Илоты безумия

Глава 7

Мельников и Полещук скоро почувствовали, что их жизнь начинает меняться к лучшему. Кормить стали чаще и лучше. Парней переодели, а как-то утром привели в соседнее здание, где они впервые за последние годы увидели себя в зеркале. Парикмахер-пакистанец постриг их, поправил бороды и усы, а затем пленных отвели в душ, где они хорошо вымылись и переоделись в чистое белье и одежду. «Варенки» и легкие джинсовые рубашки болтались на тощих, исхудавших телах. Но на этом сюрпризы не кончились. После сытного ужина обоих разместили в небольшой комнате, где стояли мягкие кровати с хорошим постельным бельем. Виктор и Владимир только переглянулись и, пожав плечами, тут же завалились спать. На разговоры сил не осталось.

На следующий день их никто не будил, и парни проснулись далеко после обеда.

— Ну как, видишь разницу? — потягиваясь, спросил Мельников.

— Вижу, вижу, наверняка мы на пороге перемен.

— По-моему, этот порог мы уже переступили, или твой желудок ничего не говорит?

— Злится, ворчит, даже рычит. Как бы не зачастить в одно место.

— Кстати, мы с тобой даже и не знаем, где оно.

— Сходи в разведку.

Мельников подошел к двери и приоткрыл. В плену он привык к постоянному контролю и был уверен, что за дверью охранник. Но, наверное, и впрямь обстановка изменилась. За дверью — просторный коридор, за широкими окнами — солнце и зелень, и никого из людей. Мельников прошелся по коридору и вернулся.

— Пусто и тихо.

— Что, даже охраны нет?

— В том-то и дело.

— Ишь ты, как доверяют, — усмехнулся Полещук и направился к выходу.

Но тут дверь неожиданно открылась, и в комнату вошли двое. Европейский тип лиц, легкие рубашки и брюки, на губах — улыбки. Один из них, чуть повыше, на довольно хорошем русском языке сказал:

— Доброе утро, товарищи!

Полещук даже побледнел от такого обращения: уж не свои ли прибыли?

Мельников был и постарше, и поопытнее друга. Он почувствовал, что пришедшие — не соотечественники.

— Добрый день, господа.

— О да, уже, конечно, не утро, — согласился высокий и спросил: — Отдохнули?

— Да, спасибо, — ответил капитан.

— Тогда собирайтесь.

— А что нам собирать, — развел руками Полещук, — мы собраны постоянно.

— Ах да, вы правы, — громко рассмеялся высокий. — Вы, господа, сделали смелый и здравый шаг. Уверяю, что впереди вас ждет благополучие и богатство.

Они прошли по узкой аллее к домику, спрятанному в густых зарослях, где парней ждал сытный обед. Даже по банке пива дали, которое они с удовольствием выпили.

После обеда в сопровождении тех же мужчин вышли во двор и сели в белый «мерседес». Управлял машиной тот, который был ниже ростом и все время молчал.

Городок был невелик, и вскоре машина, набирая скорость, понеслась по бетонному шоссе.

«Держим направление на юго-запад, — прикинул Мельников и решил: — Не съедят же, если спрошу».

— Куда мы едем? — Виктор повернулся к высокому.

Тот сидел рядом с водителем на переднем сиденье. Прежде чем ответить, он некоторое время внимательно смотрел на русских. Наверное, ему не очень хотелось отвечать, но и настраивать пленных против себя тоже не входило в его расчеты.

— Мы везем вас в порт Карачи. Вы же знаете, что нам удалось выкупить вас у оппозиции. Не скрою, стоило эта очень дорого.

— А для чего мы вам?

— Нам? — высокий явно смутился. Было видно, что он не готов к такому вопросу. Подумав, сказал: — Неужели не понимаете, что у вас не осталось ни одного шанса, чтобы выжить? Вас или убили бы, или заживо сгноили в яме.

— Но вы же нас выкупили не из жалости? — спросил Полещук, придерживая руками больную ногу — от тряски рана растревожилась, заныла.

— Вам будет предоставлена хорошая работа и обеспеченная жизнь. Уверен, когда вы разберетесь, то будете благодарить судьбу.

Высокий повернулся и стал смотреть вперед. Парни поняли, что задавать вопросы больше не стоит. Но Полещук все-таки спросил:

— Сколько нам еще ехать?

— Около восьмисот километров.

— Будем ночевать в пути?

— Нет. Нам надо ночью быть в порту. Там ждут.

Несмотря на стоявшую жару, в салоне было прохладно. В машине стоял кондиционер, поэтому длительная езда не изнуряла, но монотонность движения нагоняла дрему. Правда, довольно частые остановки и проверки документов несколько встряхивали. С полицейскими и военными на кордонах разговаривали сопровождающие. Обычно задержки продолжались не более минуты. Однако первый разу города Хайдарабад, а второй — при подъезде к Карачи проверка была более тщательной. Полицейские внимательно разглядывали документы и даже осматривали багажник автомашины. Но все обошлось.

В Карачи приехали далеко за полночь. Чтобы попасть в порт, пришлось потерять не менее часа. Высокий ходил с охранником куда-то звонить, затем прибыл на «тойоте» какой-то господин, и после коротких переговоров они, наконец, проехали на территорию порта. Он был огромен. Вдоль причалов и на рейде большой гавани стояли с включенными огнями корабли.

Машина подъехала почти к самому борту огромного судна. Тут же к «мерседесу» подошли трое мужчин. Они перекинулись несколькими фразами с сопровождающими, и высокий открыл заднюю дверку:

— Выходите, господа.

Парни вышли из машины и, разминая ноги, с любопытством осматривались.

Высокий поднялся на борт, но скоро вернулся и протянул парням небольшие пакеты:

— Это ваши документы. Фамилий своих вы не называли, поэтому пришлось вам, — он указал пальцем на офицера, — дать фамилию Иванов, а вам, — движение пальца в сторону Полещука, — фамилию Петров. Не забудьте, документы на французском языке, и вам надо помнить «свои» фамилии. Вскоре вам надо будет подняться на борт этого сухогруза. Для пограничников, которые будут у трапа, вы — моряки этого судна. Ясно?

Парни кивнули, а Мельников буркнул:

— Как божий день.

И действительно, прошло не более четверти часа, как у трапа появилась группа пакистанских военных, а с судна по трапу сошли пакистанские пограничники и таможенники. Высокий пожал руку своему напарнику, сидевшему всю дорогу за рулем, и позвал пленников:

— Нам надо идти. Кстати, меня зовут Ричард Эршад. Я еду с вами дальше. Через несколько минут сюда привезут одного вашего соотечественника. Познакомитесь.

— Кто он? — спросил Мельников.

Эршад пожал плечами:

— Не знаю. Мне о нем сообщили только что на борту корабля. Ну что, пошли?

Они приблизились к трапу и, проходя мимо представителей пакистанских властей, по очереди предъявили документы.

Безразличие на лицах пограничников и быстрота, с которой соблюдались формальности, говорили, что создается только видимость контроля за отъезжающими.

По длинному ступенчатому трапу поднялись на палубу.

Команда готовилась к выходу в море, и на новичков никто не обращал внимания.

Мельникова и Полещука отвели в небольшую каюту с двухъярусной кроватью, тумбочками, на одной из которых стоял вентилятор.

Полещук приоткрыл узкую дверь в маленькой прихожей, где была и вешалка, и удовлетворенно заметил:

— Гальюн и душ!

— Радуйся, не будут выводить по нужде на воду, — усмехнулся Мельников и заглянул в тумбочку: — Хоть бы по зубной щетке дали. Не помню, когда зубы чистил.

Парням хотелось поговорить о другом, но еще тогда, когда они были в руках душманов, после встречи с Майером, они договорились о делах в помещениях разговора не вести.

Раздался стук в дверь, и в каюту вошел Ричард Эршад:

— Ну, как вы устроились?

— Нормально, — ответил Мельников. — Мы можем выходить из каюты?

— Конечно, вы же свободные люди. В любое время можете выходить на палубу, гулять, дышать морским воздухом. Кстати, ваш соотечественник размещен через каюту справа. Если появится желание, можете пообщаться.

— Кто? Откуда? — спросил Мельников.

— Точно не знаю. Спросите у него сами.

Эршад ушел. Мельников предложил:

— Небось дело к утру идет. Давай спать.

Верхнее место досталось Полещуку. Они выключили свет и уснули.

Солнце было уже высоко в безоблачном небе, когда их разбудил стук в дверь. Эршад пригласил на завтрак.

Умывшись, парни вышли в длинный коридор и по нему прошли, казалось, через все судно. Вскоре очутились в небольшом помещении, где было три квадратных стола. Судно уже плыло, и его немного покачивало. Парни с непривычки широко расставляли ноги и передвигались неуверенно.

За первым столиком сидел мужчина. При появлении Ричарда и парней он встал. Ричард указал на него рукой:

— Вот, знакомьтесь, он тоже русский.

Стоявший у стола был высок, худощав и небрит. Одет в джинсы-«варенки» и темно-зеленую, с короткими рукавами майку. Он первым протянул руку:

— Привет, мужики! Я Семен Бугчин. Также, как и вы, удачно рванул на свободу.

Мельников и Полещук пожали ему руку, но называть себя не стали.

Эршад заглянул в узкую дверь, ведущую в другую комнату, и что-то громко сказал.

«На английском шпарит», — отметил про себя Мельников.

Через минуту вошли двое, в руках они держали подносы с едой.

Эршад сказал:

— Вы кушайте, а затем можете осмотреть судно. Если я понадоблюсь, моя каюта находится между вашими, заходите.

Оставшись втроем, русские взялись за еду.

Бугчин ел жадно и похваливал то ли завтрак, то ли обед:

— А что, мужики, ничего кормят на Западе, а? И вкусно — что надо! Нет, не скажите… житуха ждет нас шикарная, — он потянулся за банкой с пивом и с шумом откупорил ее. — Не пиво — чудо. Умеют же делать, а?

Мельников осторожно, изучающе посматривал на Бугчина: на вид лет тридцать пять, глаза неопределенного цвета, бегающие, злые, острый кадык, волосы чуть вьющиеся, большие залысины, немного картавит.

— Вы с оружием рванули, а? — доверительно спросил Бугчин. — Наверное, пришлось кое-кого кокнуть? И правильно. Уйти из части иначе и нельзя, надо часовых убрать. Я-то Советам нашкодил что надо!

Мельников насторожился:

— А как нашкодил?

— По своей методе…

Мельников заметил, что Бугчин даже от пива несколько окосел, и пошел на хитрость. Протянул ему свою банку:

— На, пей, мне что-то не хочется.

— Во дает! От такого пива отказывается, — удивился Бугчин, но банку взял и, откупорив, сделал несколько глотков. — А ты что, не любишь пива?

— Да не в этом дело. Мы утром уже пили в каюте.

— Вот это да! У вас в каюте пиво, а у меня — фички! Ничего себе хохмочки! Надо же!

Увидев недоуменный взгляд Полещука, Мельников осторожно толкнул его коленкой — молчи, мол:

— Какой-то моряк нам вчера, когда пришли на корабль, дал.

— Смотри ты! Надо же!

Лексикон Бугчина был небогат, и словами-паразитами пестрела почти каждая фраза.

— Вот бы этого мужика найти! Может, дал бы еще пивка. Надо же, на халяву такое пиво, а?

— А как ты рванул? — не терпелось узнать Мельникову.

— О, мне повезло. Я сам — строитель. В прошлом году переехал в Ташкент. Надо же было как-то из Краматорска удрать.

— А чего из Краматорска надо было бежать?

— С женой развелся, а она на алименты подала. Надо же! А?

— А сколько детей у тебя?

— Двое от этой.

— А что, есть еще?

— Ха-ха. Даешь ты! Вроде не знаешь, что у каждого мужика детей по свету бегает вон сколько!

— Ну а как здесь оказался?

Полещук понял, почему Мельников отдал свое пиво, и пододвинул Бугчину свою банку:

— Пей, я тоже не хочу.

— Надо же! — Бугчин уже захмелел. — Вы мужики что надо, — он открыл третью банку и приложился к ней. Не обращая внимания, что пиво течет по небритому подбородку, осушил банку и пробормотал: — Не забыть бы отлить, а?

— А как ты из Союза рванул? — допытывался Мельников.

— А я попросился в Афганистан помогать им социализм строить. Направили. Правда, долго мурыжили, резину тянули. Наверное, чуяли, гады, что могу намылиться. Но я же за год работы уже передовиком у узбеков стал, даже в президиум на собраниях выбирали. Надо же! Не хрен собачий был! Вот и направили, а я шесть дней потрудился в Кабуле на домостроительном комбинате и подумал: «Сема, хватит, иначе или желтуху, или тиф подхватишь». А это же, сами знаете, не триппер. А? Вот я прямо со старого микрорайона — он как раз на окраине города — вышел на Джелалабадское шоссе, а там пешком в сторону Пули-Чархи — и в горы. Как только встретился с бородатыми, руки вверх и кричу: «Я свой — шурави!» Это так советский по-ихнему зовется. Я об этом в первые же дни после приезда в Кабул узнал. Они меня обшманали, правда, суки — весь аванс, который мне выдали в Кабуле, забрали. Хамло, скажу вам, а не бандиты! Обидели честного человека ни за что. Я даже начал подумывать, не рвануть ли от них. Но тут на отряд напали. Бой начался, командир душманов прикрепил ко мне трех своих людей, они меня и повели. Три дня шли, и наконец я оказался в Пакистане, в Пешаваре. Кто только со мной не говорил: и начальники душманские, и пакистанские, и американские. Не хотели верить мне, что я не военный. Надо же! Не верилось им все, что я добровольно к ним переметнулся. А? Послал бы их, но тут какие-то люди приехали. Поговорили со мной, поняли, что я на Советский Союз в обиде и готов бороться. Конечно, я думаю, они понимают, что за хорошие деньги. А?

И Бугчин откровенно рассмеялся. Мельников наивно спросил:

— И ты считаешь, что таким образом насолил Советам?

— Да, я оставил память о себе. Долго буду мстить им, а они и не узнают. Дохнуть будут, как крысы, а отчего, никто знать не будет. Кара — что надо!

— И что же ты такое придумал?

— Ну, например, в квартире управляющего стройтрестом во время ремонта в штукатурку заделал ампулу с радиоактивным веществом. Ту же козу заделал своему мастеру. Митькой его зовут. Он меня все воспитывал: «Возвращайся к жене, детям! Не бросай семью!» Не пойму, какое ему дело до этого? Скоро у него не только стоять не будет, но и сам копыта отбросит.

— А где ты радиоактивные капсулы доставал?

— Кореш у меня есть — Витька Рогов. Мужик — что надо! В доску свой. Он контролером на такой установке работает. Я когда в Пакистане рассказал о нем, то у этих господ аж глаза загорелись. Уж больно заинтересовались им. Надо же! Даже я и то — как бы в стороне: выкладывай им все о Рогове, и все тут.

— Ну, и кому еще ты такой «подарок» сделал?

— Какой подарок? Цезий, что ли? Еще сделал для всего нашего дружного коллектива. В коридоре здания управления на втором этаже, где больше всего людей толпится, за панель сунул. Пусть пооблучаются, потом ночью светиться будут. Понял? Вот так надо — спокойно, тихо, без шума и пыли.

В дверь заглянул Эршад:

— Ого, вы еще сидите! Приглашаю на палубу, подышать свежим воздухом.

— Это можно, — ответил Бугчин и, кряхтя, начал вылезать из-за стола. — А пиво там будет?

— Будет и пиво, — успокоил его Эршад.

На верхней палубе — яркое солнце, легкий ветерок, свежесть. Стали у борта. Изумрудная вода легкими волнами уходила назад.

— Интересно, акулы здесь есть? — задумчиво спросил Полещук и вдруг признался: — Я впервые вижу море.

— Поэтому об акулах подумал? — улыбнулся Мельников. — А может, искупаться в море решил?

Полещук оглянулся на отошедшего к корме Бугчина:

— Ты не представляешь, как домой хочется. Бросился бы в море и поплыл.

— С акулами наперегонки? — съехидничал Мельников. — Ты, браток, не забывай: мы с тобой — солдаты, и никто нас из армии не увольнял. Мы получили приказ и обязаны выполнить его. Пока мы одни, слушай еще один приказ. Когда будут спрашивать, нам придется открыться и назвать свои фамилии.

— На кой черт!

— Подожди, подожди, — оглядываясь, остановил его капитан, — это надо для того, чтобы они поверили нам. И еще. Если нас разъединят, то запомни: к тебе могут подойти и по-русски спросить: «Сколько будет дважды два?» Твой ответ: «Семь». И если после этого человек скажет: «Вы ошибаетесь — будет пять», то верь ему, он — свой. Все, что скажет, надо выполнять. Понял?

— Ага. А ты не знаешь, что происходит? Я чувствую, что нас вовлекают в какую-то игру, но что это за игра, не пойму.

— Мы обязаны разобраться, что за организация нас выкупила у душманов. Цели ее, замыслы, где еще есть наши люди.

— Может, они хотят нас использовать для войны с Советским Союзом?

— Кто его знает. Поживем — увидим. Не забудь, Володя, при первой же возможности нам надо сообщить нашим об этом ублюдке, — Мельников показал глазами на Бугчина. — Я имею в виду изотопы. Сам понимаешь, речь идет о жизни людей.

— Понимаю. Я бы этого подонка — за ноги и через борт, пусть бы акул покормил!

— Внимание, Эршад! — предупредил Мельников.

Эршад вышел из двери палубной надстройки и весело сказал:

— Я договорился, пиво и кока-колу принесут вам в каюты.

— Спасибо, — поблагодарил Мельников. — Мы с Володей гадали, куда же нас везут. Неужели это такой секрет?

— Ну почему секрет? Вот вы даже своих фамилий не хотите называть…

— Мы там, у душманов, не хотели называть, — Мельников посмотрел в глаза Эршаду, — они с нами плохо обращались, унижали. С какой стати после этого мы будем с ними разговаривать?

— А с вами, — решил поддержать товарища Полещук, — мы откровенны. Вот я, например, рядовой Полещук.

— А я — капитан Мельников.

— Ну, наконец-то, — облегченно вздохнул Эршад. — Теперь я вижу, что вы деловые люди. Так вот. Наш корабль сейчас находится в Оманском заливе. Завтра войдем в Персидский залив, но там обстановка почти военная, хоть война и кончилась. Если все будет нормально, то прибудем в Абу-Даби, если же нас не пустят в Персидский залив, то корабль направится к берегам Омана, в порт Маскат. Там нас встретят, и мы узнаем, куда поедем дальше. Я сказал вам все, что знаю.

— Ричард, — Мельников пытался поймать взгляд Эршада, — скажите, кому и для чего мы понадобились?

— О, я сам многого не знаю. В мою задачу входило забрать вас в Пакистане и доставить или в Кувейт, или в Оман. Но вы не беспокойтесь, вас ждет шикарная жизнь, вам будут хорошо платить, у вас появятся и дома, и автомашины, и красивые женщины. Это я точно знаю. Так что побыстрее набирайтесь сил.

Как оказалось позже, Эршад говорил не всю правду, вернее, правдой было только то, куда плывет судно. Он, конечно, знал, кому и для чего нужны советские молодые парни. Но что его винить в этом? Каждый молится своему Богу и получает за свой труд от своего хозяина.

Когда сухогруз подошел к горловине, ведущей в Персидский залив, путь ему преградил американский эсминец. Последовала команда застопорить ход. На борт сухогруза поднялась досмотровая группа, и вскоре капитан судна приказал: курс на Оманский порт Маскат.

Утром трое советских граждан в сопровождении Эршада сошли на причал. Все четверо прошли вдоль причальной стенки, и здесь их встретили двое мужчин. Они отошли с Эршадом в сторону и о чем-то негромко переговорили. Эршад вернулся веселый:

— Порядок, нас здесь ждали. Сейчас покормят и поедем дальше.

— Куда? — спросил Полещук.

— А я не спросил, — не моргнув глазом, ответил Эршад и первым направился за встретившими их мужчинами.

Вся процессия завернула за длинный, словно осевший в бетон пакгауз, прошла через площадь и вскоре оказалась в небольшом зальчике портового то ли ресторана, то ли таверны. Для них был приготовлен стол.

Встретившие их мужчины не садились за стол, а куда-то ушли и вернулись, когда Эршад и его подопечные поели.

Затем молчаливая процессия последовала дальше. Где-то за третьим или четвертым пакгаузом их дожидался микроавтобус с затемненными окнами. Машина попетляла между портовыми строениями и через ворота выехала на прекрасную автостраду. Ехали не более часа. В окно увидели какой-то аэродром. Очевидно, он служил для перевозки грузов, ибо стояли на нем небольшие самолеты, здания аэровокзала не было. Микроавтобус приостановился у ворот, водитель предъявил двум охранникам документы, те распахнули ворота, и машина вдоль кромки летного поля подъехала к небольшому двухмоторному самолету. Их посадили в самолет, где долго пришлось изнывать от духоты и жары. Не менее двух часов самолет загружался ящиками, тюками, пакетами.

— Черт возьми! — не выдержал Полещук. — Снаружи посмотришь на эту птичку — маленькой кажется, а теперь сиди и жди, пока все ее огромное брюхо заполнят.

— Ты посмотри, как они медленно работают, — поддержал Бугчин, — словно сонные мухи. Я бы таких выгнал в три счета.

Наконец к самолету подъехали какие-то люди, одетые в форменную одежду. Они посмотрели документы пассажиров и груз, и только после этого самолет, запустив двигатели, медленно, словно прогоняя дрему, выкатил на взлетно-посадочную полосу, разогнался и тяжело взлетел.

«Летим на запад», — прикинул Мельников.

Через три часа самолет пошел на посадку. Сверху было видно, что это какой-то город с минаретами белых мечетей и большими зданиями.

— Куда мы прилетели? — Бугчин бесцеремонно дернул Эршада за рукав.

Тот выждал и неопределенно ответил:

— По-моему, Эр-Рияд.

— А какая это страна?

— Саудовская Аравия, — раздраженно пояснил Полещук. — Учить географию надо было.

— Ишь ты, какой ученый нашелся! — пробормотал Бугчин.

Пассажиров из самолета не выпустили. Быстро заправились и вскоре снова были в воздухе.

После взлета стало прохладнее. Мельников неотрывно смотрел в иллюминатор. Он уже определил, что сейчас самолет летит на северо-запад. Внизу — бескрайняя песчаная пустыня, только изредка можно было увидеть коротенькие цепочки караванов верблюдов, стремившихся к зеленым пятнышкам оазисов.

На сей раз они находились в воздухе почти четыре часа. Было уже темно, но, когда заходили на посадку, Мельников увидел воду. Он почти не сомневался, что это Средиземное море, но в какой части его они оказались, капитан не мог определить. Нельзя было исключить ни Ливан, где вольготно чувствовали себя террористические группировки, ни Ливию, ни Тунис.

Прошло не менее получаса, пока к замершему самолету наконец подъехал джип. Затем понадобилось еще не менее тридцати минут на переговоры с прибывшими на джипе людьми. В конце концов, пассажирам разрешили покинуть самолет, и они, стоя у хвоста, ломали голову, куда их занесло на сей раз. Эршад вскоре тоже присоединился к ним. Бугчин тут же спросил:

— Мы уже на месте или полетим еще куда-либо?

— Здесь переночуем и завтра продолжим полет.

— Куда?

— Я еще точно не знаю, — уклонился от ответа Эршад, — полетим в западном направлении.

— А сейчас мы где находимся? — чувствовалось, что неуравновешенный Бугчин начинал выходить из себя. Голос его звучал требовательно и с явным недовольством.

Но и у Эршада настроение было не лучшим:

— Вы слишком любопытны. Потерпите немного, и вам ответит тот, кто имеет на это право. Я же только сопровождающий.

Полещук тихо сказал Мельникову:

— Мы — в Александрии. Я слышал, как они в разговоре часто упоминали этот город.

Не отвечая, Мельников подумал: «А что? Вполне может быть. От Эр-Рияда мы двигались на северо-запад, да и, судя по времени полета, расстояние преодолели более полутора тысяч». В удобный момент напомнил:

— Володя, не забывай, что рассказал Бугчин. Мы во что бы то ни стало обязаны сообщить нашим.

— Все помню, но только как и кому сообщить?

— Думаю, подвернется случай.

К самолету с горящими фарами подъехал микроавтобус. В него сели и экипаж, и пассажиры. Машина быстро доставила их к аэровокзалу, на фронтоне которого парни прочитали название. Полещук не ошибся: они в Александрии. У здания аэровокзала пилоты вышли, а автобус проехал к дальнему крылу большого здания. И здесь Эршад предложил выходить. Душная ночь, дальний перелет делали свое дело: хотелось пить и спать. Их провели на второй этаж, и в небольшой комнате, в которой стояли четыре койки, застланные простенькими, скорее всего солдатскими, одеялами, Эршад сказал:

— Здесь и переночуете. Извините, поесть нам ничего не дадут, уже поздно. Туалет слева по коридору, питьевая вода — в кувшине на столе. Спокойной ночи.

Чертыхаясь, начали располагаться на ночь. Мельников и Полещук легли на койках, стоявших рядом, а Бугчин — на угловой, у двери. По очереди сходили в туалет. Мельников пошел последним. Когда он возвращался, в коридоре ему попался араб с ведром в руках. На довольно чистом русском языке тот сказал:

— Здравствуйте, товарищ! Скажите, сколько будет дважды два?

— Семь, — почти без промедления ответил Мельников, и сердце его учащенно забилось. Еще бы! В этом далеком уголке — и свой!

— Вы ошибаетесь, — улыбнулся араб, — будет пять. Возвратитесь в туалет, я приду следом.