Империи норманнов: Создатели Европы, завоеватели Азии

5 Вильгельм I: король-завоеватель, Нормандия и Англия, 1035–1066

Когда тело Вильгельма Завоевателя перевозили в Кан, вокруг теснились толпы людей. Последним пристанищем короля должна была стать церковь аббатства Святого Стефана, основанного Вильгельмом в 1059 году. Но когда процессия прибыла в город, вспыхнул пожар, вызвавший панику среди зрителей и сорвавший шествие. Это оказалось не единственной проблемой, сопутствовавшей похоронам. Месса в аббатстве прошла без происшествий, затем епископ Гилберт из Эврё произнес блестящую проповедь. Но когда настало время погребения, явился какой-то местный житель и заявил, что земля, на которой стоит церковь, принадлежит его семье и четверть века назад при основании аббатства эту землю незаконно отняли. В результате скорого разбирательства претензии были признаны справедливыми, и священнослужители расплатились с претендентом. Однако проблемы продолжались. Останки Вильгельма стали опускать наконец в каменный саркофаг, когда обнаружилось, что тот слишком мал. Распухшее тело нормандского герцога лопнуло, и все вокруг наполнилось ужасным смрадом{71}.

Таков был бесславный – и заслуженный, по крайней мере по мнению некоторых, – конец Вильгельма Завоевателя, короля, внушавшего окружающим ужас. Он выделялся своей кровожадностью даже в тот жестокий век. И даже сочувствующие ему авторы были обеспокоены дурными знаками, сопровождавшими его похороны. Богобоязненным людям полагалось мирно умереть и торжественно лечь в могилу. Смерть Вильгельма оказалась мучительной и затяжной, а похороны превратились в комедию ошибок. Говорят, что земля раскрывается, чтобы принять останки святых. Неприятие ею Вильгельма не оставляло сомнений в том, что он был грешником. Даже в смерти этот правитель оказался фигурой противоречивой. Чувства, которые он вызывал, отражают масштаб как его достижений, так и жертв, которых они потребовали.

Суровый нрав Вильгельма объясняется трудным детством. В 1035 году, после 90 лет мира и процветания, Нормандия погрузилась в хаос, когда во время паломничества внезапно умер отец Вильгельма, герцог Роберт I, второй сын Ричарда II. Результатом стал кризис, напоминающий ситуацию 940-х годов. Местные лорды стали стремиться к независимости, завистливые соседи также воспользовались неопределенностью, отхватив часть нормандских земель.

Ситуация осложнялась тем, что Вильгельм родился в неофициальном союзе. Уже при жизни его называли «бастардом», а возникшие легенды представляли Вильгельма плодом любви герцога Роберта к дочери простого кожевника. Но мы не будем верить легендам. Старофранцузское слово bâtard означало не ребенка, рожденного вне брака (бастарда в современном смысле), а ребенка от мезальянса – неравного союза, обычно между дворянином и женщиной более низкого происхождения. В случае Вильгельма это значило, что его мать Герлева была дочерью торговца или мелкого аристократа (есть также основания полагать, что ее отец был бальзамировщиком){72}. При обычных обстоятельствах бастард оказывался не первым в очереди на наследство, однако такие дети могли стать наследниками – и становились{73}. Так произошло с Ричардом I в 942 году, и Вильгельм был настроен повторить этот путь. Более серьезную проблему, как и в случае Ричарда, представлял возраст мальчика: на момент смерти Роберта Вильгельму было не больше восьми лет, а возможно, всего шесть. В последние годы в государстве уже наблюдались признаки нестабильности, и восхождение на трон ребенка усугубило ситуацию.

Мы не должны недооценивать последствия того, что он стал правителем в столь нежном возрасте. Вильгельм рос в мире, где жестокость и предательство были обычным делом. Друзья оказывались временными, и даже на членов семьи рассчитывать не приходилось. В первые годы от имени герцога правили другие. Около 1040 года двое из его опекунов были убиты во время первой вспышки борьбы за власть. Следующие два года жизни герцогства были очень беспокойными, и только в 1042 году появились признаки того, что Вильгельм все тверже держит в руках бразды правления. При поддержке герцога в Нормандии появился «Мир Божий» – движение, призванное ограничить насилие аристократов: люди клялись воздерживаться от насильственных действий в определенные дни, установленные церковью. «Мир Божий» был популярен в Северной Франции и Нижних землях, и его введение явно стало ответом на недавние потрясения в стране. Первый военный успех Вильгельма, о котором нам известно, датируется 1043 годом, когда он отвоевал Фалез у Турстана Гоза, виконта Авранша. Фалез был значимой герцогской резиденцией (именно здесь родился сам Вильгельм), и его возвращение стало символом вновь обретенной власти и авторитета{74}.

Однако передышка оказалась недолгой. Всего через несколько лет взбунтовался двоюродный брат Вильгельма Ги де Брионн. У Ги имелись свои планы на герцогский трон, и мятеж стал ответом на растущее влияние Вильгельма. Несмотря на некоторые первоначальные успехи, Ги и его соратники в 1047 году потерпели сокрушительное поражение в битве при Валь-эс-Дюне близ Кана. Более поздние нормандские источники много говорят о доблести Вильгельма при подавлении мятежа, однако самые ранние документы сообщают, что основная заслуга принадлежала французскому королю Генриху I. Нормандский герцог, будучи вассалом Генриха, официально попросил у него помощи. Поскольку Генрих мало что выигрывал от беспорядков у своих северных границ, он с радостью помог Вильгельму. В последующие годы союз между герцогом и королем только окреп.

Именно в этот момент в источниках начинают появляться многие из ближайших друзей и соратников Вильгельма. Например, с середины 1040-х годов герцогские хартии стали заверять Вильгельм Фиц-Осберн, Роджер де Монтгомери и Рожер де Бомон. Это дает представление о политических союзах, которые Вильгельм начнет заключать в зрелые годы. А в 1049 году он назначил своего единоутробного брата Одо епископом Байё. Одо был сыном матери Вильгельма Герлевы от ее второго супруга, Эрлуэна де Контевиля (еще один признак того, что Герлева вряд ли была дочерью скромного кожевника из более поздней легенды). Возраст Одо в лучшем случае подходил к 20 годам, так что едва ли он был готов к духовным и пастырским обязанностям на этом посту. Однако такой шаг укрепил позиции Вильгельма во втором городе герцогства, в регионе, где герцогская власть часто бывала слабой, – и значение имело только это.

Вильгельм – отнюдь не первый нормандский герцог, использовавший церковь таким образом. В 989 году Ричард I сделал своего младшего сына Роберта архиепископом Руана, а когда в 1037 году Роберт умер, регенты Вильгельма назначили на этот пост его дядю Можера (сына Ричарда II). Теперь Вильгельм распространил свое влияние на Байё в западной половине герцогства. Это было политически мотивированным назначением, и позже реформаторы его порицали. Однако в то время никто против не выступил, а если и были недовольные, их проигнорировали. Сам Одо продолжал играть в нормандском епископате явно светскую роль. Он по-прежнему вел аристократический образ жизни и участвовал в завоевании Англии, в том числе в битве при Гастингсе.

Когда внутренние дела на время уладились, у Вильгельма появилась возможность обратить внимание на отношения с соседями. В 1049 году он принял участие в кампании Генриха I против графа Жоффруа Анжуйского. Два года спустя Жоффруа ответил, захватив замки Донфрон и Алансон, которые находились на границе герцогства и принадлежали Дому Беллем (решившему связать свою судьбу с Жоффруа). Вильгельм ответил на эту угрозу, осадив оба замка. Ходили слухи, что защитники второго замка издевались над герцогом, хлопая шкурами животных по крепостной стене и крича: «Шкурник» – намек на его скромное происхождение. Так зарождалась легенда, будто Герлева родилась от кожевника. Однако смысл шутки был иным: как бальзамировщик, отец Герлевы имел дело с человеческой кожей{75}. Вильгельм не пропустил это мимо ушей и после взятия крепости жестоко отомстил: 32 защитникам замка публично отрубили руки и ноги. Узнав об этом, защитники Донфрона поспешили сдаться. Примерно в это время (около 1050 года) Вильгельм женился на Матильде, дочери графа Фландрии Бодуэна V. Это означало, что теперь герцог был связан с графами Фландрии – главными сторонниками Годвинов, врагов английского короля.

Отношения с Англией имели особое значение. К началу 1050-х годов стало ясно, что Эдита не родит Эдуарду Исповеднику наследника, и король начал отдалять от себя семью Эдиты при поддержке ряда нормандцев и французов, которые, вероятно, появились в его окружении в 1041 году, – в первую очередь Роберта Жюмьежского и Ральфа Мантского. Герцог Вильгельм должен был знать о таком развитии событий. Роберт почти наверняка проезжал через герцогство по пути к папскому двору и обратно в 1051 году и, возможно, воспользовался случаем, чтобы обсудить вопрос о наследовании Вильгельмом английской короны. Именно с этим мы должны связывать визит Вильгельма в Англию в 1051 году, о котором сообщается в рукописи D «Англосаксонской хроники». Некоторые подозревают, что это путешествие измыслили позднее, однако текст D был написан в те годы, и, вероятно, отрывок являлся частью утраченной, более масштабной хроники Уэст-Мидлендса{76}.

Какие бы возможности ни открывались в начале 1050-х годов по ту сторону Ла-Манша, вскоре внимание Вильгельма привлекли более насущные дела. К августу 1052 года король Франции Генрих заключил союз с тем самым Жоффруа Анжуйским, против которого сражался вместе с Вильгельмом тремя годами ранее. Это тревожило, поскольку нормандский герцог и анжуйский граф были давними врагами. Воспользовавшись ситуацией, восстал нормандский виконт Вильгельм Аркский – дядя герцога, брат архиепископа Можера Руанского. Прежде он был верным союзником Завоевателя, и его мятеж, вероятно, вызвало продвижение новых фаворитов при дворе (например, Роджера де Монтгомери). В чем бы ни была причина недовольства виконта, Жоффруа немедленно встал на его сторону. Мотивы короля Генриха угадать сложнее, но, вероятно, они были связаны с растущим могуществом и амбициями Вильгельма по отношению к Англии. Как покажут события, король Франции мало что выигрывает, если один из его герцогов закрепляет за собой английский трон.

В ответ герцог Вильгельм начал осаду недавно построенного замка своего дяди в Арке. Там он успешно отбил наступление войск, пришедших виконту на помощь. В следующем году Генрих и Жоффруа вернулись, напав на Нормандию с двух сторон. Однако нормандские аристократы вновь заставили захватчиков отступить, обратив их армию в бегство в битве при Мортемере{77}.

Это был важный успех герцога Вильгельма. В сражении при Валь-эс-Дюне он победил нормандских бунтовщиков только при поддержке короля Генриха. Теперь, семь лет спустя, ему удалось отразить нападение объединенных сил короля Франции и графа Анжуйского. Вильгельм укрепил свое положение и получил возможность подчинить себе соседей. Одной из первых целей стал Ги де Понтье, владения которого лежали к востоку от земель Вильгельма. Ги попал в руки герцога во время сражения при Мортемере, и теперь нормандское влияние в графстве Понтье было гарантировано. Герцог также перераспределил земли Вильгельма Аркского среди своих сторонников и снял с поста архиепископа Можера, сослав его на Гернси.

Спустя три года, в 1057-м, Жоффруа и Генрих возродили свой союз. Объединив силы, они двинулись через Иемуа в Бессен в Западной Нормандии. Возможно, им помогал Ив, епископ города Се. Пройдя вдоль реки Див к побережью, они повернули на восток в сторону Лизьё и Пэй-д'Оже. Это вторжение выглядело попыткой сохранить лицо: в 1054 году Генриха и Жоффруа унизили, и теперь они хотели отомстить. Однако герцог Вильгельм проявил хитрость и не клюнул на приманку. Он внимательно следил за противником, ожидая момента для нападения. Подходящая возможность представилась, когда Генрих и Жоффруа пересекали Див у Варавиля. Подъем воды на болотистых землях Варавиля застал короля и графа врасплох и отвлек их во время переправы. Воспользовавшись этим, Вильгельм атаковал застрявший арьергард. Находившиеся на другой стороне реки Жоффруа и Генрих могли только беспомощно наблюдать, как уничтожают значительную часть их войска{78}.

Победа при Варавиле оказалась решающей. Пусть силы вторжения были меньше, чем в 1054 году, что признавали нормандские источники, герцог во второй раз подряд разбил объединенное войско своих самых могущественных соседей. Смысл произошедшего был ясен: Нормандию нельзя трогать, на Вильгельма нельзя нападать. Это вторжение в герцогство оказалось последним в жизни Вильгельма. В ближайшие годы ему оставалось просто охранять свою юго-западную границу, почти не сталкиваясь с попытками захвата его земель. Он устроил брак Мабель де Беллем (наследницы Дома Беллемов, земли которого располагались на границе Нормандии и Мэна) со своим близким союзником Роджером де Монтгомери и заручился поддержкой Ива из Се, дяди Мабель. С 1053 года Вильгельм занимался внутренними делами. Но теперь он мог отправиться за мечтой.

В ретроспективе годы между 1057-м и 1066-м кажутся затишьем перед бурей. Однако это впечатление обманчиво. Возможно, мы плохо осведомлены о действиях герцога, но все признаки лихорадочной подготовки были налицо. Главной задачей Вильгельма стало закрепить свои позиции на юге и западе. В 1063 году он обеспечил своему сыну наследование в Мэне, а в следующем (или, возможно, в 1065-м) году возглавил поход на Бретань. Трудно не считать все это прелюдией к драматическим событиям 1066 года. Эдуард Исповедник был уже стар – старше любого правившего английского короля со времен Эгберта, жившего в начале IX века. Освобождение трона оставалось лишь вопросом времени.

Вильгельму было под сорок, он только что одержал победу над королем Франции и графом Анжу и находился на пике могущества. Завоевав Мэн и запугав Бретань, он подготовил почву для своего длительного отсутствия в герцогстве. Показательно, что в это время он решил назначить наследником старшего сына Роберта. Нормандские герцоги обычно назначали преемников еще при жизни. Как правило, это происходило в поздние годы, зачастую во время болезни, и исключением было лишь планирование какого-то особенно рискованного предприятия. Отец самого Вильгельма – как выяснилось, к счастью, – назначил его своим наследником перед тем, как отправиться в паломничество в Святую землю в 1035 году, откуда он так и не вернулся. То же самое Вильгельм сделал для Роберта в 1062 или 1063 году – хотя надо отметить, что герцог поступил так в момент тяжелой болезни, – и это важно{79}. Впереди ожидали риски, и Вильгельм подстраховывался.

Возможно, заинтересованность Вильгельма в английской короне объяснялась еще одним событием: появлением при его дворе Гарольда Годвинсона (вероятно, в 1064 году). Точные причины этого визита остаются загадкой. Более поздние нормандские источники утверждают (весьма неправдоподобно), что Эдуард отправил Гарольда, чтобы подтвердить свое предыдущее обещание отдать престол герцогу. Более вероятное объяснение этих событий дает Эдмер Кентерберийский. Согласно ему, английский эрл хотел добиться освобождения младшего брата и племянника, отправленных ко двору герцога в качестве заложников в начале 1050-х годов{80}.

Возможно, Гарольд также надеялся заключить собственный договор с Вильгельмом. В 1064 году было еще далеко не очевидно, что вопрос престолонаследия сведется к соперничеству между Гарольдом и Вильгельмом{81}. Конечно, английский эрл знал об устремлениях нормандского герцога. Однако более ощутимую угрозу для него представлял брат – Тостиг, эрл Нортумбрии. Хотя Тостиг был моложе (и беднее) Гарольда, он пользовался благосклонностью королевы и был женат на Юдифи Фландрской, единокровный брат которой Бодуэн был регентом при малолетнем короле Франции Филиппе I. Английский претендент на трон вполне мог предположить, что Вильгельм предпочтет поддержать Тостига, а не претендовать на трон самому: надо думать, что такой ход с радостью поддержала бы и Матильда – жена Вильгельма и дочь Бодуэна.

Впрочем, какими бы ни были планы Гарольда, они пошли прахом. Его корабль сбился с курса, а после высадки на сушу эрл попал в плен к Ги де Понтье, который освободил его только по приказу Вильгельма. Это изменило баланс сил между Гарольдом и герцогом. Вместо того чтобы появиться как равный, английский эрл с самого начала оказался в долгу перед нормандцем. Гарольда тут же взяли в поход в Бретань (вероятно, для демонстрации силы), а затем герцог наконец потребовал от него знаменитую клятву. Более поздние нормандские источники утверждают, что Гарольд пообещал поддержать притязания Вильгельма на английский престол, как того всегда хотел Эдуард. Вероятно, они перебирают в формулировках. Однако ясно, что какое-то обязательство существовало, поскольку оно упоминается в более позднем тексте Эдмера, который в остальном весьма сочувствует бедственному положению англичан. То же самое относится и к гобелену из Байё (сделанному английскими мастерами, хотя и для нормандского владетеля), который изображает принесение клятвы (лат. sacramentum) Гарольдом. Вполне возможно, это была клятва верности в связи с церемонией оммажа, и такое предположение подтверждается тем, что в предыдущей сцене гобелена (как и в рассказе хрониста Гийома из Пуатье) Гарольд получает от Вильгельма оружие – как вассал после присяги. Если это так, то описанный акт был достаточно двусмысленным и оставлял обеим сторонам место для интерпретации – несомненно, намеренно. С точки зрения Вильгельма, Гарольд стал его человеком: он должен был проявлять абсолютную преданность и поддерживать его притязания на английский престол. С точки зрения Гарольда, он признал доминирующее положение Вильгельма, не дав при этом никаких конкретных обещаний на будущее{82}.

1065 год сложился для Гарольда лучше. После многих лет брожений знать Йоркшира в октябре подняла восстание против его брата Тостига, объявив того низложенным. Вероятно, Гарольд испытывал при этом смешанные чувства, но сумел воспользоваться событиями, создав союз с Эдвином и Моркаром, сыновьями эрла Мерсии Эльфгара. Более того, Эдуард Исповедник был болен, и Гарольд явно стоял за троном, замещая короля в вопросах, связанных с этим восстанием на севере. Медленно, но верно с пути Гарольда исчезали все препятствия. Освящение Вестминстерской церкви – детища Эдуарда – перенесли на 28 декабря, но состояние здоровья короля все равно не позволило ему присутствовать на церемонии. Он скончался 5 января.

Шансы Гарольда были очень высоки. Главного потенциального внутреннего соперника изгнали из королевства, а сам он только что успешно замещал человека, которого надеялся сменить на троне. Гарольд был королем во всем, кроме имени. И самое главное, он был в Лондоне, когда умер Эдуард. Этим преимуществом Гарольд и воспользовался, обеспечив смену власти на своих условиях и организовав избрание и коронацию уже на следующий день – возможно, во время той же службы, что была посвящена похоронам Эдуарда{83}.

Неподобающая спешка объяснялась проблемами, которые стояли перед Гарольдом. Пусть Тостиг и был изгнан во Фландрию, но он стремился вернуть власть (как и его отец в 1052 году). Кроме того, на корону притязали герцог Вильгельм и норвежский король Харальд Суровый. Существовала и опасность поближе – Эдгар Этелинг. Возможно, Эдгару и не хватало богатства и связей Гарольда, зато он обладал наиболее вескими династическими основаниями для восшествия на престол.

Гарольд явно торопился в расчете на то, что его воцарение будет восприниматься как свершившийся факт, который уже нельзя изменить. Он не мог позволить себе провести следующие полгода в раздорах, поэтому ковал железо, пока горячо. А будучи главным государственным деятелем королевства, Гарольд имел для этого все возможности. После падения Тостига он поддержал притязания Моркара на Нортумбрию. Моркар был младшим сыном Эльфгара, который долгое время возглавлял антигодвиновскую партию при дворе. Таким образом, Гарольд использовал изгнание собственного брата, чтобы заручиться поддержкой своих традиционных соперников. Возможно, ради этого же Гарольд женился на Эдите Мерсийской, дочери Эльфгара, которая ранее была замужем за валлийским королем Гриффидом ап Лливелином. Когда в начале 1066 года Гарольд заявил о своих притязаниях на престол, не осталось никого, кто мог бы ему противостоять.

На пороге смерти Эдуард Исповедник, возможно, смирился с неизбежным. Большинство английских источников сходятся во мнении, что король назначил Гарольда своим наследником (или по крайней мере возложил на него управление государством). Если бы Эдуард протянул еще несколько лет, он вполне смог бы сделать наследником Эдгара. Однако из-за угрозы иностранного вторжения и из-за юного возраста Эдгара король предпочел передать власть в более опытные руки.

Пусть переход короны к Гарольду не стал неожиданностью, но это был захват власти – и притом наглый, – что поднимало вопрос о его легитимности. Для Вильгельма эти события послужили необходимым оправданием. Какими бы ни были прежние обещания Эдуарда, теперь Вильгельм мог изображать из себя законного наследника покойного короля, которого отодвинул от трона честолюбивый эрл Уэссекса. Однако вести военные действия зимой было нельзя, так что герцог запустил дипломатические механизмы. Возможно, первым шагом стало обращение к римскому папе. Вильгельм прекрасно понимал, что вторжение будет воспринято неоднозначно, поэтому стремился везде, где возможно, посеять сомнения в законности правления Гарольда и подчеркнуть свои права на наследование престола. Заручившись папской поддержкой – которую, согласно более поздним источникам, символизировало знамя{84}, – Вильгельм мог придать планируемому вторжению вид священной войны. Оно превращалось в войну с узурпатором и клятвопреступником, врагом Бога и людей.

В помощь Вильгельму было и то, что в последние годы он поддерживал папские инициативы в Нормандии. С начала 1050-х годов папы все более резко призывали к реформированию церкви, и теперь герцог позиционировал себя как потенциальный союзник папы в Англии. Воду на мельницу Вильгельма лило и незаконное положение Стиганда на вершине английской церковной иерархии. Это назначение резко осудили несколько сменивших друг друга пап, и теперь Вильгельм выставлял себя христианским Гераклом, готовым очистить авгиевы конюшни Англии.

С наступлением весны в герцогстве начались активные приготовления к походу. 18 июня Вильгельм освятил новую церковь монастыря Святой Троицы в Кане, заложенную его женой Матильдой («сестринскую» для церкви Святого Стефана). Герцог и герцогиня осознавали опасности предстоящей экспедиции и лишний раз пытались заслужить благосклонность Господа. Божественная помощь для победы Вильгельма была важна не меньше (а то и больше) военной силы. По сути, для этого Матильда и Вильгельм посвятили Богу свою дочь Сесилию. Будучи старшей из дочерей[12], Сесилия годилась для выгодного династического брака, но Вильгельм и Матильда решились отказаться от этого ради монастыря Святой Троицы{85}. Для благочестивой пары этот вопрос был не пустяковым.

Весной и летом Вильгельм занимался передачей управления Нормандией в руки Матильды, заручившись поддержкой своих друзей и союзников Рожера де Бомона и Роджера де Монтгомери. Он также совершил поездку по герцогству и по соседям, организуя защиту границ. Особенно важно было добиться поддержки Ги де Понтье и Евстахия Булонского. Ни один из них не имел привычки помогать герцогу. Ги подчинился Вильгельму совсем недавно, в 1052 году, а Евстахий был давним врагом графов Фландрии (которые теперь стали родственниками Вильгельма через жену Матильду) и недавно поддержал притязания своего пасынка Готье на графство Мэн – против старшего сына Завоевателя. Однако противостояние с герцогом не принесло пользы ни Ги, ни Евстахию, а ожидавшие в Англии перспективы были слишком хороши, чтобы пренебречь ими. Поддержка Вильгельма оказывалась беспроигрышным делом: если предприятие потерпит неудачу, это ослабит могущественного соседа; если удастся, Ги и Евстахий получат долю добычи.

Поездка Вильгельма по Нормандии и соседним владениям преследовала и еще одну цель – вербовку. Герцогу требовалась куда большая армия, нежели обычно, и многих его баронов приходилось уговаривать. Значительная часть войска прибыла из-за границы: людей соблазнили деньгами и обещаниями щедрой награды. К лету Вильгельм заручился поддержкой знати от Фландрии до Бретани. Однако герцогу требовались не только люди – нужно было переправиться через Ла-Манш. Важным свидетельством здесь выступает загадочный текст, известный как «Список кораблей». Он заставляет предположить, что в распоряжении нормандца имелось свыше 700 кораблей (разного размера и качества) – могучий флот по меркам того времени{86}. Есть все основания полагать, что этот список, добавленный в одну рукопись XII века, – точная копия более раннего документа, составленного при формировании войска.

Первоначально силы герцога собрались в конце весны в Диве, к северу от Кана. Оценивать численность средневековых войск было рискованным делом даже в лучшие времена, и здесь мы в значительной степени полагаемся на нормандских хронистов более поздних лет. Историки называют разные цифры – от 7000 до 14 000 человек, но чаще склоняются к нижней границе этого диапазона{87}. Не вызывает сомнений, что эти силы были необычно велики – и вполне достойны короля. Что привлекло столько людей под знамена Вильгельма? Отчасти его послужной список. За последние годы герцог дважды разбил короля Франции и графа Анжуйского, захватил Мэн и разорил Бретань. Этот человек мог добиться чего угодно – по крайней мере так казалось. На руку Вильгельму играли и нормандские завоевания в других местах. В 1030-х и 1040-х годах его соотечественники захватили обширные территории в Южной Италии. Вильгельм хорошо знал об этом: Уильям Мальмсберийский сообщает, что герцога подстегивало желание повторить подвиги Роберта Гвискара{88}. Эти завоевания показывали потенциальным желающим присоединиться к армии, что предприятие Вильгельма, может быть, и рискованно, но далеко не безрассудно. А если ставки высоки, то и риск оправдан. Англия была одним из самых богатых королевств Западной Европы: благодаря все более централизованному управлению, оно могло собирать огромные объемы налогов.

Одно дело – снарядить армию, и совсем другое – благополучно переправиться через Ла-Манш. Летняя погода обычно этому благоприятствует, но Вильгельму не повезло. Похоже, сначала он попытался пересечь пролив, выйдя из Дива (вероятно, сразу после освящения монастыря Святой Троицы). Однако неблагоприятные ветры погнали флот на восток, вынудив герцога сделать остановку в Сен-Валери-сюр-Соме в графстве Ги де Понтье{89}. Это было удачно, поскольку Сен-Валери обладал рядом преимуществ по сравнению с Дивом. Он имел большую природную гавань и располагался гораздо ближе к английским берегам. Предварительное создание Вильгельмом альянса уже окупалось.

Попутного ветра не было весь июль, август и значительную часть сентября. Однако, возможно, попытки пересечь пролив все же предпринимались. В тексте Е «Англосаксонской хроники» сообщается о какой-то морской стычке, и ссылка на то же событие попала в «Малую книгу»[13]{90}. Однако большая часть войска находилась в Понтье. Должно быть, поддержание дисциплины в течение этих месяцев бездействия представляло огромную проблему; то же касается и снабжения такого количества людей{91}. Удивительно, что Вильгельм с этим справился – вероятно, это было главным его достижением в том году.

Гарольд знал о планах Вильгельма и тщательно следил за своим южным побережьем. Надолго сохранить в тайне сбор такого флота просто невозможно, и новости вскоре достигли английских берегов. Однако у Гарольда и без того хватало хлопот. В конце апреля его брат Тостиг появился у острова Уайт и начал разорять южное и восточное побережья, а затем отправился искать убежище при дворе короля Шотландии. Когда первое вторжение Тостига завершилось, Гарольд собрал армию и флот – «больше, чем любой король собирал прежде в этой стране» – и приготовился встретить Вильгельма. Король разместил свои силы на острове Уайт и вдоль южного побережья, где ранее на берег высадился Тостиг (и прямо напротив того места, где в 1041 году появился Эдуард). Однако Гарольд, как и Вильгельм, не взял в расчет погоду. Месяц шел за месяцем, и провизии стало не хватать. В конце концов 8 сентября Гарольд был вынужден распустить войско и отправить флот в Лондон.

Но едва король вернулся в столицу, как пришли тревожные вести с севера. Тостиг объединился с норвежским королем Харальдом Суровым, который имел некоторые права на Англию как предполагаемый наследник Хардекнуда. Они встретились у Тайна, а затем обратили в бегство старых врагов Тостига, Эдвина и Моркара, и заняли столицу Нортумбрии Йорк. В ответ Гарольд совершил один из величайших в истории Средневековья маршей. Он собрал армию и двинулся на север со скоростью 40 километров в день и добрался до вражеских сил у переправы Стамфорд-Бридж менее чем за две недели – к 25 сентября. Гарольд застал Харальда и Тостига врасплох – их воины, по-видимому, даже не успели надеть доспехи – и вскоре обратил противника в бегство. В сражении пали и Харальд, и Тостиг.

Но отдыхать Гарольду и англичанам было некогда. Всего через два дня после этой громкой победы ветер на Ла-Манше переменился, и уже 28 сентября Вильгельм и его люди высадились в Англии. По иронии судьбы длительная задержка из-за погодных условий сыграла на руку герцогу. Теперь он не встретил сопротивления. Он высадился в Певенси, затем направился на восток, к Гастингсу, который защищали земляные укрепления железного века. Здесь Вильгельм разбил лагерь, приказав построить для дополнительной защиты мотт – земляную насыпь, увенчанную деревянными укреплениями. После этого герцог начал разорять окрестности. Отчасти это было необходимо: его войска не могли взять с собой припасов больше чем на несколько дней, поэтому приходилось искать пропитание. Но одновременно это стало хитрым тактическим приемом: вытащить армию английского короля. Отец Гарольда происходил из Суссекса, и герцог поднес факел к старым землям Годвинов. Время, пригодное для военной кампании, уже подходило к концу, и Вильгельму нужно было сражение. Наступление зимы пошло бы на пользу Гарольду и англичанам, поскольку герцог вряд ли сумел бы обеспечить свою армию провизией на вражеской территории в холодные месяцы.

К счастью для Вильгельма, Гарольд проглотил наживку. Вернувшись в Лондон, он собрал еще одну армию. Возможно, кто-то из его воинов сражался у Стамфорд-Бриджа, но основную часть должны были составлять свежие силы, вероятно взятые из армии, распущенной месяцем ранее. Затем это войско направилось на юг и разбило лагерь недалеко от современного города Баттла – примерно в 12 километрах к северу от армии Вильгельма в Гастингсе. Всё было готово к развязке. Остается загадкой, почему Гарольд решил дать бой. Сражения оставались рискованным делом и в лучшие времена, а Гарольд не мог позволить себе потерпеть поражение. Возможно, обычно уравновешенного короля разозлил удар по родине предков. Более вероятно, что Гарольд надеялся повторить свой успех у переправы Стамфорд-Бридж, застигнув Вильгельма врасплох. Так или иначе, эта ошибка оказалась роковой.

Сражение началось утром 14 октября. Как и в предыдущие месяцы, Вильгельм стремился заручиться божественной помощью – и к тому же, чтобы все это увидели. Поэтому он начал день со слушания мессы, а затем взял с собой в битву священные реликвии – как утверждают, те самые, на которых Гарольд клялся двумя годами ранее. Какими бы ни были клятвы Гарольда, это должно было напомнить людям герцога, что Бог на их стороне.

Несмотря на множество рассказов об этом сражении, наши знания о нем отрывочны. Авторы всех сохранившихся текстов не участвовали в битве, а два наиболее подробных изложения – поэтическая «Песнь о битве при Гастингсе» (Carmen de Hastingae Proelio) епископа Ги Амьенского и хвалебный прозаический труд «Деяния Вильгельма» хрониста Гийома из Пуатье – были созданы некоторое время спустя и предназначались для герцогского двора в Нормандии. Однако ясно, что силы были примерно равны. Войско Гарольда расположилось на холме – вероятно, на возвышенности, находящейся в центре современного города Баттла. Это дало ему стратегическое преимущество перед конницей Вильгельма, которая в противном случае оказалась бы полезнее. Однако в тактическом или технологическом отношении армии мало чем отличались друг от друга{92}. Вильгельм мог иметь небольшое преимущество в лучниках. На гобелене из Байё у нормандцев их значительно больше, чем у англичан, в то время как более поздние источники утверждают, что англичане ничего не понимали в стрельбе из лука (хотя это звучит довольно сомнительно). Возможно, когда армии вступили в бой, лучники Гарольда все еще двигались на юг от Лондона или он спешно пытался набрать достаточное их количество. Стрелки из лука особенно эффективны против скоплений пеших воинов, и поскольку стратегия Гарольда заключалась в обороне возвышенности, это делало английское войско уязвимым. И все же едва ли стрельба из лука стала решающим фактором в битве. Благодаря расположению англичане были защищены от нормандских лучников – по крайней мере, поначалу.

Вильгельм попытался проредить войско англичан с помощью обстрела. Затем двинул в атаку пехотинцев, но они не пробились сквозь плотную стену английских щитов. Тогда в бой вступила кавалерия Вильгельма, но вскоре была вынуждена в беспорядке отступить. Гийом из Пуатье предполагает, что бегство возглавляли бретонцы, но «Песнь о битве при Гастингсе» возлагает вину на нормандцев (что более правдоподобно). Вильгельму грозил разгром. Поползли слухи, что герцог погиб, и это внесло смятение в его войско. Как известно, тогда Вильгельм снял свой шлем и обратился к воинам, сплотив их и обратив против преследователей-англичан, которые теперь уже и сами несли значительные потери. Позиции на вершине холма были почти неприступны, но на равнине войска Гарольда становились легкой добычей для нормандских рыцарей. По словам Гийома, этим и воспользовался герцог Вильгельм: он и его кавалерия еще дважды атаковали англичан на холме, а затем притворно отступали и уничтожали тех, кто их преследовал.

Было уже далеко за полдень, и люди Гарольда устали. Их становилось все меньше, они рассредоточились и потому стали более уязвимы. Именно теперь нормандские лучники смогли показать себя. И тем не менее, пока был жив Гарольд, перспективы англичан оставались хорошими. Поэтому нормандцы продолжали атаковать. Решающий момент наступил где-то во второй половине дня, когда погиб Гарольд. Обстоятельства смерти короля до сих пор окутаны тайной. Наш самый ранний источник – Carmen – говорит, что Гарольда убил нормандский «эскадрон смерти», состоявший из герцога Вильгельма, Евстахия Булонского, Гуго де Понтье и Роберта Гилфара. Возможно, одна из двух сцен смерти на гобелене из Байё изображает именно этот момент. Однако подозрительно, что непосредственно причастными к кончине Гарольда оказались такие высокопоставленные фигуры, и эти подозрения только усиливаются, если учесть, что Ги Амьенский (автор поэмы) включил в эту группу своего брата Гуго{93}. К началу 1080-х годов появилась альтернативная версия событий – возможно, более точная. Знаменитую историю о том, как Гарольд встретил свою смерть со стрелой в глазу, до сих пор рассказывают в большинстве британских школ. Первым эту версию зафиксировал Амат из Монте-Кассино – хронист, писавший на территории нормандских владений на юге Италии около 1080 года. Текст Амата сохранился только во французском переводе начала XIV века (а следовательно, находится на расстоянии шага от латинского оригинала), и на этом основании его часто ставят под сомнение. Но перевод достаточно точен – вмешательства переводчика имеют вид отдельных пояснений и пропусков, и в целом текст заслуживает уважительного отношения. Эта сцена смерти, по-видимому, тоже изображена на гобелене, хотя фрагмент подвергался реставрации{94}.

В конце концов, важнее сам факт гибели Гарольда, чем ее обстоятельства. После смерти короля поражение превратилось в бегство – и тут, преследуя англичан, нормандские рыцари оказались в своей стихии. Вместе с Гарольдом пали двое его братьев, а также значительная часть английской аристократии. Не осталось никого, кто мог бы вновь собрать армию англичан. Победа была настолько полной, насколько это могло быть в Средние века. Теперь почти ничто не отделяло Вильгельма от короны, которой он жаждал.