Хозяин дубравы. Том 2. Росток

Часть 2 Глава 2

167, сентябрь, 1

Катамаран бодро шел под парусом.

Уже нормальный.

Настоящий.

Завершив возиться с дурными щитами, Беромир переключился на другие задачи.

Изготовил вторую узкую плоскодонку — один в один как первую. Ну, насколько это вообще было возможно. После чего собрал из них катамаран.

Три поперечные плоские балки в качестве основного элемента жесткости. Еще две тонкие балочки — враспор. И некоторое количество пеньковых, просмоленных тяг, собирающих все это в единое целое.

Мачту Беромир перенес на одну такую поперечную балку — центральную. Самую крепкую.

Одновременно удалось пространство между корпусами превратить в импровизированную палубу. В теории на нее даже лошадь или корову стало можно загнать для переправки или не слишком далекой перевозки водой. Ну и так — навалить разных товаров или людей рассадить.

Скорость упала.

Поэтому, импровизируя, Беромир поставил на мачту еще один парус, уже спереди — стаксель. И теперь мучался — учась пользоваться всей этой конструкцией.

На довольно узкой реке Сож такой лодке было тесно. Не разогнаться из-за изгибов русла, не лихо развернуться. Поэтому он уходил подальше — туда, где река становилась более удобной для такого рода опытов.

Вот и сейчас — удалился.

Далеко.

На час или даже полтора хода.

Проскочил мимо нескольких поселений, что были ниже по течению. И найдя относительно ровный участок, постарался разогнаться как можно сильнее.

Стало страшно.

Очень страшно.

Все скрипело и стонало от нагрузки. Более того, казалось, что попадись сейчас какая-нибудь отмель или того хуже — коряга — катамаран просто разлетится от удара на куски.

Не факт, конечно. Особенно на мели. Дубовые рейки по днищу обоих корпусов он уже пустил. Чтобы защититься от таких ударов и зимой в качестве буера применять. Но страх оставался. Тем более что основания для него имелись. Какой-нибудь топляк встретится — и все. От него та рейка не защитит.

Но все одно — лихо шли, радостно.

Вон — у ребят такие взгляды!

Да и обитатели поселений выходили посмотреть на то, как парусный катамаран мимо них проносится. Люди и ранее видели парусный корабль, на котором приходил ромейский гость торговый. Но тот особой скорости не развивал. Так — шел вразвалочку. Тут же — натурально летел…

Долго ли, коротко ли, но первый заход завершился.

На катамаране прибрали парус и на веслах подошли к мостку. Накинули петли на бобины выступающих столбиков, швартуясь.

Беромир вылез на настил.

Потянулся.

И замер, приметив нового человека под навесом. Причем в довольно странной кампании.

Необычно по местным меркам одетая женщина была окружена пятью учениками, вооруженными копьями и топорами. Там же находилась Мила.

— Это еще кто такой? — удивился ведун.

И оставив завершать возню возле плавсредства ученикам, направился туда — к этой явно нежелательной гостье. Заодно поправив топор на своем поясе.

— Это чего в моей камере происходит? — поинтересовался он по-русски, входя под навес.

Незнакомка вздрогнула.

Остальные словно бы выдохнули. Для них этот язык был чем-то сакральным. Они на нем воспринимали почти все либо чародейством каким-то, либо заговором, либо проклятием, либо еще чем-то подобным. Что в текущей ситуации принесло им определенное облегчение.

Женщина эта медленно повернулась и уставилась на ведуна.

Мила же коротко пояснила, скривившись:

— Вилте явилась.

— Такие люди и без охраны? — шутливо поинтересовался Беромир уже на местном языке.

— Мне сказали, что ты проклял меня.

— Твою душу.

— А я прокляла твою.

— Это не важно.

— И что позволяет тебе так думать?

— Кард-бланш.

Вилте промолчала.

Ни одна мышца на ее лице не дрогнула. Даже дыхание не сбилось. Лишь бровь немного выгнулась, давая понять, что слово ей требуется «пояснительная бригада».

— У меня есть миссия. Перун следит за каждым моим шагом, защищая. Оттого проклятия на меня не действуют. Вообще. Если же я провалюсь — он сам покарает, да так — никакое проклятие не сравнится.

— У меня тоже есть миссия.

— Но ты пришла ко мне. Зачем?

— Хотела посмотреть на наглеца, который убил моего сына.

— Мне покрутится? Со спины я тоже хорош.

— Обойдусь. Где его тело.

— Скормил ракам.

— Тварь! — дернулась она и удивительно быстрым движением метнула что-то в Беромира. А сама прыгнула в сторону и ушла перекатом за пределы навеса.

Ведун сумел сместиться подшагом с поворотом.

Раз.

И мимо его носа что-то свистнуло.

— Отравила хоть? — насмешливым тоном поинтересовался он, жестом останавливая учеников, которые уже бросились на нее с копьями.

Вилте промолчала, лишь достав нож откуда-то из складок одежды, и выставила его перед собой. Небольшой такой. С палец. Ничего крупнее она спрятать не могла, так, чтобы не отняли.

Беромир играючи выхватил здоровенный сакс, который висел у него на поясе. С рукояткой, утопленной в ножны. Из-за чего незнающий человек в этой конструкции нож вряд ли углядел бы, слишком большой по местным меркам. Вот и Вилте побледнела, чуть отшатнувшись. Но быстро взяла себя в руки.

— Нож — это достоинство мужчины. Ты, верно, пользуешься достоинством сына, который пришел убивать в ночи тех, кто предложил ему разделить хлеб?

— Врешь!

— Клянусь именем Перуна и Велеса, а также моей душой и всем, что ни есть. — максимально серьезно произнес ведун и поцеловал сакс, вполне подходящий на роль оружия.

Женщина нервно начала мотать головой.

Молча.

Словно не хотела это принимать.

А ее лицо перекосила гримаса боли и страданий. Душевных, судя по всему.

— О! Я понял, кого ты мне напоминаешь! — нарушил этот почти что истерику Беромир.

— Что? — не поняла она, так как, видимо, была погружена в бурный поток своих мыслей.

— Гляжу я на тебя, гляжу и не могу понять — где видел. А тут озарило. Слушай, а Декарт Каин где?

— Что?

— Это косплей или ты натурально жила в старом и новом Тристраме?

Она лишь поморщилась.

— Погоди. А ты камня душ уже касалась?

— Ты сейчас с кем разговариваешь?

— С тем, кто одет словно пришелец из другой земли или эпохи.

— А ты себя видел? Нашелся обвинитель!

— Что сказал товарищ Ленин, выступая с мавзолея на Красной площади? — медленно произнес Беромир по-русски, внимательно вглядываясь в нее.

Никакой реакции.

И снова молчит.

— Je nemange pas six jours, — стараясь повторить тон Кисы Воробьяниного, выдал Беромир.

Снова по нулям.

— Lingua latina non penis canina.

— Что ты несешь? — покачала она головой.

— Мне интересно, на что ты отреагируешь.

— Язык ромеев мне известен.

— А первые три?

— Ни слова не разобрала. Даже не понимаю, откуда и чья эта речь.

— Слушай, а ты Тираэля давно видела?

— Ты меня пытаешься на чем-то подловить? Я напала на тебя. А ты лясы точишь? Почему не убиваешь?

— Противник не всегда враг. Врагов нужно убивать. Противников — переманивать на свою сторону. И я пытаюсь понять — кто ты для меня.

— Я мать мужчины, которого ты убил.

— Ты мать мужчины, который нарушил обычаи гостеприимства, за что его покарали боги. И подтвердили свою волю в кругу. Ты хочешь оспорить суд Перуна?

— Я служу Маре!

— А она служит Перуну, приводя умерших на его суд. Не так ли?

Вилте поджала губы.

Опустила нож.

И медленно подошла ближе. Вроде даже безобидно, но Беромир не расслаблялся и хранил бдительность. Поэтому, когда она попыталась ударить его своим ножиком — сумел отреагировать.

Левой рукой отвел и заблокировал ее выпад, а правой пробил в челюсть. Сжимая в кулаке рукоятку сакса, как небольшой кастет. Вложившись в удар от души.

Раз.

И Вилте «солдатиком» ушла на землю. Ничком. Рука у ведуна, правда, заболела. Здесь удар у него не был поставлен, но с таким неловким, легким и неготовым противником «прокатило».

— Разденьте ее донага и свяжите. — приказал он Миле. — И будьте предельно осторожны — у нее, судя по всему, много что отравлено. Нож тоже…

Минут десять спустя ведун принял у ученика ведро ледяной воды из родника и выплеснул его на собеседницу.

— Гутен морген, милочка. Такой вариант поговорить тебе больше нравится?

— Тварь!

— На что ты надеялась? Вот даже если бы убила меня своей отравой.

— Мара бы меня защитила!

— Мара служит Перуну. Ты своими действиями оспорила ЕГО суд. Ты бросила вызов ЕМУ. Так что ты вляпалась. Ой как вляпалась. Теперь тебе, пока не искупишь, умирать нельзя. Еще и мое проклятие… — покачал он головой. — Ведь снять проклятие может только Перун, как небесный судья. Мы все к нему можем лишь обращаться за помощью.

Женщина промолчала, насупившись.

Беромир же отвернулся к столу и начал изучать предметы, которые оказались у ведьмы с собой.

Покопался.

Ничего такого, хотя на первый взгляд она, конечно, впечатление производила интересное. Нет, конечно, она была одета в обтягивающие штаны. Но так и кельты их носили, пусть и мужчины. И, кстати, не только кельты — вся степь. Чулки ведь именно из степи пришли, как всадническая мода. Которая была в ходу даже у женщин. Ограниченно. Карманов, кстати, не имелось. Просто пояс с большим количеством всяких сумочек и подвесочек. Разных.

Исподнее имелось.

Это редко, но не криминально. Даже трусы, которые в Римской империи вполне бытовали, в том числе у женщин. Вместо бюстгалтера был топик на римский манер. Что также ни о чем не говорил, кроме связи определенной с ромеями.

Совсем из обычаев выпадала верхняя одежда — вроде рубахи, только по фигуре. Но она опять-таки была сшита без клиньев и прочих еще не изобретенных элементов.

Волосы у нее были коротко пострижены. Это странно, но не более. А может, болела.

Три небольших метательных ножей. Железных. Шикарно жила, по местным меркам, если могла себе их позволить. Здесь Беромир не мог ничего сказать — историю этого вида оружия он попросту не знал. Могли быть? А черт его знает?

Обычный нож. Вполне обычный. Маленький.

Деревянные флаконы со всякой дрянью. В основном — яды.

Мешочки с травами, в основном лекарственными.

Ну и так далее.

Перебрав ее вещи, он так и не смог найти, за что уцепиться. И немало разуверился в том, что имеет дело с такой же гостьей из будущего, как и он. Или из какого-то параллельного мира.

Повернулся к ней.

Он все это молча за ним наблюдала. И не спешила говорить.

— Не скрою — мне нужна ведьма Мары. И было бы неплохо, чтобы ты взяла себе учениц. Но у любого терпения есть предел. Или ты мне сейчас приносишь клятву верности именем Перуна и Мары, или я тебя убиваю. А тело сжигаю, через что ты немедленно попадаешь на суд Перуна. И… полагаю, что тебя ждет НЕЗАБЫВАЕМАЯ вечность.

— Если я тебе принесу клятву, то что изменится?

— Я сниму с тебя проклятие и наложу благословение. Также возьму под свою защиту. Сама знаешь — на ведьм Мары охота. Без крепкого мужского плеча тебе верная смерть на жертвеннике. Или по пути к нему.

— Защиту? — усмехнулась она. — В жены не возьмешь. Женат. А иначе как? Кто я тебе, чтобы защищать? По обычаю — не имеешь права.

— Смешаем кровь, и я признаю тебя своей сестрой, а ты меня своим братом.

Она вскинулась, немало удивившись.

— Не знала?

— Нет. — честно покачала она головой.

— Ты делаешь надрез на своей ладони, я на своей. После чего мы прижимаем надрезы, давая крови смешаться, и читаем ритуальные слова.

— Какие же?

— На нашем языке я их не ведаю. Но главное, чтобы Перун их понял и принял. Я скажу, которые он услышит. Тебе их просто нужно повторить.

Повисла пауза.

Вилте смотрела ему в глаза немигающим взглядом, словно испытывая и пытаясь найти подвох. Беромир поступал так же.

Особа, сидящая перед ним связанной, была невероятно опасна. Но она ему была нужна. А он — ей. Проблема лишь в доверии и той крови, что между ними пролилась…

Вечером у костра сидели двое.

Он и она.

Все остальные — и ученики, и гости, и женщины стояли чуть в стороне — вне светового круга.

Беромир достал свой сакс и, поцеловав, сделал осторожный надрез правой ладони. Повернул его рукояткой от себя и передал Вилте. Та приняла и сделала то же самое.

Пара мгновений.

И они сцепились руками, словно армрестлеры перед поединком. И крепко сжали ладони друг другу. Из-за чего кровь тоненькими струйками побежала по предплечьям к локтям.

Ведун же начал декламировать:

— Я узнал, что у меня…

— Я узнал, что у меня, — повторила с немалым трудом Вилте.

— Есть огромная семья…

И так до конца того стихотворения.

Она старалась, а фрагменты были небольшими. Поэтому он ее не поправлял.

Но вот оно закончилось. И он замолчал. А женщина вопросительно посмотрела на него.

— Ну, здравствуй, сестра моя, Дарья. — выдал он, улыбнувшись…