Игра не для слабых: Дорога на юг

Глава 25 «А где ты тут видишь людей?»

— Командир, хорош валяться! Всю войну проспишь! — чьи-то руки ухватили меня под подмышки и рывком поставили на ноги. Мир всё ещё покачивался, но дышать стало заметно легче и зрение начало проясняться. Похоже, та дрянь, которой кочевники швырялись в возы довольно быстро выветривалась. Остальные ребята тоже начали шевелиться, приходя в себя. Это был Фостер. Боец из пурпурной десятки. Должно быть Бернард прислал его к нам на подмогу.

Я хотел было что-то сказать, но глотка всё ещё была обожжена какой-то дрянью, так что из неё вырвался лишь невнятный, бессвязный хрип.

— Воду! Тащите воду! — крики доносились с восточного фланга. Трещали пожираемые пламенем вязанки хвороста. Начинали заниматься доски. В небо поднимался столб густого, чёрного дыма. Ржали и рвались с места стреноженные лошади. Гарь, уже успевший перемешаться с запахом крови сводила животных с ума. Продолжали щёлкать арбалеты. На «внутренний двор» нашей импровизированной крепости то и дело обрушивался ливень из стрел. А за её деревянными стенами бесновалась Алерайская конница. Ржали и храпели раненные животные. Валились под копыта выбитые из седла всадники. Но земля продолжала содрогаться от ударов сотен копыт.

Они прощупывали нашу оборону. Наседали со всех сторон, ища в ней слабое место. Некоторые, судя по звуку тупых, гулких ударов, спешились и стали рубить доски повозок небольшими одноручными топориками, надеясь проложить себе путь внутрь. На бойницы соседней, где солдаты ещё не пришли в себя от действия той удушающей дряни, накинули крючья. Накинули и принялись тянуть за них, раскачивая телегу. Натужно заскрипели цепи. Наспех прилаженный щит, прикрывавший их выпал наружу, тут же обнажив просвет между возами. Прикрыть его было некем. У нас отчаянно не хватало людей.

— Поднимаемся на ноги, живо! — рявкнул я, наклонившись и потянув наверх одного из солдат. Фостер помог мне поставить его на ноги. Остальные хрипя и постанывая, начали подниматься сами. Я подскочил к Айлин. Помог ей встать. Затем схватил со стенки воза ростовую павезу, поднял копьё и повернулся к Брандону.

— Двоих ребят мне, живо. Со щитами и копьями. Остальные — обратно к бойницам. Айлин — на моё место!

Девушка кивнула и тут же принялась взводить арбалет.

— Одрик, Лейн, — скомандовал Брандон, тут же встав к одной из освободившихся бойниц. Солдаты схватили щиты и копья. Подскочили ко мне. Я тут же рванул в сторону заднего борта повозки. Туда, где она соединялась с соседней мостком, сколоченным из нескольких досок. Им, отлетевшим в сторону щитом и двумя толстыми цепями, которые уже пытались снять несколько солдат врага. В первый миг свет ослепил глаза. Я поднял руку со щитом. Как раз вовремя. Он затрясся от втыкающихся в него вражеских стрел. Один из возившихся с креплением цепи увидел меня. Рванулся вперёд. Чуть пригнулся и замахнулся небольшим кавалерийским топориком, метя мне в сухожилия.

Выпад. Удар. Узкий трёхгранный наконечник копья пробивает ткань стёганки и входит ему в грудь. Сверху и под углом. Соскальзывает по рёбрам, застревая в кишках. Боец несколько мгновений удивлённо смотрит вниз. Топор выскальзывает из его рук. Скользкие от пота и крови пальцы в древко копья. Он воет от боли и отчаяния. Воет и начинает оседать на землю, утягивая меня за собой. Рывок назад. Нет, слишком крепко сидит. Дьявол, надо было хотя-бы изредка с копьём тренироваться. Отпускаю древко, выхватываю меч. Рядом щёлкает арбалет, и тут же на землю падает ещё один спешившийся боец.

Рука тянется к мечу. Вторая поднимает повыше щит. Тело рефлекторно пригибается, пытаясь спрятаться за ним. Слишком медленно. По краю моего бацинета чиркает стрела. Другая ударяется в плечо. Соскальзывает с кольчуги, но удар всё равно весьма ощутимый. Павеза дёргается один раз. Другой. Третий. Четвёртый. Сквозь дерево щита пробиваются узкие трёхгранные наконечники. Пробиваются и застревают, с каждым ударом делая павезу всё тяжелее и неповоротливее.

— Командир, справа! — крик застаёт меня врасплох.

Что происходит справа я не вижу. Не успеваю высунуться из-за щита. Одрик тяжело спрыгивает на землю. Слышится тяжелый глухой удар. Короткий вскрик, в котором смешались испуг и злость. Солдат делает выпад. Вскрик тут же сменяется хрипом и бульканьем. Копьё пробивает шею, пригвождая Алерайца к земле. Доспехов у врага нет, что очень сильно играет нам на руку

На Одрика тут же набрасывается другой боец с длинным, кривым ятаганом. Обрушивает на его щит град ударов, вынуждая солдата выпустить копьё и спрятаться за щитом. Снова щёлкает арбалет. Ещё один Алераец, заходивший ему во фланг падает, схватившись за пробитое бедро. Но и враг не остаётся в долгу. На нашу позицию вновь обрушивается дождь из стрел. Позади слышится короткий вскрик. Самострел падает прямо в грязь под мостками. Арбалетчик, схватившись за пробитое плечо тут же скрывается во тьме фургона, уходя из зоны обстрела.

Спрыгиваю на землю, вырывая из ножен кацбальгер. Шаг, другой, третий. Алераец с ятаганом начинает поворачиваться ко мне, но делает это слишком медленно. Удар щитом отбрасывает его на стенку воза. В следующее мгновение лезвие короткого абордажного топорика с хрустом проламывает ему рёбра.

Рядом встаёт ещё один солдат поднимая щит. А за нашими спинами на землю спрыгивают ещё трое. Удар. Мир перед глазами мутнеет. Расплывается. Земля начинает качаться, то ли сама по себе, то ли от ударов десятков копыт конников, проносящихся мимо.Чья-то рука вцепляется в наплечник и рывком дёргает меня назад. Передо мной встают ещё три бойца, формируя небольшую стену щитов. Но не успевают. В следующий миг в эту самую стену на полном скаку влетает лошадь. Бьёт копытами в щит Одрика, отбрасывая бедолагу на землю. На стоящего рядом бойца сверху обрушивается лезвие ятагана. Высекает искры из шапели и кольчуги, заставляя его отшатнуться назад. Лошадь кричит. Почти «по-человечески» кричит от боли, вставая на дыбы и сбрасывая седока на землю. Из её брюха торчит древко копья, зашедшее в плоть почти на треть.

Спустя секунду кобыла бьёт копытами в землю, всхрапывает и уносится прочь. Алераец пытается встать, но абордажный топорик, засевший в его, обмотанной тряпкой черепушке, мешает ему это сделать.

— Затаскивайте их, — кричу я, отбрасывая отяжелевшую павезу в сторону и хватаясь за крюк толстого деревянного щита, отдалённо напоминающего мантелет.

Двоих пострадавших бойцов тут же схватили подмышки и потащили обратно на подмостки телег. Напротив другого края щита встал последний оставшийся на ногах вояка. Лейф из синей десятки. Ухватился за крюк, крякнул и мы подняли этот «недомантелет» над землёй и тут же спрятались за ним. Вовремя. В толстую деревяшку вновь ударили стрелы. В ответ защёлкали арбалеты. Наверное, из-за них Алерайцы больше не пытались атаковать нас в лоб.

Ноги встали на доски мостков. Рывок наверх и щит со скрежетом водрузился на полагавшееся ему место, зацепившись петлями за крючья. Возле бойницы тут же очутился боец с арбалетом. Щелчок. По ту сторону невысокой деревянной стены раздался короткий вскрик, который тут же потонул в топоте копыт, ржании лошадей и улюлюканье всадников. Алерайцы с потерями не считались.

Я привалился спиной к стенке фургона. Стянул с руки латную рукавицу и отёр пот тыльной стороной ладони. На загорелой коже остался тёмный кровавый след. Зараза, хорошо же мне по голове заехали. Но раз ещё живой и мозги не лезут наружу, то кожу содрали в лучшем случае.

Отёр пот вперемешку с сочащейся кровью, оглядел «внутренний двор» нашей импровизированной крепости. И по спине у меня пробежал неприятный холодок, а под ложечкой неприятно засосало. Я наконец понял, почему Алерайцы перестали ломиться в наш «проход». Те, которые навалились на нас снаружи, просто отвлекали внимание и растягивали силы защитников вагенбурга. Так же как и группа, подпалившая фашины возле борта одной из телег или отряд ломавший доски другого воза. Направление главного удара этих скотов определилось последним.

Это была одна из телег, расположившаяся через пять возов от нас. В пылу боя никто не заметил, что она перестала огрызаться стрелами. Судя по солдату в зелёно-желтом сюрко, ворочавшемуся на полу повозке и хватающемуся за горло, её закидали теми самыми глиняными сосудами, что прилетели в наше укрепление.

Телега покачнулась. Медленно. Неуверенно. Будто бы с той стороны всё ещё проверяли прочность верёвок. Покачнулась и грузно опустилась на своё старое место, заскрипев изогнувшимися осями.

— Лейф, Рорик, Исгмур, живо туда! — скомандовал я, ещё раз вытирая лоб тыльной стороной ладони и наблюдая за тем, как на ней остаётся новый кровавый развод. Одрик, Лейн — пройдите по ближайшим телегам и соберите дюжину копейщиков да десяток стрелков. Живо!

Отлепился от стены. Взял ещё одно копьё. И пошатывающейся походкой потопал к месту намечающегося прорыва.

Барон тоже заметил неладное. Он крикнул своим парням и его люди тоже начали собираться возле шатающейся телеги. Копейщики и стрелки. Сделать ничего они уже не могли. Стоило хоть кому-то высунуться из-за борта, как его тут же прижимал обратно к телеге ливень из стрел. Несколько человек с нашей стороны тоже натянули верёвку, зацепив её за одну из бойниц и пытались перетянуть тех, кто раскачивал воз с той стороны. Но силы явно были не равны. Не может человек тягаться с лошадью.

— Бернард! — рявкнул я, заприметив сержанта.

— Вижу! — крикнул он в ответ и тут же отдал команду нескольким бойцам из жёлтой десятки. Те тоже рванули в сторону бароновых сил, уже выстраивающих стену щитов.

Телега качнулась ещё раз. Застыла на мгновение, как бы размышляя, на какую сторону ей упасть. А затем натужно скрипя осями и досками всё-таки завалилась набок, выбросив вверх тучу пыли и несколько комьев сухой степной земли. На секунду над полем боя нависла напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим звоном тетив. А затем на внутренний двор крепости обрушился смертоносный град.

Стрелы втыкались в землю, били в щиты, за которыми прятались скорчившиеся солдаты, ранили беснующихся коней и застревали в досках телег, не давая оставшимся бойцам даже высунуться наружу. Рядом просвистело несколько чёрных росчерков. Один ударил в шлем. Соскользнул по нему и упал на землю, оставив после себя звенящую тишину и лёгкое головокружение. Другой высек искры из толстого полотна тяжелой двухрядки (кольчуга с двухрядным плетением). Третий просвистел возле самого уха и воткнулся в доски одной из телег. Я тут же рванул за борт одного из фургонов, стоявших в центре лагеря. Там прятались наши «гражданские» не участвующие в сражении. Прислуга барона, несколько служек сира пенька, спасённые дети и наши… маги. Которые вообще-то могли бы и помочь в трудный момент. Вот только судя по испуганным взглядом дюжины пар глаз, смотревших на меня из под полога фургона, делать они этого не собирались.

Дождь стрел утих. Земля содрогнулась от топота копыт. Послышались отчаянные крики. В две небольших прорехи, появившихся после того, как один из возов упал, тут же рванули всадники врага. Проемы были небольшими и просачиваться внутрь они могли по-одному, максимум по двое. Но телегу продолжали оттягивать назад, постепенно расширяя их. Ещё немного и вагенбург из укрепления превратиться в смертельную ловушку для нас всех.

Я схватил арбалет и рванул к ним. Как боец первой линии я уже ни на что не годился — руки дрожали а в голове неприятно шумело. Но вот как стрелок мог ещё принести хоть какую то пользу.

Щёлкнули арбалеты. Первую четвёрку всадников, сунувшихся внутрь, просто смело с сёдел градом болтов. Израненные кони растерялись и на несколько мгновений задержали новых атакующих. Это дало парням несколько драгоценных секунд, чтобы выстроить стену щитов, прежде чем на них обрушился новый ливень стрел. Из двух дюжин защищавших проход упал лишь один стрелок. Остальные успели спрятаться за большими ростовыми павезами. Ещё шесть всадников ломанулись внутрь. Ломанулись и тут же наткнулись на ряд копий.

Острия пик врезались в бока лошадям. Те обезумели от боли. Встали на дыбы, сбросив всадников. Один из коней упал и принялся биться в конвульсиях, заставив парней отступить на пару шагов назад. Трём Алерайцам удалось ловко спрыгнуть на землю, но далеко они уйти не успели. Одного подкосила пара арбалетных болтов, застрявших в груди. Другой попытался было бросится на стену щитов, размахивая саблей и что-то отчаянно крича, но напоролся на острия двух копий, пробивших ему живот. Третий рванул было назад, но одна из раненых кобыл судорожно мечась между наступающими бойцами султаната и нашим строем зарядила ему копытом в лицо, превратив его в кровавую кашу, перемешанную с осколками зубов и костей. Боец упал и больше не двигался. А в проём тем временем уже въезжали новые всадники. На этот раз сразу девять.

Я встал на свободное место, упёр арбалет в землю, зацепил крюки козьей ноги за тетиву и со всей силы потянул на себя. Дыхание на мгновение спёрло, а перед глазами поплыли круги. Тетива щёлкнула, зацепившись за крюки спусковой скобы. Распрямиться. Запихать болт в ложе. Нажать на скобу.

Тетива снова щёлкнула. Стремительный чёрный росчерк рассёк воздух и воткнулся в бочину ближайшего коня уйдя в податливую плоть почти по самое оперение. Конь захрипел, сделал ещё несколько шагов вперёд и начал заваливаться набок. Всадник ловко спрыгнул на землю, но через секунду его грудь проткнула пика одного из бойцов первой линии. Ещё троих бойцов врага смело с сёдел градом болтов. Лошадь одного поскользнулась на трупе другого коня и вместе со всадником повалилась на землю. Но оставшиеся четверо… Они на полном скаку, игнорируя пики и свистящие в воздухе арбалетные болты вломились в самый центр пехотного строя. Смяли троих бойцов первой линии, раскидали солдат второй, прорвались в тыл… И один за другим начали падать на землю, корчась в агонии от многочисленных ран. Вот только сразу за ними в проём въехало уже двенадцать всадников. И этих мы остановить уже не успели.

Четверо тут же ломанулись в образовавшуюся брешь, не давая строю сомкнуться. Другие вломились в разделённую надвое первую линию, разбрасывая и топча солдат копытами своих коней.

Я вскинул арбалет. Ещё раз выстрелил практически наугад. Целиться не было времени. Один из Алерайцев дёрнулся и тут же пропал из поля моего зрения. Стоявший впереди пехотинец отпрыгнул в сторону. Я не успел сообразить, что происходит. Мир померк, превратившись в один сплошной пегий лошадиный бок, покрытый потом. Послышался громкий, неестественно громкий скрежет железа о железо. В моей черепушке взорвался целый фонтан искр, после которого остались лишь пустота, тишина и темнота.

— Прикройте командира! — крик больно резанул по ушам, продравшись сквозь толстый слой забившей их ваты. Вслед за ним на сознание обрушилось целое цунами звуков. Щёлканье арбалетов. Отчаянные крики командиров десяток. Ржание коней. Топот копыт. Свист десятков стрел, раз за разом обрушивающихся на «внутренний двор» вагенбурга. Вопли раненых и стоны умирающих. Улюлюканье Алерайцев, ворвавшихся внутрь. Лязг и скрежет сталкивающегося железа.

— Отходите к телегам! — крик Бернарда на мгновение перекрыл гул сражения, — Стрелкам — целиться во внутренний двор.

Щелчки арбалетов. Вой раненых животных, попавших в смертельную ловушку. Крики солдат. Звон сабель.

Я открыл глаза и осмотрелся. Алерайцы захватили уже почти половину вагенбурга. Пехота всё ещё сражалась у края, который находился дальше всего от прорыва. Дверцы возов наглухо закрылись а из бойниц, выходящих внутрь нашего укрепления то и дело вылетали чёрные росчерки арбалетных болтов. Слишком редкие, чтобы остановить захлестнувшую нас лавину всадников.

— Вставай мать твою, — чьи-то руки дёрнули меня вверх. Перед глазами на несколько мгновений появилось лицо Бернарда. Искажённое злостью и… Страхом. Сержант испугался. В первый раз на моей памяти. Испугался по-настоящему. Значит дела и впрямь дерьмовые.

Я окинул его слегка осоловелым взглядом. После двух ударов по голове, мысли в черепушке ворочались совсем туго. Тонули и вязли в каком-то странном, неестественном, вызывающем тошноту звоне. Бернард посмотрел на меня, быстро понял, что происходит, сунул в руки арбалет и толкнул в свободное место во втором ряду строя, собранного из остатков наших сил.

На нас снова обрушился град стрел, вынудив укрыться за щитами. Атаковать влоб Алерайцы тоже не спешили. Часть их бойцов спешилась, похватала топорики и принялась рубить закрывшиеся дверцы фургонов. Замелькали и факелы. Некоторые повозки просто поджигали, вместе с теми, кто ещё оборонялся внутри. Пленных эти уроды и правда брать не планировали.

Я ещё раз натянул тетиву. Наложил стрелу. Вскинул арбалет. Выстрелил. Болт угодил в небольшой круглый щит одного

Остальные продолжали набиваться внутрь, поливая нас стрелами. Одним из них был тот самый хер в красном плюмаже. Он въехал вслед за авангардом своих сил в сопровождении двух бойцов в толстых, поблёскивающих медными кольцами кольчугах. Вальяжно, не обращая внимание на свистящие болты и стрелы направился к своим, собираясь скомандовать последнюю атаку. Сейчас кони рванутся вперёд, одним решительным натиском размажут защитников по повозкам и всё будет кончено.

Но в воздухе вдруг что-то переменилось. Будто бы кто-то невидимый дёрнул за ниточки, одним рывком перевернув ситуацию на поле боя. В воздухе разлилась сила. Она волнами шла от тех самых трёх фургонов, в которых прятались маги и прислуга. И, похоже, её почувствовали все. Наши ребята замерли, подняв щиты и затравленно озираясь по сторонам. Алерайцы, уже было рванувшиеся вперёд, тоже застыли. Несколько мгновений над полем боя царила напряженная тишина, нарушаемая лишь стонами раненых.

А затем послышались отчаянные крики и яростная ругань на чужом языке. Копыта коней и ноги спешившихся солдат как будто приклеились к земле. Приклеились и начали медленно погружаться в сухую, каменистую почву степи. Крики сменились воплями. Послышался влажный хруст ломающихся костей. Животные взбесились, рванулись прочь. Половине уадось вырваться, но больше дюжины Алерайцев оказались в плену.

Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Кони врага завязли в земле по колено. Те, кто успел спешится — почти по пояс. Остальные… Их было слишком мало, чтобы дать серьёзный отпор. Двери возов открылись и прятавшиеся там бойцы посыпали наружу, беря остатки сил противника в окружение.

Алерайцы не сопротивлялись. Один за другим они начали бросать оружие на землю сдаваясь на нашу милость. Впрочем… после того, что мы увидели в деревне, вряд ли они могли на неё рассчитывать.

— Добивайте только тяжелораненных! — рявкнул я, выпуская из рук арбалет и тяжело опираясь на стенку фургона, — Остальных обыскать и связать.

— Ты собрался брать пленных? — спросил барон, подходя ко мне. Ему тоже досталось. Через щёку тянулась глубокая, всё ещё сочащаяся кровью ссадина. Правая нога слегка прихрамывала, а левая рука безжизненной плетью висела вдоль тела, — На кой они нам.

— Пленных? Нет, не собрался, — ухмыльнулся я, — Эйнар, сколько мы там уродов захватили.

— Дюжину, товарищ командир! — тут же отозвался боец, — Из тех, что ещё могут ходить.

— Отлично. Тур, — я повернулся к здоровяку. Его каким-то чудом во время боя не задели, хотя его бродекс успел испить вражеской крови, — Сейчас пойдем в деревню. Возьмёшь ребят. Найдите дюжину жердей толщиной в руку примерно.

— В твою руку или в мою? — ухмыляясь прогудел здоровяк. Я тоже улыбнулся. Скорее от внезапно расшалившихся нервов, а не из-за того, что шутка понравилось.

— В мою. Если брать с твою, то боюсь или умрут они слишком уж быстро или просто ничего не получится.

Здоровяк кивнул и отправился к остальным. Барон же смерил меня долгим, задумчивым взглядом.

— А как же твои рассуждения про гуманизм? — наконец поинтересовался он, едва заметно ухмыльнувшись.

Я равнодушно пожал плечами, отлепился от стенки воза и неторопливо потопал туда, где мои ребята составляли уцелевших Алерайцев в одну шеренгу. Немного помолчал и, наконец, ответил, кивнув в сторону пленников:

— Такое понятие, как «гуманизм», распространяется на людей. Вот только где ты тут видишь людей?

Барон широко улыбнулся, из-за чего его лицо стало напоминать морду хищно оскалившегося волка. Он хотел ещё что-то сказать, но в следующий миг над лагерем прокатился чей-то истошный вопль.