167, октябрь, 22
— А это ты, Маркус? Входи. Что у тебя? — спросил командир векселяции[1], что стояла в Оливии.
— Я нашел их.
— Кого? Хотя погоди, — отмахнулся он, словно вспомнив что-то важное. — Ты нож проверил?
— В Феодосии я нашел хорошего кузнеца. Он прибыл туда для работы над дорогим заказом. И он все подтвердил, долго ругаясь на то, что этот, практически бесценный металл доверили безрукому кузнецу, который выковал из него эту грубую поделку.
— Значит, подтвердилось.
— Да. И сахар, и железо, и компас. Я, кстати, нож отдал тому кузнецу из Феодосии на перековку. Он сказал, что сделает из него в этот раз настоящий шедевр бесплатно, если мы будем в дальнейшем размещать заказы у него. Пришлось пообещать.
— Так-так… — пробормотал центурион, постукивая пальцами по столу. — По деньгам что получилось?
— Сахар я сдал по весу из расчета восемь из десяти долей золотом. Вышло сорок четыре либры.
— СОРОК ЧЕТЫРЕ либры золота⁈ — ахнул командир векселяции.
— Да. И это только за сахар.
— С компасом как поступим?
— Предлагаю послать нашему старому командиру с описанием и просьбой переслать Ему. — поднял Маркус глаза к потолку. — Как подарок.
— Не рано ли?
— Ты думаешь, что приносить хорошие новости когда-нибудь бывает рано? — усмехнулся Маркус. — Согласись, получить новый дешевый источник сахара и славного железа — великое дело, да и компас — подарок небес. Но куда ценнее другое. Если мы своевременно поддержим восстание Беромира, то сможем сковать силы сарматов и они ослабят давление на Мёзию, Дакию и Паннонию.
— Ты так в него веришь, в этого… как его?
— Беромира. Нет, я не верю. Но это возможность. Почему бы ей не воспользоваться?
— Оливия находится под нашей защитой только потому, что окрестные рода языгов и роксоланов заинтересованы в торговле. И наше положение шаткое. Очень шаткое. Ты хочешь дать им повод?
— Риск есть, — охотно согласился Маркус. — Но и награда велика. Разбогатеем. Попадем на глаза Самого. Мало?
— Это либо начало большого пути, либо смерть. Утраты Оливии нам не простят. Ни тебе, ни мне.
— Иными словами, ты отказываешься и мне действовать самому на свой страх и риск?
— Нет! — излишне резко выкрикнул центурион.
— Что «нет»?
— Я не отказываюсь, — чуть охрипшим голосом ответил он.
— Хорошо, — улыбнулся Маркус и, достав из сумы несколько тугих кошельков, положил их на стол.
— Что это?
— Золото. Считай, что это мой вклад в укреплении векселяции.
— Сколько здесь?
— Двести золотых[2]. Сам подумай, как ими распорядится. Ситуация не простая.
— А их не мало?
— Сейчас — так. На новый год будет больше. Сильно больше, если я вложу все свободные деньги в дело. Ты, разумеется, тоже не будешь обделен. И тут потребуется твоя помощь.
— Какая?
— Беромир заказал лорики ламинаты и спаты.
— Ого! — воскликнул центурион и присвистнул. — Это кто его надоумил?
— Его божественный покровитель. Что ты на меня так смотришь? Я его, когда слушаю — едва с ума не схожу.
— Откуда я для него достану ламинаты? Я для своих то выбить их не могу. У троих только имеются. Нет. Здесь я тебе не помощник, — покачал головой центурион. — Идет война. Все что производится хорошего уходит в полевую армию.
— Он понимает, что будет сложно. Поэтому готов на другие виды лорик. Что мы можем достать?
— Да я даже не знаю, — пожал плечами центурион.
— А кто знает?
— Надо послать человечка в барбакарии[3]. Может, там что-то найдет?
— Он хочет наше снаряжение для легионеров. И сказал, что проверять будет придирчиво.
— Ты же понимаешь, что это едва ли возможно?
— Ты можешь через Маркуса Понтия Лелиана[4] получить разрешение на создание ауксилии[5] здесь — в Оливии.
— Денег он на нее не даст.
— А и не надо. Напиши, что в связи с ростом угрозы местные жители готовы оплатить ее создание. Пусть даже небольшой. Главное — дополнительно укрепить гарнизон.
— Ну… хм… да, так, пожалуй, он утвердит. И что дальше?
— А дальше она отправится со мной на торг и погибнет, защищая ценные товары. — улыбнулся купец.
— Как бы мне по голове не прилетело. — покачал центурион с сомнением головой.
— За что? Ты на пожертвования, — кивнул купец на кошельки с золотыми монетами, — собрал небольшую ауксилию, которая позволила привести в Рим товары, многократно превосходящие затраты. Никто и слова не скажет!
— Скажут, еще как скажут. — фыркнул командир вексиляции. — Давно ты службу оставил. Ой давно. Завистники станут жаловаться.
— Поэтому я и предлагаю переслать компас в подарок Самому. С пояснениями.
— А ты уверен, что этот Беромир доживет до торга? И что ему будет чем расплачиваться?
— Нет, — максимально искренне произнес Маркус. — Я понимаю — это риск. Но лично ты ничем не рискуешь. Даже если он помрет, то ты действительно сделаешь ауксилию небольшую.
— А ты?
— А я потеряю деньги и репутацию. Потому что хочу поставить на это дело все.
— С ума сошел⁈
— Мыслю — до следующей зимы он доживет. Вряд ли ближайшим летом против него пошлют значимые силы. Отобьется. Должен отбиться. А дальше — не угадать. Поэтому я ему и сказал, чтобы он готовил товаров побольше.
— Хочешь урвать?
— А ты нет? — усмехнулся купец.
— Будешь на свои крутится?
— Все зависит от того, что ответит наш старый командир. Ты, кстати, съездить к нему не можешь? С прошением. Проговорив на словах. Он должен понять.
— И какой будет его доля?
— Вот! — назидательно поднял палец Маркус. — Таким ты мне нравишься больше. Может, вместе и поедем?
— Подумаю. — сделав неопределенный жест, ответил центурион. — Кстати, а чего ты там в самом начале говорил?
— Я нашел семью Беромира. У Секста она оказалась.
— Забрал?
— Обижаешь, — улыбнулся купец. — Конечно, забрал.
— Во что они обошлись?
— Он отпустил их, выписав вольные. И отцу, и матери, и сестре Беромира. Как его вклад в общее дело. А если наш командир поддержит нас, то Секст поучаствует в «пожертвовании» города Оливия на создание ауксилии.
— Угу… угу… интересно. Слушай, а в каком его отец состоянии? Его сильно измордовали?
— Он слишком гордый. Вот Секст его и ломал по своему обыкновению.
— Удалось?
— Не думаю. Еще бы несколько месяцев и все. Он скорее умрет, чем сломается.
— Сейчас как он себя чувствует? Уверен, что довезешь?
— Он везучий. Его обидчик из надсмотрщиков мертв. А он — не только жив, но и свободен. Боги явно ему благоволят. Да и сестру Беромира не продали никому для утех.
— Почему это?
— Боров хотел дать ей некоторое образование, чтобы выручить больше денег. Вот и держал при себе.
— Ясно. Хорошо. Ты их с собой сюда притащил?
— Да. Конечно.
— Пригласи отца… а лучше всю семью. Я хочу с ним поговорить.
Маркус пожал плечами и на несколько минут вышел. Вернувшись уже с ними.
— Как звать? — поинтересовался центурион, после того как внимательно оглядел гостей. Одетых уже по римским обычаям и довольно прилично. На улице бы никто и слова не сказал — уважаемые люди. Разве что излишне изможденные и худые. Но в жизни всякое бывает. Женщины выглядели обычно, а вот мужчина смотрел на него прямо и мрачно. Так если и не на врагов смотрят, то на недругов уж точно.
— Путята. — после затянувшейся паузы ответил он.
— А их? — кивнул командир векселяции в сторону жены и дочери.
— Цветана и Забава.
Центурион кивнул. Что-то у себя пометил и, подняв взор, поинтересовался:
— Ты сыну помочь хочешь?
— Говори сразу о деле. — поморщился Путята.
— Знаешь, зачем вас вызволили из рабства?
— За ради торга с сыном. Чтобы купить его расположение.
— Не совсем. Но пусть так. Смотри. Торг дорогой. Людей у Маркуса, — кивнул он на купца, — мало. И я буду создавать ауксилию для охранения, для которой мне нужен командир.
— Проще скажи. Я ваш язык плохо разумею. — честно ответил Путята.
— Куда уж проще? — немного удивился центурион. — Я хочу, чтобы ты возглавил охрану торговых кораблей. Тех, которые станут ходить к твоему сыну.
— Я не воин.
— Воинами не рождаются, ими становятся. То, что ты не сломался у Борова — для меня достаточная рекомендация.
— Зачем мне это делать? Ваш торг — ваши проблемы.
— Я оформлю тебя и тех, кого ты укажешь, как ауксилию. Через тридцать лет службы ты и все твои потомки получат римское гражданство. Погибнешь или умрешь иначе — вся служба зачтется, если не совершишь измены. На время службы — права, довольствие и жалование командира ауксилии.
— Зачем мне римское гражданство?
Центурион и купец даже как-то растерялись и переглянулись удивленно.
— Тебе, оно может и не нужно, — заметил после небольшой паузы Маркус, — а дочери пригодится. И сыну.
— Я так не думаю.
— Экий ты колючий. Иные бы обрадовались, а ты вон — смурной стоишь.
— Я не иные. Меня захватили в плен и продали в рабство. Я должен радоваться и скакать от счастья? И если бы не мой сын, то так бы у вас и сдох в мучениях.
— Слушай, — подался ближе купец. — Жалование командира ауксилии тысяча денариев в год. Так ведь? — скосился он на центуриона.
— Возможны варианты. Нужно ждать утверждения. Уверен, что, если торговля пойдет, можно и больше получить.
— Вот! Это хорошие деньги. Ты сможешь и сам хорошо жить, и дочери приданное соберешь. Да и вообще — это статус и уважение. Кем ты был раньше?
— Землю пахал.
— А будешь при оружии и броне. Заодно очень поможешь сыну. Роксоланы, языги и гёты почти наверняка будут пытаться ограбить торговые корабли. Что на пути к вам, что обратно. Сам понимаешь — если их разорят, до вас ни соль, ни прочее полезное просто не доберется.
— Кто будет под моим началом?
— Кого выберешь, — пожал плечами центурион.
— Я могу взять рабов из наших?
— Да, я улажу, — произнес купец, упредив командира векселяции.
— Через Борова?
— Да. Мы сможем сплавать в Тавриду или даже в Трапезус. Крепких ребят поискать. Путята прав. Если вытащить таких, они будут обязаны и оттого верны.
— Ну что, согласен? — поинтересовался у бывшего раба центурион.
— Я могу подумать?
— Разумеется. Трех дней хватит?
— Да.
— Хорошо. Ступайте. — кивнул центурион, завершая разговор…
[1] Векселяцией называли некое воинское подразделение, как правило, небольшое, которое выделяли из состава легиона для самостоятельного действия на удалении, порой значительном. Как правило, меньше центурии не были, но случалось всякое.
[2] 200 золотых (denarius aureus или просто aureus) составляли примерно 4 римских фунтов (либр) по 327,45 грамм каждый. В эквиваленте это где-то 5000 синхронных серебряных денариев, что примерно совпадало с годовым жалованием центуриона.
[3] Барбакарий — так в древнем Риме назывались ремесленные мастерские, которые изготавливали товары для обмена с варварами. Как правило, украшения, но, порой и доспехи с оружием.
[4] Маркус Понтий Леван был наместником в Нижней Мёзии, к которой была приписана Оливия.
[5] Ауксилия — название для любого вспомогательного подразделения. Отличие от легионеров на 167 год заключался в том, что там служили не граждане. Ну и снаряжение им шло обычно попроще.