167, декабрь, 5–6
— Это тебе, это мне, это опять тебе, это обратно тебе, это все время тебе… — бормотал Беромир, деля добычу. Но в отличие от Попандопуло[1] — что говорил, то и делал. Отчего если и хихикал, припоминая параллели с фильмом «Свадьба в Малиновке», то исключительно мысленно. Внешне же сохранял предельную серьезность…
После обстрела дротиками стоянки роксоланов последующая атака носила скорее психологическое значение. Ведь ребята, идущие за Беромиром, поддержали его крик:
— Ура!
Отчего получилось весьма громко и давяще для тех, кто убегал. Считай — полсотни глоток заорали посреди ночи. Что и не дало роксоланам остановиться, осмотреться и, быть может, даже контратаковать. А определенные шансы у них, без всякого сомнения, имелись. Просто потому, что они являлись опытными воинами, прошедшими какое-то количество кампаний. В отличие от неотесанных новичков, идущих за ведуном, вступавших в полноценный бой впервые. Но… удивишь-победишь, как говаривал Суворов. Вот и вышло, что кто-то из роксоланов погиб сразу.
Кто смог сбежал.
Остальные же были допрошены и добиты. Ну или просто убиты сразу, если слишком громко выступали. Пленные в таком деле никому были не нужны. Просто потому, что неясно, как с ними дальше распорядится. Выкуп требовать? Да никто о таком и разговаривать не станет. Скорее отправятся войска порешать вопрос по-свойски, в привычной им манере. Слишком уж слаб тыл у Беромира для таких выкрутасов. Пытаться обменять? На кого? Всех угнанных славян роксоланы сразу же продавали в рабство, чтобы ни дня лишнего не кормить. Вот и получалось — живыми они без надобности.
А потом начали делить трофеи…
В ходе которых ведун внимательно поглядывал на своих южных союзников. Следил за их реакцией. Клятва клятвой, а дело делом. Поэтому он и привлек их к нападению на засадный отряд роксоланов. Специально. Иди потом — оправдайся, что это не ты. Ну и в добивании пленных они активно вовлекались. Иными словами — связывал узами крови по полной программе., стараясь сделать так, чтобы им сложнее оказалось сдать назад.
— А часто вы ходили к нам в набеги? — поинтересовался Беромир, когда вся эта возня завершилась и они расположились на отдых.
— Как все, — пожал плечами Добрыня.
— Раз в год? Раз в два года? В три? Сколько?
— Да так и не припомню. — продолжал уклончиво отвечать один из старших набежников.
— Вы за кузнецом не приходили по позапрошлому лету?
— Это к которому? Из Быстрых медведей?
— Да.
— Такой он с соломенный головой да серыми глазами?
— Он самый, — кивнул Беромир, припоминая устный портрет, который ему давали.
— Нет, не ходили.
— А откуда ты его знаешь?
— Видели. То кто-то из Ястребов ходил. Точнее я не ведаю. А его видели, когда роксоланы гнали на торг, через нас. Как узнали, что кузнец — попытались сговориться, но нам они его продавать отказались наотрез. Он же, когда услышал ответ роксоланов, разозлился и решился бежать.
— Я так понимаю, не убежал?
— Почему? Убежал. Но недалеко. Сопротивлялся он отчаянно. Они ведь кузнеца того хотели скрутить — раб-то ценный. Но не смогли. Вот и зарубили. И сжигать запретили, приказали бросить в степи на потеху диким зверям.
— Тоже их жечь не будем. Их хоронить.
— Так нельзя! — воскликнул кто-то из набежников.
— Можно! — рявкнул Беромир, сверкнул глазами. — А на каждое их тело я нанесу проклятие. Любого, кого поймаю за угоном на продажу наших людей — страшно карать буду. Живым или мертвым.
— Нет… нет… — покачал головой Добрыня.
— Да!
— Да зачем это делать? Это же степь! Здесь так испокон веков заведено!
— Будем менять обычаи. С нами так нельзя. Любой роксолан должен понимать, что с ним случится, если попадется… — не сказал, а практически прорычал ведун и начал отдавать распоряжения.
Его ученики охотно выложили покойников рядком.
А сам Беромир лично вырезал им на груди здоровенный символ Biohazard, то есть, угрозы биологической угрозы. Грубо, но узнаваемо. Ну и вогнал кол в сердце, словно бы прибивая к земле.
— Все. Дело сделано. — произнес он, осматривая это кровавое зрелище.
— И что сей знак означает? — хмуро поинтересовался Добрыня.
— Что это тело проклято. Если ведун Перуна такой нанесет, а бог посчитает, что за дело, то душу покойного он на семь циклов человеческого облика лишит. Зверем диким станет бегать, рыбой, али червем или еще какой букашкой. А то и вовсе — в Мрачные чертоги бросит, если человек говном жил.
Все присутствующие промолчали, лишь нервно переглядываясь.
— Не слишком ли? — наконец спросил Добрыня.
— Перун сам решит слишком или нет. Душа перед ним лгать и юлить не может. Он спросит, и умерший прямо ответит на любой его вопрос.
— И все же… нельзя же так. Это слишком сурово.
— Можно! Роксоланы имеют наглость угонять наших в плен, а потом еще и поступать с ними так, словно они помойные твари, а не люди. Ведь наказал я их не за то, что с нами воюют, а за то, как поступают. Кем бы ты ни оказался — веди себя достойно. А эти уже не первый раз с их слов таким промышляют. Значит, наказаны заслуженно. Ибо сказано: по делам их узнаете их. — выдал Беромир по памяти концепт из Евангелия от Матфея. Как помнил и в том смысле, который ему нравился больше всего, распространяя оценку со лжепророков на всех и всякого.
— Кем сказано? — осторожно спросил кто-то.
— Перуном. Это один из главных его заветов. Суди о человеке по делам, а не по словам.
Люди снова промолчали, переваривая.
Эти несколько дней очень сильно переформатировали им мозг. Критически просто. Вроде бы ведун говорил вполне допустимые и обычные вещи, но в такой подаче и связке, что они представали совсем иначе.
— А вам бы надо подумать — что роксоланам сказать, — нарушил затянувшуюся тишину Беромир. — Ведь обязательно спросят.
— Бежать нам надо. — покачал головой Добрыня. — Что тут думать? Не простят нам этого. До вас роксоланам далеко идти, да и леса там. Поэтому постараются постращать, наказав нас напоказ.
— А куда бежать?
— Да куда глаза глядят. Тем более что жрать все одно — нечего. До весны, может, и дотянем, но на посев зерна уже не найдем. Да и так… на траве до осени вряд ли доживем.
— До осени? — усмехнулся другой старший. — Да нам бы до весны протянуть.
— Зимой нас не тронут. — покачал головой Добрыня. — Эти твари со дня на день отойдут к морю. Там снега не такие большие и скот может легче пастись. А вот весной, по свежей траве, вернутся. И тут нам несдобровать.
— А что, мыслишь, они с вами сделают?
— Да почем мне знать? — пожал плечами Добрыня.
— Ой, да брось, — махнул рукой другой старший. — Вон, Желтые волки попытались огрызнуться. Помнишь, чем все закончилось? Всех, кто на продажу пригоден — забрали и угнали, остальных попросту перебили. Мыслишь, с нами иначе поступят? А ведь там провинность куда меньше имелась. Тут-то вон скольких побили. Ради такого дела — по снегу придут за нами.
— Мы будем помалкивать, — хмуро буркнул Добрыня. — А по весне здесь и костей не останется.
— Сам-то веришь? — фыркнул его соратник из другого клана. — Наши поганые языки бабам своим все разболтают. И тут давай зарок али нет — все едино. От баб по округе пойдет. Даже сумневаться не надо. Вот и прикидывай — несколько дней спустя от кого-то до роксолан дойдет.
— Распустили жен… — раздраженно процедил Добрыня.
— То, чему не можешь противостоять, надобно возглавить. — заметил Беромир. — Они побегут болтать? В том нет беды. Надо этим пользоваться и навести пущей жути на рокосоланов.
Эти южане отчетливо побледнели. И наперебой стали убеждать ведуна в том, что этого делать не надо. И что если так поступить, то они и до весны не доживут, ибо эти злодеи по снегу к ним придут. Причем их единение в этом вопросе оказалось настолько велико, что Беромир аж обалдел. Они реально испугались. Страшно. Сильно. Хотя лично он не понимал в чем отличие — столкнуться с роксоланами вот прям сейчас или весной. Что изменится? Ведь они при любом раскладе постараются забрать всех пригодных на продажу в рабство, а остальных убьют.
Или нет?
Да и вообще, его смущало то, что эти ребята так легко пошли, по сути, на самоубийство. Ведь перед ними был поставлен выбор — погибнуть там, у реки или поучаствовать в резне засадного отряда, который вел к куда более тяжелым последствиям для их родичей. Эту мысль Беромир и высказал:
— А чего тут понимать? — замогильным голосом произнес Добрыня. — Мы что так умрем, что там. У реки, али по лету от голода. Только если мы растормошим осиное гнездо рокосланов, у детей наших и прочих молодых родичей есть надежа выжить.
— Рабами? — хмуро переспросил Беромир.
— Это плохая, но жизнь. Всяко лучше, чем сгинуть всем.
— Поэтому вы и согласились на эту вылазку?
— Да. — кивнули эти ребята с юга почти синхронно.
— Но совсем стращать роксоланов не надо. Могут же разозлиться в серьез и просто всех перебить.
— Экий фатализм, — покачал головой ведун. — Сколько у вас людей в трех кланах?
— Считать мы такое не разумеем.
— Ладно, — тяжело вздохнул Беромир и перешел к проверенному методу. Попросив рассказать, какие рода в их кланах имеются, а в тех — семьи, а в семьях конкретные люди. К его удивлению, местные знали такие вещи назубок. Голова их хранила эти социальные сведения с дополнительными личными данными просто замечательно — лучше любой социальной сети. Ибо они НА КАЖДОГО члена клана могли дать устный портрет с приметами и характеристикой.
Вот и засели.
Пока говорили, Беромир на месте прогоревшего костра расчистил участок и вел подсчеты. Благо, что утро уже наступило и света хватало. Что-то на земле чиркал, что-то с помощью «счетных палочек» отмерял, ну и мелкими камушками фиксировал отдельные категории. Заодно пытаясь из всего этого потока выхватить какие-нибудь интересные лично ему персоналии и таланты…
— Значит так, — произнес ведун, когда закончил свое дознание. — У Черных волков сто двадцать одна семья, у Белых коней — сто девять, у Красных — сто сорок. Или триста семьдесят семей, если сообща. Ежели же по головам считать, то это тысяча семьсот семь человек, включая детей малых.
— Очень интересно, но ничего не понятно, — ответил Добрыня. — Мы такой цифири все одно не разумеем.
— Погоди, — поднял руку Беромир и начал прохаживаться. — Я пытаюсь прикинуть сколько нужно земли, если ее пахать по уму, а не как мы все тут делаем.
Один из старших хотел было возмутиться, но Добрыня его остановил. Ведун же, полностью проигнорировав этот порыв, продолжал прохаживаться, глядя куда-то в пустоту. Время от времени он останавливался и что-то чертил на земле, там, где заметки делал ранее при подсчете жителей. Какие-то фигуры и значки. Потом затирал их. Снова изображал…
Наконец, он сел на тюк тряпок и уставился словно бы в никуда.
— Надумал, что? — осторожно спросил один из старших.
— Наши кланы, — кивнул Беромир в сторону учеников, — занимают земли достаточно для того, чтобы на них могло прокормиться в десятки раз больше людей, нежели живет сейчас. Но по-старому сеять нельзя. Нужен новый севооборот. А для него потребуются семена жито, пшеницы али ржи озимой, гороха и репы. Хотя бы, для начала. Но тут надо сходиться и говорить. Если так поступать, то всем сообща. Как по мне, лишние полторы тысячи человек нам не помешают. Отбиться от роксоланов будет проще, да и в набеги на них ходить.
— В набеги? — усмехнулся Добрыня. — Эко, ты хватил!
— В самый раз хватил! Они должны понимать — с нами надобно договариваться полюбовно, ибо иное им не понравится.
— Ты сам-то в это веришь?
— Не верил бы, не говорил.
Помолчали.
— А их рода согласятся? — наконец, спросил Добрыня, кивнув на учеников Беромира.
— Разговаривать надо. По зиме я к вам на лодке приду.
— По зиме⁈ — ахнули они.
— По льду. Заодно и посмотрите, как сие делается. Вы к тому времени сговоритесь уже и порешите что хотите. А я с боярами и старейшинами да ведунами нашими обговорю дела. Если не согласятся — значит, не договорились и я не приду. А если приду — торг будет. Ну и по весне, как вода вскроется, вы всей толпой и уйдете.
— Бояре? Кто сие.
— А… вы же не знаете. Вам тоже таких надобно завести. Над каждым кланом надобно ставить боярина с малой дружиной, чтобы судить и защищать. А при нем ведунов да старейшин для совета держать.
— Да зачем?
— Затем. Обороняться мы как станем? Клан в складчину дружину и боярина снаряжает. И в случае беды они выходят на рать. С одного клана немного воинов будет. А с десяти? Уже сила. Такой и с роксоланами можно побороться…
Еще немного поболтали и разошлись.
По-хорошему эти набежники с юга не заслужили добычи. Вообще. Ибо в деле почти что участия и не принимали. Но Беромир им все одно отдал часть трофеев.
Себе, понятное дело, забрал доспехи и оружие со всякими монетами да украшениями. А им отдал хабар попроще, чтобы внимания не привлекал. Его на удивление хватало. Ибо степной отряд пришел с вьючными животными, притащив и запасы провизии, и всякие средства утепления, и многое иное. Ждать-то они явно собирались до самого ледостава, рассчитывая на то, что набежники постараются выгрести все ценное у ведуна, а потом еще окрест пробегутся. Вот и готовились, даже для полона будущего всякое приволокли.
Но не свезло.
И южане повезли с собой домой всякое, в особенности еду. Да, такую толпу она не спасет. Но хоть немного облегчит их ситуацию.
Беромир же стоял на небольшом пригорке, смотрел им вслед и думал. Пытаясь предугадать, как они поступят. И сможет ли он их впоследствии использовать. Слишком уж они легко согласились на предложение ведуна. Да и вообще… словно бы действовали по плану какому-то…
[1] На самом деле фамилия Попандопуло не уникальна и не выдумана специально для того фильма, а вполне распространенная греческая фамилия, которую можно было бы перевести на русский язык как «Попович».