имелось. Видимо, в силу слабого развития общества в материальном плане, ну и, как следствие, в социальном.
Для этих целей даже ведун не требовался.
Нет, так-то было бы здорово, если он присутствовал. Но, по большому счету, не обязательно. Ведь по обычаю достаточно было в присутствии трех и более свидетелей заявить, что берешь эту женщину в жены, а она с этим согласится.
Дальше же, если никто не возражал, молодожены удалялись для консумации брака. Недалеко. Чтобы свидетели не сомневались в том факте, что дело сделано.
И все.
Вообще все. С этого полового акта пара становилась мужем и женой. А дальше начинался пир.
Собственно значимость свадьбы и определялось по количеству свидетелей, которые потом и пировали. Случайных людей на таких мероприятиях не было. Кто-то с трудом мог потянуть едва-едва трех человек, накормив их кашей из жита. А кому-то, как к Беромиру, могла заявиться целая толпа. Хотя, конечно, больше трех десятков гостей даже у состоятельного старейшины не собирали. Тут же набилось за полторы сотни.
Обалдеть!
Просто обалдеть!
Кого ведун ни спрашивал — никто не мог припомнить столь масштабной свадьбы на всю округу. Разве что роксоланы или языки могли себе позволить что-то подобное.
Наконец, Беромиру надоело молча наблюдать за этой пьянкой, и он решил внести в нее хоть какой-то конструктивный элемент.
— Давайте танцевать! — громко воскликнул он, поднимаясь с лавки.
Никто не понял.
Люди вообще так увлеклись пьянкой и обжорством, что даже сразу не поняли: кто говорит и что.
— Что мы так грустно сидим? Это же свадьба! Давайте петь и танцевать!
Его снова не вполне поняли. Но оно и понятно. Пение носило во многом ритуальный характер и было связано с разного рода монотонными действиями. Да, свадебное пение тоже имелось. Однако оно ограничивалось женским коллективом и на публику не выносилось. Невесте пела мама, либо старшая женщина в коллективе, но такие — занятные. Фактически — инструкцию и наставление.
С танцами ситуация складывалась еще хуже.
Их просто не практиковалось.
Вообще.
Никак.
Во всяком случае, в привычной Беромиру традиции. Пожалуй, только хороводы применялись, да и те — в рамках религиозных ритуалов. Редких. Очень редких. Например, при сильной засухе. На этом этапе развития общества другие танцы были просто не нужны.
Беромир же вышел в круг и начал пытаться изобразить что-то среднее между ирландским танцем и сиртаки. И даже напевать ритм.
Минуту ничего не происходило.
И вот, изрядно поддатый Борята поднялся со своего места и попробовал вписаться. Потом еще один и еще. И уже минут через пять собралась компания из десятка относительно крепко стоящих на ногах мужчин, что-то такое странное танцующих.
Местами они сбивались, и вся линия сыпалась на землю. Так как хватились друг за друга. Да и вообще — вели себя не как профессиональные танцоры, а просто веселящие люди. Задорно. Лихо. В чем-то даже шаловливо.
И стало получаться.
Уловив ритм, остальные начали по просьбе Беромира хлопать. Выступив этаким аккомпанементом…
Минут пятнадцать так прыгали.
Взмокли — жуть!
Хоть выжимай.
И вполне довольные и радостные стали расходиться.
— А песни петь? — ехидно улыбнувшись, спросила Злата.
— Песни?
— Да. Свадебный танец чудесный вышел! Спой!
— Я…
— Спой!
— Спой! — стало доноситься с разных сторон.
— Без музыки мне как-то неловко… и одному. Да и песен ладных я на нашем языке не знаю.
— А ты спой на каком знаешь, — произнес Вернидуб. — Помню, ты что-то напевал. Дивно было. Не от мира сего.
— Ну…
— Прошу! — произнесла Злата, подойдя вплотную и обняв мужа.
Отказывать женщине, с который ты только что… хм… вступил в супружество, было как-то неловко. Поэтому Беромир задумался.
Голос у него был каким-то вариантом баса. Редкого и красивого, вроде профундо. Хотя он толком в этом не разбирался. Поэтому и композицию надо подобрать какую-то подходящую. И не только по звучанию, но и по смыслу. Ведь спросить могут. Попросить перевести. Отчего исполнять «Когда мы были на войне» или «Черный ворон» не выглядело хорошей идеей. Равно как и большая часть того репертуара, который он обычно пел в караоке — там в XXI веке.
Помолчал.
Оглянулся, каким-то расфокусированным взглядом. И…
— Ой вы други — вои крепки. Вы на смерть всегда идете… — затянул Беромир песню «Дружина» группы Сколот, когда пауза стала слишком тяжелой. Наслушался. Да и сам пел не раз и не два.
Медленно пел.
Поначалу думал, что и не припомнит, но начал петь и само полилось.
Никто ничего не понимал.
Но как-то подобрались. Вон — никто уже и не пил. Все смотрели на него, ибо песня иная. Не так тут пели, не так. Все стихи местные — суть тонические, из-за чего имело значение только количество ударных слогов. А все остальное — неважно. Отчего для уха человека из XX или XXI века такие песни показались бы совершенно нескладными. Без рифмы и размера, которые вытягивали лишь за счет игры с тонами: тут звук подольше тянут, там покороче.
Беромир же пел песню, которую складывали в довольно каноничной силлабо-тонической системе. Из-за чего выдерживался и размер, и рифма, и тональность. Вот и звучала она иначе. Почти что магически. Словно наговор какой-то чудесный. И в нем то и дело проскакивало, пожалуй, единственное узнаваемое слово — Перун…
Закончил.
Замолчал.
Хотел пойти к столу, но Борята остановил его. Не грубо. Нет. Вежливо.
— О чем она?
И Беромир начал переводить.
Сказывал куплет по-русски, а потом на местный переводил. И на фразе:
— … Из тьмы веков пусть громом грянет да ратною сверкнет стезей — Перун, бог воинов удалой.
Борята отчетливо вздрогнул.
Не ожидал.
Да и по остальным словно волна пошла — не шептались, но переглядывались.
В местной практике широко бытовали только ведуны Велеса и Перуна. У Зари порой встречались свои ведьмы, которые встречали новую жизнь, выступая повивальными бабами. У Мары — еще реже ведьмы заводились. Сварог с Матерью-землей вообще в ведунах не нуждались, равно как и Даждьбог, несущий удачу самолично, выступая этаким аналогом скифо-сарматского Фарна.
Посему ведуны были представлены в основном последователями Велеса и Перуна. Их роли разделялись довольно просто. Велес и его ведуны отвечали за ремесла и промыслы, а также знания о них. Ну и прочую ученость. Перун был судьей небесным, ведая заодно и плодородием всяким — от полей до семей.
Сейчас же Беромир ввел новую роль — бога воинов. Назначая на эту роль Перуна.
Так-то «клубы», посвященные этому божеству, и так существовали. Но, формально воинами они не являлись, выполняя функцию, близкую к народной дружине или полиции. Силовики, но присматривающие за порядком.
До этого момента.
Раз.
И ведун своей песней сильно поднял статус этих «клубов». Ведь именно воины в местных обычаях виделись только у роксоланов. Ну и, например, у ромеев. У них же — нет. Что было, видимо, тяжелым наследием кризиса I века, когда сарматы выбили не только старые элиты, но и воинов…
— Из тьмы веком пусть громом грянет, — тихо произнес Борята каким-то странным, чуть дрожащим голосом.
— Да ратную сверкнет стезей. — ответил, глядя ему прямо в глаза Беромир.
— Перун — бог воинов удалой! — хором рявкнули все члены этих «клубов», сидящих здесь на пиру.
Прозвучало жутковато.
Вон — глазки, как у людей загорелись! Вспыхнули просто!
И с каким вдохновением и страстью они это выкрикнули!..
Свадьба продолжилась. Но так… вяло. И быстро пошла на спад. А уже через час почти все гости вообще заснули.
— Ты понимаешь, что ты сегодня сказал? — тихо спросила Мила у Беромира, когда тот отошел в сторонку — к умывальнику, дабы освежиться.
— Дурное разве?
— Бог воинов… — покачала она головой. — Покоя нам более не будет. Твои слова нам не простят. А будь уверен — теперь молва по всем концам света о них понесет весть.
— Я достал из пыльного мешка прошлых лет то, что там давно лежало. — пожал плечами зять.
— Но ведь мог не доставать. Зачем ты это сделал?
— Чтобы собрать всех наших в единый кулак, мне надобно было им что-то предложить. То, что стянет их воедино, как бечевка веника.
— Это кровь. Много крови. Гёты так живут. Сарматы. Нам такой же судьбы ищешь?
— А то, как мы сейчас живем — лучше? — холодно процедил Беромир. — Как рабы. Только хуже. Да и что им предложить? Дела торговые? Так у каждого свои интересы. Ну и слышат они едва каждое десятое слово из тех, что я им говорю.
— Надо же… а тут услышали. — скривилась Мила.
— Услышали. Потому хотели. Да некому сказать было. Устали люди терпеть. А если иначе жить, то драться надо. Насмерть. Ломая лица врагам и всем тем, кто хочет нас жизни хорошей лишить. Понимаешь? Ради того, чтобы дети и бабы в покое жили, а не засыпали с трепетом. Не придет ли набег? Не угонят ли в рабство? Не ограбят ли не те, так другие? Если же драться, то надо стоять сообща. Ибо мало нас. Поодиночке всех перебьют.
Мила промолчала.
— Разве я не прав?
— Прав. — с огромным трудом ответила она, смотря на зятя ОЧЕНЬ сложным взглядом. — На скользкую дорожку ты встаешь… князь. Поостерегись, а то шею не свернешь.
— Как будто у меня есть выбор… — усмехнулся ей в ответ Беромир.