Игра не для слабых: Дорога на юг

Глава 16 «Железная дева»

Долго скучать мне не дали. Спустя несколько минут в главную залу корчмы заглянула одна из служанок и сказала, что баня уже растоплена. Желающих мыться прямо сейчас не оказалось. Парни решили сначала пропустить по кружечке пива, да как следует поужинать, и лишь потом идти гонять с себя вшей и блох. Так что у меня появлялась уникальная возможность помыться в гордом одиночестве, чем я и не преминул воспользоваться. Залпом допил квас, схватил из груды вещей небольшой свёрток со своей парадно-выходной одеждой и потопал следом за служанкой.

К моему удивлению, с виду небольшая и неказистая баня внутри оказалась довольно просторной. Более того, она делилась на две секции: мужскую и женскую. Чтоб одни не шибко стесняли других. Впрочем, даже это оказалось ещё не всё. На мужской половине оказалась ещё одна комната. Поменьше общей, той, что с очагом, камнями и длинными лавками вдоль стен, но гораздо уютнее и заметно функциональнее. Помимо небольшой жаровни с камнями в углу, прямо посреди комнаты располагалась небольшая деревянная купальня, уже заполненная тёплой водой. Возле неё стоял столик, на котором лежали мочалка, связанная из грубой пакли, кусок мыла и несколько странных металлических скребков. На кой чёрт нужны последние я не знал, но по большому счёту мне было глубоко наплевать. Мыла и губки будет более чем достаточно. В дальнем углу, том, что напротив жаровни с камнями, располагалось большое ростовое зеркало. К нему то я в первую очередь и направился.

Из отполированной до блеска серебристой поверхности, на меня смотрел мрачного вида тип. Густые чёрные, поблёскивающие от засаленности космы, ниспадающие на бледноватый, перечёркнутый ниткой бугристого шрама лоб. Не помню где его получил. Точно не в бою. Может храмовники оставили на память, пытаясь снять с меня скальп? Или хлыстом попали? Хер его разберёт. Чуть ниже была линия бровей, из под которой смотрели серые, колючие глаза. Переносицу перечёркивал глубокий тёмный рубец, заходивший на левую щёку и правую сторону лба. Радовало только то, что именно в части носа он был совсем тонким и поверхностным. Не доставал до хряща. Три бледные полосы на щеке с неровными рваными краями, тонувшие в густой чёрной щетине. Это мы уже видели. Усы, борода. Слишком длинная и уже начавшая обрастать колтунами. И несколько новых неглубоких шрамов вокруг рта. Наверное поход к церковному дантисту прошёл не слишком удачно. Брыкался, отбивался и получил щипцами по роже.

Да уж. Прэкрасный прынц, ничего не скажешь. Встреть тот юный наивный мальчик, что прибыл в этот мир с год назад, меня нынешнего, да ещё и где-нибудь посреди тёмного проулка… Ох чую, наложил бы тот, старый я, сначала в штаны, а потом бы и вовсе помер от страха. Больше всего напрягал взгляд. Холодный, колючий и не выражавший абсолютно ничего. Взгляд удава, собирающегося сожрать кролика. Что-то в нём изменилось в последнее время. И совсем не в лучшую сторону.

Так, ладно. Что имеем, то имеем. Надо это отмыть, как следует. Я подошёл к лавке и принялся стягивать с себя гамбезон. Он вонял потом, морской солью и слегка задубел, поэтому справиться с ним получилось не сразу.

— Вам помочь раздеться? — поинтересовалась служанка, до сих пор мявшаяся у входа. Вполне симпатичная светловолосая девочка. С хорошо сложенной миниатюрной фигуркой, невинным личиком и большими голубыми глазами. Я б может даже попытался бы за такой приударить, если б не был скован негласными обязательствами по отношению к другой даме. Впрочем, скован, наверное, неправильное слово. Я просто её любил, и не хотел делать ей больно.

— Нет, спасибо, справлюсь сам, — бросил я, стягивая с себя мокрую от пота нательную рубаху. Сзади послышался сдавленный вздох удивления, в котором угадывались и нотки испуга. Увидела мою спину. Впрочем, служанка быстро пришла в себя и снова поинтересовалась.

— А помыться?

Предложение было соблазнительным, но мне вновь пришлось отказаться. А заодно кое-что ей разъяснить.

— Нет, благодарю, — покачал я головой, начав расстёгивать пояс, — И впредь такие вещи мне не предлагай. Особенно при посторонних. Поверь мне, это для твоего же блага. Целее будешь.

— Может тогда… — голос служанки сделался неуверенным. Она замолчала на несколько мгновений, но затем всё-таки продолжила мысль, — Я Альсина позову? Это молоденький мальчик…

O tempora, o mores! (О времена, о нравы!) Если мужчина не пытается задрать юбку первой попавшейся навстречу миловидной мордашке, то, наверное, он педик и ему нужно предложить «мальчика». Жёваный крот, куда же катится этот мир? Такое чувство, что конец света уже наступил, просто его никто не заметил, поскольку чистилище не слишком то отличается от той жопы, в которой местные жили раньше.

— Нет, благодарю. Можешь идти, — ответил я не терпящим пререканий голосом. Объяснять ничего не хотелось. Да и не было смысла. В конце-концов их уровень нравственности — не моё собачье дело. Остатки бы собственной не растерять.

Девушка молча кивнула и скрылась за дверью, оставив меня наедине с мылом и ванной. Наконец-то. Слава разрабам, электронным богам, матрице, ключнику, синему кролику и кто тут ещё всем заправляет. Так, теперь плеснуть на камни, чтоб пар погуще пошёл и… Ох мать… Как же мне этого не хватало…

Отскабливался я долго и тщательно. И даже не столько потому, что был грязный аки довольный жизнью свинтус — чтобы избавиться от пота и дорожной пыли хватило бы десятка минут, сколько ради самого процесса. Чёрт его знает, когда мне в следующий раз удастся полежать в полноценной купальне, так что надо ловить момент.

Цирюльник зашёл, когда я уже вылезал и заматывался полотенцем. Сухощавый, можно сказать даже тощий мужчина с острыми скулами, орлиным носом, и проседью уже проглядывавшей в густых бакенбардах. Одет он был неброско. Кожаный передник, серая рубаха и тёмные штаны. Под мышкой — кожаный свёрток с инструментом. Бритвы, ножницы, щипчики и прочая дребедень, предназначение которой для меня оставалось неясным.

— Как будем брить? — цирюльник сразу решил перейти к делу. Мой полуголый вид его ни капли не смутил.

— Бороду оставить, но подстричь коротко. Волосы коротко, но не слишком, — бросил я, усаживаясь на небольшой табурет напротив зеркала, — И прошу, без горшков и прочей дребедени.

Цирюльник промолчал. Лишь смерил меня выразительным взглядом, в котором отчётливо читалось: «За кого ты меня принимаешь?» и взялся за работу. Я просто сидел и стараться ему не мешать. В конце-концов, если уж кто и мог сделать что-то более-менее приличное из остатков моего лица, так это мастер своего дела.

Работа заняла немного времени. Ножницы и бритва так и плясали у него в руках. Пол же быстро покрылся локонами отрезанных волос. Наконец, он закончил, многозначительно хмыкнул, осматривая своё творение. Сложил бритву и засобирался к выходу. Вот только для меня это был ещё не конец.

— Прошу прощения, но можете пока оставить инструмент? — спросил я, поднимаясь со стула и поправляя сползшее полотенце, — Мне не помешало бы убрать волосы… В других местах.

Он непонимающе посмотрел на меня. Потом на бритву в своей руке. Затем снова на меня, но уже, как на идиота. А после — в нескольких фразах объяснил, почему не стоит этого делать бритвой. Красочно, ярко и весьма доходчиво. Было там и про отрезанное мужское естество, и про безнадёжно испорченный вечер, и про то, что голова нужна не только для того, чтоб в неё есть.

Но затем он немного смягчился, сунул мне в руки увесистый тёмно-коричневый комок, собрал инструмент и вышел наружу. Вещество, из которого состояло решение моих проблем отдалённо напоминало, то ли липкий воск, то ли начавший застывать кусок смолы. Я догадывался, что с этой штукой надо делать. И это мне очень не нравилось. Но, как говорил один, небезызвестный персонаж, сбрасывая ребёнка с башни: «Чего ни сделаешь ради любви!»

Следующие пятнадцать минут превратились в натуральную пытку. Конечно, она не шла ни в какое сравнение с тем, что я пережил в застенках храмовников, но приятного было всё равно крайне мало. Оставалось лишь утешать себя мыслью, что в конце этого нелёгкого пути меня ждёт достойная награда.

Больше тут делать было нечего. Я быстро оделся, завязал грязные шмотки в узел и вернулся обратно в корчму. Алин пока видно не было. Должно быть девушка всё ещё оттирала с себя дорожную пыль. Парни уже изрядно набрались, так что мне не оставалось ничего другого, кроме как взять у корчмаря ещё одну кружку с квасом и усесться за свободный столик.

— Не против, если я составлю тебе кампанию? — за столик подсела Сюзанна. Рыжеволосая колдунья выглядела неплохо. Бледность с её лица уже прошла, а на щеках проступил здоровый румянец.

— Да нет, — равнодушно пожал плечами я, — А где Альберт?

— Он наверху, отдыхает, — улыбнулась колдунья, немного помолчала и добавила, — Ему нужно немного спустить пар.

— А есть повод?

— Ну… — она сделала небольшой глоток и пристально посмотрела на меня, поверх увесистой кружки, — Альберт считает, что ты его оскорбил. Причём прилюдно.

— Ну извините, — я нагло ухмыльнулся, тоже отпил из кружки, а затем смерил колдунью пристальным взглядом, — Быть может я неверно выразился, но… Мне нужно было дать ему понять, что в отряде тунеядцев нет, не было и не будет. Каждому, кто захочет путешествовать с нами, найдется дело. Поэтому…

— Я ему так и сказала, — улыбнулась Сюзанна, — Не лезь в чужой монастырь со своим уставом. Но… Тыж знаешь его — он крайне вспыльчивый человек. Отдохнёт, отойдет и признает, что был не прав, и вы уладите возникшие разногласия.

— Очень на это надеюсь, — я снова отхлебнул из кружки и улыбнулся в ответ, — Но полагаю не он — главная тема нашего разговора.

— Это правда. Не он, — колдунья надолго замолчала, что-то высматривая на столе, — Меня беспокоит ваш… работодатель. Это епископ… Альрейн, кажется. Если мне не изменяет память, этож именно по его приказу вы доставили железную деву в столицу, так?

— Мы думали, что сопровождаем караван с зерном, — я отхлебнул из кружки и откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки, — Легенда вышла весьма убедительной. Мы не раз и не два слышали о голоде в столице, и о том, что именно храмовники пытаются решить эту проблему. К тому же платили очень неплохо, так что мы не стали углубляться в детали.

— Нет нужды оправдываться, — покачала головой колдунья, — Я вас ни в чём не обвиняю. Мне просто нужно понять роль вашего нанимателя во всей этой истории.

— В таком случае, нам сначала неплохо было бы понять то, с чем мы вообще имеем дело, — сказал Вернон, тоже подсаживаясь к нашему столу, — Я, например, никогда раньше не слышал ни о какой железной деве, или хотя-бы о чём-то на неё похожем. Это может быть самостоятельной разработкой ордена? Или они откопали какой-то древний артефакт, который привезли потом в столицу?

— Думаю, что ни то, ни другое, — задумчиво протянула колдунья, — Есть у меня одна догадка, но прежде… Генри, не мог бы ты ещё раз описать, что именно они делали с пленными.

— Точно не знаю, — я покачал головой, — Тот маг, что сидел рядом со мной в клетке, рассказывал, что они отрезают их от дара. Вырывают кусок души. Но, судя по тому, что видел я сам… Там был не кусок. Они буквально лишали человека души, оставляя от него безвольную и предельно покорную оболочку. Когда тот храмовник приказал бедолаге отрезать собственное ухо… — меня невольно передёрнуло от внезапно нахлынувшего воспоминания, — Он не колебался ни секунды. И даже не поморщился, когда отсёк его. Нормальный человек бы орал и корчился от боли. А он продолжал стоять, даже не обращая внимание на то, что у него по шее и телу текла кровь.

— Больше ничего? — рассказ, казалось бы, не слишком впечатлил ни Вернона, ни Сюзанну. Эти двое повидали много всякого дерьма на своём долгом веку и отрезанными ушами их уже было не удивить.

— Были ещё видения… — я на мгновение замялся, размышляя стоит ли рассказывать им о своих снах. С одной стороны, видения — крайне ненадёжный источник информации. Сругой стороны, там и впрямь могли прятаться важные детали, которые помогли бы нам взять нужный след, — Я видел эту… Железную деву во снах. Не слишком то приятных, должен заметить. Столица горела. На улицах шёл бой между храмовниками, какими-то солдатами в чёрном и упырями, вырвавшимися на поверхность.

— Как именно выглядела эта самая дева? — Сюзанна решила направить мой рассказ в нужное ей русло. Я не стал сопротивляться. В конце-концов подробности городских боёв и впрямь не особо относились к теме нашего разговора.

— Она напоминала саркофаг. Или гроб. Большой железный гроб, в который храмовники запихивали людей одного за другим. Затем, то, что от них оставалось отводили в сторону, сбивая в кучу. Больше ничего сказать не могу.

— Понятно… — Сюзанна задумалась. Некоторое время мы сидели молча, сверля колдунью взглядами. Она же что-то прикидывала в уме, нервно теребя край своей робы. Затем всё-таки решила нарушить тишину и поделиться своими соображениями, — Есть у меня одна догадка, что это может быть. Только не понимаю, почему оно всплыло именно на севере.

— И что-же? — с нотками скепсиса в голосе поинтересовался Вернон.

— Одна старая разработка брата Адальберта, — ответила колдунья, — Ещё времён коллегии. Мы тогда впервые столкнулись с большим количеством сорвавшихся магов, и он искал решение этой проблемы. И нашёл. Своеобразное, конечно, но эффективное. То, что вы называете сейчас железной девой, — она на мгновение замолчала и отхлебнула из кружки, — По задумке, она должна была отрезать сорвавшегося мага от источника его силы и сделать покорным. Лишь до того момента, пока он не освободится от пагубного влияния собственной одержимости. Это было бы намного гуманнее, чем просто их убивать. Тем более, Адальберт работал над устройством, которое могло проводить и обратный процесс, возвращая колдуну ранее утраченный доступ к источнику. Однако… — она тяжело вздохнула, — Закончить работу он не сумел. Его убили во время крестьянского восстания в Гронесбурге. Он тогда поехал на рынок купить продуктов, когда стража начала резать восставших. Адальберт был неплохим лекарем. Раненых было много, а рук у местных, чтобы вытянуть всех не хватало. Он решил помочь. Начал перевязывать и врачевать прямо на улице. Всех подряд, и стражников, и восставших. Вот только такая неизбирательность понравилась далеко не всем. И когда он склонился над очередным раненным, какой-то крестьянин пригвоздил мага вилами к земле, — она на мгновение замолчала, приложившись к полупустой кружке, — По-своему иронично получилось. Спасал от смерти других, а себя не сумел, — Сюзанна тяжело вздохнула, — Адальберт цеплялся за жизнь ещё три дня. А перед тем, как испустить дух — он проклял Гронесбург и всех его жителей. Поначалу, никто не придал этому значения. Мало ли, что может сказать человек в предсмертном бреду. Все продолжили жить, так, как жили и раньше. До тех пор, пока небо не заволокли тучи и не пошёл дождь. Он не прекращался неделю. Две. Город начал тонуть, а местность вокруг него — превращаться в непроходимые, залитые водой болота. Те, кто пытался выбраться — тонули в бочагах и заводях. Оставшиеся — сходили с ума от голода и начинали жрать друг-друга. А на погосте начали вставать мертвецы, — колдунья сделала небольшую паузу, — Это если верить легендам и слухам, что ходили потом. В Гронесбургском инциденте не выжил никто. Да и после не находилось смельчаков, желающих заглянуть в мёртвые топи, где располагались остатки города и лаборатория старого мага.

— Ага, теперь понимаю, почему тебя удивило появление железной девы на севере, — удовлетворённо кивнул Вернон и повернулся ко мне, — Гронесбург и мёртвые болота находятся у подножия Амон-Хельского хребта. Того, что отделяет пустыни Алерая от степей Истланда. И впрямь, далековато на север занесло нашу «Железную деву».

— Может, перед смертью он отправил её другому магу, чтобы тот продолжил его исследования? — предположил я.

— Вполне, — кивнула Сюзанна, — Конечно, многие маги хранили свои исследования в тайне от коллег по цеху, но Адальберт был не из таких. Всегда старался поделиться своими достижениями и находками со всеми, кем только мог… — в её голосе прорезались грустные нотки. Колдунья скучала по давно ушедшим временам. Или по давно ушедшему человеку…

— Остаётся один вопрос, — подытожил я, — Что знает Альрейн о возможностях железной девы? Был в его действиях какой-то свой умысел, или его, так же как и нас, использовали в тёмную?

— Это целых два вопроса, — улыбнулась Сюзанна, — Но, судя по тому, как легко он отдал устройство тем, кто чуть позже назовёт его вероотступником… Епископ не знал ничего ни о её свойствах, ни о предназначении. Иначе бы так просто он с ней не расстался, — колдунья на мгновение замолчала, пытаясь сформулировать мысль, — Думаю, ты уже понял, что в нужных руках эта дрянь может стать весьма опасным оружием. Оружием, которое способно собрать армию рабов для того, кто им обладает. Ты думаешь, ваш епископ отказался бы от такого подарка судьбы, если б знал об этом?

— Ты знаешь… — я на мгновение задумался. Вопрос и впрямь был не из простых, — Понятия не имею. Он, конечно, товарищ странный, да и идеи у него весьма… Экстравагантные. Но пока-что это единственный, если не считать барона, человек, который обходился с нами по-человечески. Да и с вами, кстати тоже. Не забывай, что именно он спонсирует сейчас спасение ваших задниц. Так что… Как знать. Может быть и впрямь отказался бы.

— В таком случае, тем более нам не стоит о нём переживать, — улыбнулась колдунья, — А вот с синодом рано или поздно придётся что-то…

— Так, господа и дамы, — позади меня раздался строгий голос Айлин, — Судьбы мира вы успеете обсудить завтра. А лучше — послезавтра. А может… — девушка на мгновение замялась, — А может и вообще, когда мы снова тронемся в путь. Там будет много времени для разговоров. Сейчас же я забираю у вас своего мужчину. И только попробуйте мне помешать!

Я повернулся к ней. Открыл было рот, собираясь напомнить, что я вообще-то и сам могу сказать за себя. Да так и замер с отвисшей челюстью.

Она выглядела сногсшибательно. Густые светло-каштановые волосы, волнами ниспадавшие на открытые плечи. Длинные, слегка подчёркнутые угольком ресницы из под которых на меня смотрели большие зелёные глаза, так хорошо подходившие к её «изумрудным» серёжкам и ожерелью. На бледном лице отчётливо выделялся тёмно-алый овал губ. Руки прятались чёрных, шёлковых перчатках чуть повыше локтя. Стройную талию перетягивал тугой корсет, переходивший в длинную зелёную юбку. На её боку виднелся разрез, доходивший почти до самой талии. Айлин нарочно оставила пуговицы не застёгнутыми, чтобы привлечь моё внимание. Привлечь к чёрной лакированной туфельке, чулку из белого полупрозрачного шёлка, его красивому, кружевному воротничку, плотно облегавшему полноватое бедро девушки и двум тонким белым подвязкам, на которых держалась вся эта красота.

— Ну… — хитро улыбнулась она, скрестив на груди руки и тем лишь больше подчеркнув приятную форму своих округлостей, — Что скажешь?

— Я… Э… — мысли, как назло, все испарились. В горле от волнения встал липкий комок. Дыхание спёрло, а тело вдруг стало ватным и непослушным… — Ну…

— Что «ну»? — хихикнула она. Девушка прекрасно понимала, что сейчас со мной происходит, и это, похоже, доставляло ей немалое удовольствие.

Я сделал над собой титаническое волевое усилие, собрал остатки мозгов в кучку, прочистил горло и всё-таки выдал.

— Ты смотришься потрясающе.

Затем встал со стула. Подошёл на слегка деревянных ногах к ней. Обнял за перехваченную жгутами корсета талию, притянул к себе и заглянул в глубокие изумрудные глаза. Они улыбались. А где-то там на самом дне плясали озорные огоньки. Ноздри приятно щекотал лёгкий аромат полевых цветов.

— Ты тоже отлично выглядишь, — одними губами прошептала девушка. Чуть приподнялась на носочках, легонько куснула меня за мочку уха и добавила, — Но прежде чем мы приступим к главному блюду сегодняшнего вечера, ты должен мне кое-что подарить.

— М…

— Танец меня вполне бы устроил, — улыбнулась она и легонько потянула меня в центр зала. Туда, где между столами виднелась небольшая открытая площадка.

— Э-э-э… Это плохая идея, — попытался было запротестовать я, — Я же не умею. Да и ноги, боюсь, тебе оттопчу.

— Значит будем учиться, — ничуть не смутившись ответила девушка. Щёлкнула пальцами и откуда-то из угла залы тут же полилась тихая, приятная мелодия. Похоже, она давно всё распланировала. Даже Роберта подговорила заранее. Впрочем, спустя секунду такие мысли перестали меня беспокоить. Так же как и нервный зуд, касательно того, что на нас таращилась вся корчма. Девушка приблизилась ко мне. Легонько прижалась и… Я ощутил на своих губах её горячее дыхание и утонул в её глубоких зелёных глазах.

А затем мир перестал существовать. Осталась только небольшая площадка и тёплое прикосновение её ладони к моей. Мы закружились. Медленно. Неторопливо. Стараясь поймать ритм льющейся из лютни музыки. Первое время я смотрел не на неё, а в пол, стараясь не отставать от девушке и при этом не наступить ей на ноги. Она, похоже, заметила это. Заметила и постаралась сделать так, чтобы её бедро почаще мелькало в разрезе юбки. Соблазняла меня.

Не знаю зачем она эта делала. Я и без того её хотел. Хотел и любил. И в то же время не совсем понимал, что это значит. С первым то словом всё было ясно. За ним крылось вполне тривиальное и приземлённое желание. А вот второе… Этому слову мои электронные мозги определения подобрать не могли. Было лишь смутное ощущение. Образ, в котором другой человек — его эмоции, состояние и мысли для тебя не менее важны, чем свои собственные. А для него точно так же важны твои. Наверное люди, создававшие этот мир, и сами не совсем понимали, что это такое. Поэтому не смогли заложить в наши электронные мозги более чёткого и ясного определения.

Увлёкшись собственными мыслями, я всё-таки оступился и чуть было кубарем не покатился под ближайший стол. Девушка вовремя вцепилась в мой дублет и помогла сохранить равновесие. Так. Ясно. Пора заканчивать думать о всякой херне и сосредоточиться на действительно важных вещах.

Я поднял взгляд и вновь едва не утонул в её больших, изумрудных глазах. Улыбнулся, осторожно притянул её к себе и повёл сам. Научиться и впрямь, оказалось не слишком то трудно.

Девушка не сопротивлялась. Наоборот, она, казалось, была рада такому повороту событий. Улыбнулась, прикрыла глаза, полностью доверившись мне и растворилась в потоке несущей нас музыки. Мы кружились целую вечность. Вечность, которая внезапно оказалась бесконечно короткой. Музыка постепенно начала сходить на нет, а потом и вовсе умолкла, оставив нас наедине с тихим стуком кружек, потрескиванием очага и едва слышными смешками и комментариями, долетавшими со стороны столиков. Хотя… Нет, на них мне было наплевать. Она оставила нас наедине друг с другом.

Девушка снова прижалась ко мне. Привстала на цыпочки и поцеловала, благодаря за танец. А затем, так же тихо, одними губами прошептала.

— А теперь идём наверх. Иначе, клянусь всеми богами, какие только есть, я не выдержу и сделаю это прямо здесь, у всех на виду!

Сказала, и потащила меня к лестнице, ведущей на верхние этажи. Впрочем, потащила — громко сказано. Просить дважды меня уж точно не требовалось. Я сам этого хотел. И сам уже с трудом удерживал себя от того, чтобы сделать это с ней прямо на лестнице или где-нибудь в коридоре.

— Пришли, — бросила девушка, остановившись перед небольшой резной дверью, — Ты подожди меня внутри. Я сейчас забегу в комнату к Бъянке и слегка приведу себя в порядок. Подкрашусь и подтяну всё, что сползло во время танца.

— А так ли это важно? — я обнял девушку за талию, притянул к себе и попробовал запустить руку в разрез юбки, — Мы ведь всё равно сейчас всё это снимем.

— Мне важно, — хитро улыбнулась она. Мои пальцы успели дотронуться до кружевного края чулка, и даже слегка коснулись мягкой, тёплой кожи бедра над ним. От этого прикосновения у меня по спине пробежала россыпь приятных, волнующих мурашек. Но в следующий миг девушка ловко вывернулась из моих объятий, и добавила — Потерпи совсем чуть-чуть. Я быстро. А, да… И ещё одно.

— М?

— Ты тоже не раздевайся.

— Почему…

— Потому, что я хочу сама тебя раздеть, — улыбнулась она и юркнула в соседнюю дверь.

Комната и впрямь оказалась просторной. Посреди неё располагалась большая двуспальная кровать, укрытая мягкой белой периной. Над ней висели алые шторки балдахина сейчас раздвинутые в стороны. На небольшой прикроватной тумбочке, сколоченной из тёмно-красного дерева, и украшенной незамысловатой резьбой горела свеча. Её крохотный огонёк с трудом разгонял сгустившуюся ночную тьму, скользя по стенам тёплыми, оранжевыми отблесками и создавая в комнате приятный и немного таинственный полумрак. На второй тумбочке, с другой стороны кровати, кто-то предусмотрительно поставил стакан с соком и пару кубков. Айлин… Девушка готовилась к этому моменту долго и тщательно, продумывая каждую мелочь.

Я подошёл к кровати и уселся на неё. Затем всё-таки скинул с себя ботинки и снял портянки, трезво рассудив, что они являются наименее эротичной частью моего гардероба, от которой всё-таки лучше избавиться заранее. Откинулся на подушки, уставился в потолок и попытался мысленно вернуться к разговору за столом, чтобы хоть как-то отвлечься.

Естественно, ничего не вышло. Все мысли сейчас у меня были исключительно об одном. В штанах становилось всё теснее, а Айлин, как назло, не спешила. Уж не знаю, что именно она там приводила в порядок. Как по мне там и так было всё лучше, чем прекрасно. Но…

Дверь скрипнула. Вокруг меня сомкнулись стены каменного мешка. Твёрдые, покрытые холодной влагой булыжники упёрлись в спину. Сквозь дырявые холщёвые тряпки они жгли изорванную кнутом и сочащуюся сукровицей кожу. Под низким сводом эхом гуляли неспешный топот шагов. Шагов палача, вновь пришедшего меня мучать.

Я свернулся в позу эмбриона. Прикрыл руками лицо и живот, пытаясь спасти их от града ударов, который вот-вот собирались обрушить на меня. Просто так. Потехи ради. Эта мысль, отчётливая и ясная, внезапно придала мне сил. Наполнила злостью и решимостью. Он ведь так и будет приходить. Ведь ему нравится мучать меня. Будет приходить, пока я не дам ему отпор. Пока не завалю гада и не затолкаю ему в глотку его поганую плеть.

Пальцы судорожно заскребли по булыжнику. Ища кинжал, какой-нибудь заострённый штырь или просто осколок камня. Что-нибудь, чем можно было бы завалить этого урода одним или хотя-бы парой ударов.