Хозяин дубравы. Том 2. Росток

Часть 2 Глава 8

167, октябрь, 14

— Эй! Вставай! — крикнул надсмотрщик.

Рабы заозирались.

— Ты! Да! Ты! Сюда иди! — рявкнул он, указывая плеткой на мрачного мужчину в дальнем углу, что глядел на него исподлобья.

Тот медленно встал. И чуть пошатываясь, направился к надсмотрщику. Который было хотел его ударить, чтобы ускорить, и даже замахнулся, но передумал, столкнувшись со взглядом.

— А ну! Пошел! — пихнул он его, выталкивая из барака.

Мужчину намедни крепко выпороли.

В очередной раз.

Плохой из него раб получался. Дерзкий слишком. И острый на язык. Вот и выхватывал. Но нрав свой переступить не мог. Поэтому постоянно присматривался, прикидывая как бы напасть половчее на надсмотрщика или, что лучше, на хозяина. И убить. Чтобы если и не вырваться на свободу, то хотя бы жизнь продать подороже.

Это легко считывалось.

Взгляд такой не перепутать, особенно для опытных в профессии людей. Вот они его и пасли, держась максимально осторожно. Да, этот раб не был воином. Но только это его и спасало от ликвидации на всякий случай. С этим-то надеялись справиться.

— На рудники его надо, — буркнул один из надсмотрщиков. — Там быстро станет мягким и покладистым.

— Или сдохнет. — возразил его напарник.

— Еще лучше. Я бы на месте хозяина давно бы его запорол насмерть.

— Ты — не хозяин. А он деньги считать умеет.

— Да какие тут деньги? Он ведь просто жрет и пьет. Какая от него польза? Строптивая тварь! Как и вся его семейка! У-у-у…

Он попытался едва плетущегося мужчину хлестнуть плеткой по спине, но напарник перехватил его удар.

— Ты чего⁈

— К хозяину гость приехал. Они поговорили. И нас послали за этим строптивцем, а иных за его семьей.

— И что? Ему не убудет!

— Товар портишь? Хочешь, чтобы тебя самого испортили? — холодно процедил напарник. — И меня за компанию?

— Да ладно, ладно тебе! Пошутить уже нельзя… — примирительно поднял руку злобный надсмотрщик.

Дальше шли тихо…

— Доставил, — произнес старший надсмотрщик, вталкивая мужчину в зал.

— Фу! Чего он такой грязный!

— Он был среди наказанных.

— Был? А мне кажется, он оттуда не вылазил. И что в этот раз натворил?

— Полез в драку с надсмотрщиком, когда тот ударил какую-то рабыню. Попытался. Сил совсем мало.

— Ее? — спросил хозяин, кивнув в сторону.

— Да. Насколько я знаю, она в прошлом была его женой.

— Ну и зачем они тебе? — поинтересовался хозяин у своего гостя. — Видишь же — дикие совсем. Только что шерстью не покрыты с головы до ног.

Купец встал.

Подошел к рабу.

— Помнишь меня? — спросил он на праславянском языке.

Мужчина промолчал, хотя по лицу было видно — узнал.

— Не хочешь отвечать?

Тот снова промолчал равнодушно.

— Почему он молчит? — спросил торговый гость, вернувшись на латынь.

— Потому что я ему не разрешил! — хохотнул хозяин.

— Ну так разреши!

— Отвечай, когда спрашивают! — рявкнул этот дородный персонаж, обращаясь к рабу.

Мужчина в ответ лишь едва заметно усмехнулся.

— Твой сын жив. — подойдя ближе, вкрадчивым тоном сказал купец.

Никакой реакции.

А вот женщина и юная особа рядом с ней ахнули.

— Он жив, — повернувшись к ним, повторил гость. — Ныне он ведун Близнецов, и зовется Беромир. Это его имя в пробуждении.

— Быть такого не может! Наш Неждан умер! — вскрикнула женщина. — Я сама видела, как он бездыханный упал в реку!

— Его спасли боги. Он вышел из реки, обретя великие знания. И теперь возглавил восстание против роксоланов. Поговаривают даже, что он метит в князья.

— Зачем ты это говоришь нам? — впервые произнес хоть что-то мужчина-раб.

— Я торгую с ним. И хочу сделать ему приятно — вернуть семью.

— Не лучше ли их передать Сараку? — поинтересовался хозяин.

— Если ты настолько не дорожишь своей жизнью, то да, это будет хорошее решение. — излишне нервно ответил купец.

— При чем тут моя жизнь? — немало напрягся упитанный персонаж, развалившийся на кушетке.

— Скажи мне, что сделает с тобой наместник, если узнает о срыве по твоей глупости жизненно-важной для империи торговли?

— Какая торговля⁈ Что ты несешь⁈

— Вот, — достал гость из кармана компас. — Перед тобой устройство, созданное при участии бога. Личном. Оно неказисто на вид. Но оно всегда указывает на север. Видишь? — покрутил он компасом.

— Вижу, — несколько ошарашенно ответил хозяин.

— Знаешь, КАК оно поможет нашим морякам?

— Представляю. Но при чем тут эти лесные оборванцы?

— Этот делает Беромир. Только он. И только там — в глуши. Такова воля бога, который его вернул к жизни. А еще их сын может в глухих, диких лесах добывать сахар и особое железо, идущее к нам из Индии за совершенно невероятные деньги. Хочешь это сорвать?

— Ну что ты начинаешь⁈ Я ведь только предположил!

— А вот думать надо, когда предполагаешь! Или ты думаешь, я бы прибежал сюда сразу после тяжелой торговли из-за каких-то глупостей⁈ Делать мне больше нечего. Пока по всем этим рекам и протоком пройдешь — с ума сойдешь. Но сам ведаешь — не из-за горсти ячменя туда ходим. — разошелся купец, которого по какой-то причине слова этого персонажа задели не на шутку.

— Спокойнее! Хочешь, я тебе подарю новую молодую рабыню?

— Не заговаривай зубы! Что с женой и сестрой?

— Да ничего, — развел он руками. — Они служанкам помогали.

— Ты ведь понял, о чем я спросил. Не так ли? Почему от ответа увиливаешь?

— Младшая — хороший товар. Никто ее не портил. А старшую я несколько раз давал в награду за покладистый характер и старательный труд.

— Несколько раз это сколько?

— Ну… я не знаю. Эй, — обратился он к старшему надсмотрщику. — Сколько ее отдавали?

— Три десятка раз, не меньше.

От этих слов хозяин немало удивился, а купец поморщился и произнес:

— Подумай над компенсацией.

— Что⁈ — охренев, переспросил упитанный персонаж.

— Я их забираю. И тебе нужно подумать над компенсацией. Им. Если они сдохнут или окажутся недовольны твоим приемом, это может сказаться уже на твоем здоровье. И, я надеюсь, ты их отпускаешь. Не так ли?

— Может тебе этого… как его? Бе… бе… что?

— Беромир. Медвежий человек.

— Медвежий! О-о-о… прям так серьезно? Может тебе его просто силой взять? И тоже в рабы обратить? Зачем все это? Какой-то варвар и оборванец в какой глуши. Плюнуть и растереть! У тебя своих ребят не осталось? Так я дам тебе десяток своих. Они любого, даже самого буйного изловят.

— Ты меня вообще слушал? — как-то очень скверно улыбнулся купец.

— Да. А что не так?

— ОН ПОДНЯЛ ВОССТАНИЕ! Это тебе ничего не говорит⁈ — рявкнул он. — Беромир постоянно окружен учениками. Пока плохо вооруженными, но их два десятка. В их руках я видел копья со щитами и пилумы. А также ножи, топоры и булавы. Да и иное. Чему он их учит, догадываешься? Я своими глазами видел поле для воинских упражнений. По прошлой осени ни учеников, ни поля еще не было, как и всего этого оружия.

— Пилумы, говоришь? — нахмурился хозяин, которого это слово сильно напрягло. Он, как и купец в прошлом служил в легионе и отлично понимал весомость этого аргумента, если правильно применять. Собственно, там, на службе, они и познакомились.

— Да. Пилумы. Иди — возьми. И он, насколько я понимаю, прекрасно понимает, что это и зачем. Он мог перебить всех моих ребят и захватить корабль. Легко. Почти без потерь. Мы ведь без лорик ходим. Да и вооружены умеренно.

— Неужели на него не найти управы?

— А зачем? Вот выделит мне наместник центурию. Схожу я к нему. Возьму в полон. И что дальше?

— Как что? Будет сидеть в Оливии или еще где и делать тебе такие штуки, — кивнул он в сторону компаса. — Как честно добытый в бою раб.

— А если нет? С его слов — этот сделано с помощью бога. Его бога. И у меня нет никаких оснований ему не верить. Думаешь, богу понравится эта выходка?

— Ну… мы можем принести ему жертву.

— Ой дурак… — покачал головой купец. — Там, в тех лесах, есть какое-то место силы. Как у кельтов. Он связан с ним. В таких делах не врут. Тем более, я помню этого Беромира, когда он был еще мальчиком. Он преобразился невероятно и обрел знания, которыми и лучшие ученые мужи Рима не владеют. В рабы… — покачал головой купец.

— Ну…

— Что «ну»? Слажу с Беромиром — сделаю карьеру. Провалюсь — головы не сношу. И будь уверен — тебя я не забуду и молчать не стану.

— Ты не серчай! Не серчай! — затараторил упитанный персонаж, явно струхнув. — Видишь — объяснил, и я все понял. Большую компенсацию надо?

— А ты у него лучше спроси. — кивнул гость на раба.

— Ну, чего хочешь?

— Смелее, — подбодрил его купец.

— Одежду хочу, новую, дорогую, ярко-крашенную всем нам. Чтобы выглядели достойно. Украшения жене и дочке из серебра и золота. Мне нож да тугой кошель серебра. И его, — указал он на злобного надсмотрщика.

— Как его? Зачем? Почему? — удивился хозяин.

— В рабство мне его отдай.

— Зачем он тебе? — удивился гость.

— Перуну в жертву принесем. В благодарность за справедливость.

— Фу… варварство! — фыркнул хозяин. Надсмотрщик же нешуточно струхнул и побледнел.

— А почему именно его? — поинтересовался гость торговый.

— Он в усладу людей бьет и мучает. Это говорит о гнилой душе. Да и не только это. Увидев, что меня это особо злит, он жену мою старался как можно чаще отдавать в награду. И сам ее пользовал прямо на моих глазах. Будет справедливо, если этого мерзавца принести в жертву небесному судье.

— Он тебе дорог? — поинтересовался купец у хозяина.

— Что вы его слушаете⁈ — взвился надсмотрщик. — Как же меня можно в рабство⁈ За что⁈ За то, что обязанности свои выполнял?

— Я не могу сдавать своих людей. Так нельзя. — покачал головой хозяин. — Кто из них сохранит мне верность, если я с ними так обходиться стану?

— Видишь? Никак. — развел гость руками, обращаясь к рабу. — Выбери иное.

— Нет. Или так, или никак. — причем взгляд его очень нехорошо сверкнул. Этот год рабства сильно изменил мужчину. Иного бы сломал, а у него словно хороший скульптур оголил натуру, сделав ее фактурной.

— Вот заладил! — выкрикнул хозяин, которому этот взгляд очень не понравился.

— Он лгал тебе. Он вредил тебе. Он воровал у тебя. А ты его защищаешь. Хочешь, чтобы над тобой и дальше все посмеивались? — холодно поинтересовался мужчина.

— Вот не надо выдумывать! — взвился хозяин.

— Посмотри в его мошну.

— Что⁈ Зачем? — обеспокоился злобный надсмотрщик.

— Что у него там?

— Посмотри.

— Да что вы его слушаете⁈ Вы чего⁈

Старший надсмотрщик подошел к этому кадру и молча сорвал кошелек с пояса. Распустил завязки. Открыл. И удивился.

— Что там?

Он молча подошел и протянул его упитанному персонажу на кушетке.

— Оу… — покачал головой хозяин. — И откуда это у тебя?

— Я… я… нашел! — произнес он и попятился, но старший надсмотрщик придержал его за шиворот туники, демонстративно положив руку на оружие. И взглянул так, что не пересказать. Ведь получается, что этот кадр подставил их всех. Кого-то больше, кого-то меньше. Из-за чего он смотрел на этого деятеля как на кусок мяса, который собирался разделывать.

— Ты откуда узнал, что он ворует? — обратился хозяин к рабу-мужчине.

— Да все знали, что он ворует у тебя и покрывает какие-то еще делишки. Когда выходил к тебе, я глянул — мошна чем-то набита. Значит точно что-то утащил. По утру-то он приходил всегда с тощей.

— Наблюдательный…

— Рабы многое видят. Никто ведь на нас не обращает внимания.

— И многие у меня воруют?

— Ты с рабами как со скотом обращаешься. Зачем мне тебе помогать? Но эта тварь мне нужна. А остальные без надобности. Сам их распустил, сам с ними и разбирайся.

Этот персонаж гневливо на него посмотрел, борясь с желанием выпороть.

— Выдохни, — усмехнулся купец. — Его сын еще большая язва. А у него ныне сестрица объявилась — ведьма Мары — вот где ужас.

— Какая еще сестра? — удивился мужчина-раб.

— Обряд он какой-то провел, и стали они с Велте из Красных волков названными братом да сестрой перед ликом Перуна. Он еще и Злату в жены взял.

— Какую Злату? Дочь Гостяты⁈

— Ее.

— Да как он позволил⁈

— А его не спрашивали. Борята выпустил ему кишки в круге.

— Что⁈

— По многим землям вокруг поубивали тех, кто за роксоланов стоял. Иной раз с семьями. Сказывают — Беромир подбил…

В этот момент злобный надсмотрщик, улучшив момент, развернулся и дал стрекача. Стараясь убежать.

— Взять! — рявкнул хозяин.

И завертелось.

Беглец бежал отчаянно, пытаясь оторваться и уйти. Взять его удалось только на улице. Да и там — не сразу. Петлял как опытный заяц и эпизодически прятался. Битый часа пробегать за ним пришлось. Но и то — впустую. Поняв, что ему не уйти, он выхватил свой кинжал и бросился на него. Метя так, чтобы широкий клинок пугио[1] вошел ему прямо под ребра. Так что до усадьбы донесли уже остывающий труп.

— Сам видишь, судьба, — развел руками хозяин, обращаясь к рабу… к бывшему рабу, то есть. Того с семьей отмывали. Заодно подвергая осмотру эскулапа. Готовя к тому, чтобы провести процедуру освобождения в магистрате.

— Я не смогу отблагодарить Перуна.

— Брось. Умереть с таким позором на виду у всего города — дорогого стоит. Твой сын поднял восстание против роксоланов. Я знаю, чем тебе возместить эту жертву…

Тем временем Беромир сидел на бревне у реки и беседовал с Вернидубом. Спокойно и благодушно. Тот намедни приехал, и они много разговаривали.

— Тебя хотят видеть в роще.

— В какой еще роще?

— Я ранее не говорил, ибо не требовалось. Роща у нас есть священная, дубовая. Там по важным делам собираются ведуны.

— Ясно. И зачем я там?

— Ты ведь ведун. Надо представиться. Да и… понимаешь, вопросы у них есть к тебе. Увлекло их твое сказание о предках. Как и мои пересказы про луну, солнце и прочее. Они хотят тебя попросить рассказать все предание.

— Все не могу.

— Почему?

— Я и сам не знаю, что вложил в мою голову Велес. Давай сделаем так. Мне сейчас в рощу ходить не с руки. Дел столько, что не продохнуть. Что же до рассказа… пойдем. — произнес он вставая. — Я не хотел это раньше времени показывать никому…

Через четверть часа они вернулись на ту же лавочку читать большую легенду, которую сочинил Беромир. Религиозный миф. Основной, если так можно сказать. В котором было все: и творение, и апокалипсис, и спасение. В нем ведун попробовал объединить известные ему научные сведения, местные сказания, во многом отрывочные и противоречивые, а также какую-нибудь стройную мотивационную модель. Заодно надергав всякой эстетики и интересных «фишек» отовсюду, не стесняясь. Ограничиваясь только своими воспоминаниями о реальных культах или даже вымышленных.

Вот и сидели: читали, разбирали.

И Вернидубу нравилось.

Его глаза прямо светились. Ибо Перун становился верховным правителем небесным. Судьей и покровителем воинов. А все остальные — свита его. За исключением Сварога и Матери-земли. Эта парочка выводилась как полноценные хтонические божества, которые столь велики, что в жизни простых смертных участия почти не принимают. Напрямую.

При этом Беромир не выводил парадигму Бог — Антибог, которые борются за души и власть. В его мифе вся полнота власти принадлежит Перуну, который активно не лезет в жизнь смертных. Ибо своих дел хватает. У людей же полная свобода воли. Но такая, с нюансом. Что сами наворотили — за то им отвечать. Лично. Персонально. И покаяние при этом наглухо отсутствовало как идея. Вместо него имелись весы, на которых взвешивали хорошие и плохие дела после смерти. Да и вообще библейская формула «по делам их узнаете их» разворачивалась во всю ширь и глубину…

[1] Пугио — название традиционного римского кинжала с коротким, широким клинком.