167, октябрь, 9
Роксолан уехал.
Удалившись вместе с ромейским купцом и Милой.
Главы «клубов» Перуна разъехались тоже, как и все лишние люди. В том числе и кельт-друид, отправившийся к своему племени. Все, что хотел, он уже увидел и услышал.
И Беромир, стал прикладывать все усилия к тому, чтобы подтянуть уровень подготовки своих учеников. Боевой.
Осваивали строевую подготовку. Самую базовую. Учась строиться и двигаться, сохраняя линии. Без разрыва. В две линии.
Работая копьями.
Как с первого ряда, так и через их головы — со второго.
Ну и метая как дротики, так и пилумы.
А потом по новой.
И снова.
И опять.
Потихоньку усложняя. Хотя ребята и с базисом справлялись с великой сложностью.
Они ежедневно часа по три-четыре уделяли этим упражнения. Не считая общей физической подготовки. Во многом уже в темноте, так как рано смеркалось и приходилось разводить костры.
День за днем.
Да, занимались и другими делами, но отвлекались несильно. Потому как у Беромира сработала чуйка. Он ясно осознал — переиграл, увлекся. И роксоланы начнут действовать ДО ледостава. Ну или зимой. Поэтому времени оставалось мало. Вот ведун и пытался прогнать ребят через импровизированный курс молодого бойца, максимально его ускорив.
Все остальное время, исключая минимальное отвлечение на бытовые нужды, двадцать один ученик таскали железную руду и промывали ее, делая заготовки, ну и помогали в изготовлении щитов, копий, дротиков, топоров…
Шлема потом.
Одного для статуса пока было достаточно.
Беромир стремился к тому, чтобы каждый из его ребят имел большой, хорошо сделанный щит и стеганую куртку, ладное «крылатое» копье, томагавк, сакс, пилум и атлатль с десятком коротких легких дротиков. Пилум он рассчитывал метать в упор. Такой — тяжелый его вариант с пирамидкой и длинным стержнем. Обычные дротики — считай «длинная рука», потому что их вполне продуктивно удавалось накидывать и с дистанции в сорок шагов, и в пятьдесят.
Не плюмбаты. Нет.
До них он пока не дошел. Да и свинца в таком количестве попросту не имел, чтобы мог позволить себе его разбазаривать…
Вот после очередной такой тренировки он и заглянул в длинный дом. В то время как ребята всей гурьбой пошли работать на брусьях после строевой. А там, в доме, натуральный спектакль…
— Ты чего? — спросил Беромир, заметив, что Златка плачет, забивший в угол дома. Тихонько так, но достаточно демонстративно, чтобы ее все ж таки заметили.
— Я же одна… совсем одна… — едва слышно прошептала она.
— Почему ты так говоришь?
— Отца убили. Из-за тебя. Мать увезли. И, мыслю, тоже убьют. Из-за тебя. А теперь еще и ты собираешься умирать… — сквозь всхлипы, произнесла она.
— Ты так думаешь… — несколько напрягся Беромир, которого царапнули ее слова.
— Родичам я не нужна. Они же налетели и хотели растащить все богатства отца. А нас с матерью под лед или голыми на мороз. Ты умрешь — если спасусь, то чудом. Но, мыслю, они сами меня убьют, чтобы угодить Сараку.
— Тише-тише, — прошептал ведун, прижимая Злату к себе. — Все будет хорошо.
— Давай убежим, а? — сквозь слезы спросила она.
— Куда?
— К ромеям. Сядем в твою лодку и полетим по реке до Оливии. Купец тебя признает. Через него в ромейские земли и уйдем.
— Кем? Рабами?
— Почему?
— Я слишком много знаю и умею. И я не римлянин. У нас нет гражданства. Мы для них варвары — неполноценные люди. Просто свяжут и обратят в рабство. Потому что могут. Хорошо, если тебя со мной оставят, а могут и разделить. Ты молода, красива, за тебя можно много золота получить.
— Тогда пошли на Припять.
— Нас оттуда сдадут. Чужие мы им.
— Родичи же есть.
— И они ради нас будут с роксоланами воевать?
— Боже! Боже! Что же делать?
— Как что? Воевать.
— Ты даже не представляешь, с чем связываешься!
— А то ты знаешь!
— Знаю! Знаю! Мне отец рассказывал. Во времена его деда рода, что вниз по большой реке восстали. Поднял их кто-то. Уже и не припомню. Роксоланы не стали даже разговаривать. Пригнали своих всадников, да пошли войной. Посекли многих. Детей и молодых женщин в рабство угнали, мужчин всех извели, чтобы иным не повадно было.
— А дед твоего отца отчего это помнил?
— Так, а медведи откуда? С тех мест. Мы в здешних землях не так давно живем. Вот. И дед мой завещал быть к роксоланам ласковыми. Ибо иначе — смерть. Или новый дом искать, спасаясь.
— Мама эту историю знает?
— А то, как же? Конечно, знает.
— И она мне ничего не сказала?
— В ней кровь гётов играет. Ты-то не знаешь, но она отца часто упрекала в том, что он слаб и позорно прислуживает роксоланам. Они из-за этого ругались.
— Не кровь это гётов, — покачал головой Беромир.
— Как? А что?
— В тебе ведь она тоже есть. Но ты хочешь сидеть тиши воды, ниже травы. Во мне ее нет, а я рвусь в бой. Не в крови дело. В нраве.
— Боже! Да какая разница в чем⁈ Я хочу, чтобы ты живой остался и был со мной! — выпалила Злата.
— Неужто влюбилась?
Она промолчала.
— А поначалу казалось, что ты морозишься.
— Мне хорошо с тобой. Дурой надо быть, чтобы нос воротить. Даже с отцом, на что он был богат, я так хорошо не жила.
— Ты гляди-ка? Все по расчету?
— Что?
— «По расчету», это когда мужчина и женщина сходятся не потому, что любы друг другу, а из-за какой-то выгоды.
— А как иначе? — непонимающе уставилась на него Злата. — Мне тебе детей рожать. Тебе меня и их кормить. Чем лучше кормить станешь, тем больше детишек выживет. И тем крепче пойдут они по жизни. Что может быть отраднее для бабы?
— Ну…
— Оттого любая и смотрит, чтобы муж ей достался толковый. Но по юности и глупости порой всякое случается. Потому обычно родители и приглядывают.
— А тут случай свел…
— Счастливый случай! — порывисто произнесла она. — Оттого я за отца на тебя и не злюсь. Убивал его не ты и не по твоему слову. С Борятой он повздорил. И сам, по глупости, сгубил себя. Мама ему сказывала — помалкивать. Но нет. Он думал, что побояться с Араком связываться…
— Не побоялись…
— А зря! Я чую! От него кровью и смертью пахнет!
— А от меня?
— Что?
— А от меня этим не пахнет? Ни смертью, ни кровью?
— Что ты? Нет! Я видела взгляд Арака. Он хотел тебя убить!
— А я — его. И мы просто стояли — болтали. Как видишь — в жизни случаются огорчения.
— Он тебя убьет! Он не простит!
— Ты думаешь, мы зря делаем щиты, копья и дротики?
— Их много! Их войско — что тьма несокрушимая!
— Поэтому их бьют гёты, да?
— Языгов!
— А чем они, окромя названия отличаются? Сарматы и сарматы. Традиционно сильные верхом и слабые пешком. Кроме того, Сарак не сможет поднять всех роксоланов. Никак. Это же смешно. Как вообще об этом можно подумать?
— Почему это? — нахмурилась жена.
— Потому что им придется предстать перед своим правителем и покаяться. Рассказав о провале порученного им дело. А он им за это может и голову снять. Понимаешь? Что Арак, что Сарак скованы по рукам и ногам. Кого-то со стороны подтянуть могут. Но осторожно. Чтобы их правитель не прознал. Малым отрядом выступить в состоянии. Вроде как набежников погонять. Но и все.
— Боже… боже…
— Не переживай милая, мы справимся.
— Как бы я хотела закрыть глаза, и открыв — не увидеть более этой беды. Хорошо ведь жили.
— Как же хорошо мы плохо жили, — усмехнулся Беромир, припомнив строчку одной из песен группы «Ленинград». И, видя непонимание на лице жены, перевел.
— Почему же плохо?
— Нас грабили. Нас убивали. Нас угоняли в рабство. Из-за чего мы сидели как зайцы под кустом и голодали. Гордость нужно иметь. И драться за себя и свое будущее.
— Но ведь убьют же!
— Знаешь почему твоя мать меня не отговаривала?
— Знаю. — нахмурилась Злата.
— Право есть только у того, кто может его отстоять. А слышат лишь тех, кто в состоянии не только зубы повыбивать, но и глаз на жопу натянуть. К сожалению — этот мир принадлежит сильным.
— А богатые?
— Что стоят богатые, если у них нет силы? — усмехнулся Беромир. — Порой они в состоянии заморочить людям голову. Через страх или пустые посулы. Но рано или поздно появится тот, кто силой оружия решит этот вопрос. Понимаешь? Если у богатого в руке нет копья, меча или топора, то он либо станет бедным, либо мертвым.
— А ежели все по обычаю?
— А это и будет по обычаю. Кто сильнее, тот и прав. Ну, что ты на меня смотришь? Такова жизнь.
— Тогда зачем ты собираешься драться с роксоланами? Они же сильнее.
— Нет, — улыбнулся Беромир. — Я сильнее.
— Ты так веришь в себя?
— А кто еще в меня будет верить? Ты вон — под лавку хочешь забиться. А мать твоя верит. Ради этого на смерть пошла.
— Я…
— Что? В чем сила? Скажи мне?
— Я не знаю, — растерянно ответила она.
— В правде. А правда — в деле. Не переживай. Наше дело правое. Мы победим. К тому же с нами сам Перун. Кто против нас выстоит?
— А если нет?
— Тогда мы умрем. — расплылся в улыбке Беромир. — Но об этом лучше не думай. Верь в меня. Верь в волю Перуна. И все будет хорошо.
— Тебе легко говорить. — покачала головой Злата. — С тобой говорят боги. Как мне быть? Я же с ума от ужаса сойду.
— Просто верь. В меня. Вера жены в мужа повышает его удачу. Боги любят такое…
К концу разговора от слез не осталось и следа.
Более того, ситуация так сложилась, что Беромиру ничего не оставалось, как полезть жене под юбку. Просто для закрепления своего внушения. Ну и наобнимались…
— А ну, разойдись! — раздался голос Дарьи где-то на улице. — Ну! Что тут засели? На будущее лето и сами по бабе получите! Неча! Неча!
И раздался топот убегающих ног.
— Ха! Да ты краснеешь! — хохотнул Беромир.
— Неловко при свете дня. — тихо ответила супруга.
— Как будто мы что-то зазорное сделали.
— А… — начало было говорить Злата, но осеклась.
— Что?
— У меня из головы не идет. Борята и другие спешно так уехали. Я мыслила, что они еще долго объедать нас будут. Всяко лучше, чем со своего кормиться.
— Дело у них. Важное.
— У всех разом?
— Я сделал им кое-какое предложение. И им теперь надобно с людьми поговорить.
— Какое же? — тихонько, голосом заговорщика спросила Злата, глазки которой вспыхнули любопытством.
— Пусть это станет приятной неожиданностью.
— Я же умру от любопытства.
— Верь в мужа, и все будет хорошо.
— Беромир! — раздался от двери голос Дарьи. — Нашли время! Эти оболтусу все забросили и подсматривали.
— Нет, не как так можно⁈ — наигранно воскликнул ведун. — Я их отправил подслушивать, а они подсматривают! Выпороть их мало!
— И не говори, — усмехнулась ведьма Мары. — Позволь, я угощу их своим новым зельем?
— Оно на заячьем помете?
— Нет.
— Жаль, жаль… давай это обсудим позже. Надо идти — за ними присматривать. А то, как мне кажется, эти прохвосты опять не выполняют мои поручения…