Империи норманнов: Создатели Европы, завоеватели Азии

15 Слишком далекий мост? Северная Африка, 1142–1159

Когда Рожер де Готвиль завершал завоевание Сицилии, к нему прибыли посланники из приморских городов-государств Генуи и Пизы с предложением присоединиться к ним и напасть на Махдию – многолюдный город на побережье современного Туниса в Северной Африке, столицу правителей из династии Зиридов. Нападение рядилось в религиозные одежды и трактовалось как удар по силам ислама – своего рода «протокрестовый» поход. Однако дело было не только в религиозном пыле. Пиза и Генуя стремились нажиться на прибыльной торговле между Западным и Восточным Средиземноморьем. Рожер с его растущей известностью и опытом морских сражений хорошо подходил в качестве союзника.

Советники Рожера были совсем не прочь воспользоваться такой возможностью. По крайней мере, так уверяет арабский историк и летописец Ибн аль-Асир. Но, по его словам, осмотрительного Готвиля предложение не впечатлило. Он приподнял ногу и громко испустил ветры, а затем заявил, что этот звук лучше, чем речи мудрых голов при дворе. Ведь, как заметил Рожер, если нормандцы присоединятся к этому предприятию, они вскоре окажутся в худшем из возможных миров. В случае успеха выгода достанется их северным союзникам, а в случае неудачи они понесут основную тяжесть последствий. Более того, на них лягут основные расходы по снабжению похода. Недавно Рожер заключил мир с зиридским правителем Тамимом ибн аль-Муиззом и не собирался рисковать этим союзом ради сомнительной авантюры.

Рассказ Ибн аль-Асира появился почти через полтора столетия после описанных в нем событий, и хронист путает некоторые детали. В качестве движущей силы плана у него выступают не Пиза с Генуей, а второй правитель Иерусалима – Балдуин, граф Эдессы; кроме того, историк, похоже, считал, что Рожер был независимым правителем, а не вассалом (пусть и номинальным) своего старшего брата Гвискара. Описывая поведение Рожера, он явно желал подчеркнуть варварство новых нормандских правителей Сицилии. Тем не менее аль-Асир не сочинил эту историю на пустом месте. Он опирался на более ранние источники, зачастую весьма достоверные. Нападение на Махдию реально произошло и предшествовало Первому крестовому походу. Из других источников мы знаем, что Рожер отклонил приглашение участвовать в этом походе. Таким образом, есть все основания верить существу рассказа хрониста{235}.

Грубоватый портрет, созданный аль-Асиром, показывает, до какой степени Рожер и Роберт были вовлечены в сложный политический мир Средиземноморья, в котором видными игроками являлись и правители Северной Африки. Ибн аль-Асир стремился написать всеобъемлющую историю, что – с его точки зрения – означало включение всего, что касается исламского мира{236}. К 1080-м годам это, очевидно, относилось и к Рожеру, а в последующие годы сицилийский правитель и его сын и преемник Рожер II станут играть еще более заметную роль в политике Северной Африки.

Сицилия и Северная Африка обладали большим стратегическим и торговым значением. Несмотря на перемены, вызванные падением Западной Римской империи в V и VI веках, Средиземное море продолжало оставаться важным каналом торговли (и передачи информации) между Европой, Северной Африкой и Ближним Востоком. К XI веку объемы и ценность этой торговли стремительно росли. Итальянские города-государства, в частности Пиза и Генуя, стремились держать в своих руках торговлю на северо-западе Средиземного моря, в чем они вполне преуспели, в то время как византийцы, венецианцы и Фатимидский халифат захватили восточные рынки{237}. Значение Сицилии и исламской провинции Ифрикия (включавшей современный Тунис, а также части Алжира и Ливии) было в том, что они находились на границе этих двух сфер влияния. Тот, кто владел ими, мог рассчитывать на приличную прибыль.

Отчасти благодаря многолетнему исламскому правлению Сицилия и Северная Африка были тесно связаны. Палермо, столица острова, располагался ближе к Махдии, чем к Риму. К тому же Сицилия в это время снабжала зерном Северную Африку, которая все чаще страдала от засух. Когда Рожер начал усиливать свое влияние на Сицилии, естественным образом возник вопрос, как это скажется на торговле{238}. Как и в случае с предложением генуэзцев и пизанцев, Рожер подошел к этому вопросу с присущим ему прагматизмом. Если можно получать прибыль, то он не собирается раскачивать лодку. Действительно, и он, и его сын стремились прийти к соглашению с мусульманскими и греческими общинами в своих владениях и за их пределами. Они отдавали предпочтение христианам перед мусульманами (и латинскому обряду перед греческим), однако приветствовали и поддерживали контакты с людьми любого происхождения. Одним из главных советников Рожера II был сириец-христианин Георгий Антиохийский, ранее служивший зиридским правителям Ифрикии; другим был Филипп Махдийский, сменивший Георгия на должности эмира (лат. amiratus)[34]{239}. Таких людей именовали «дворцовыми сарацинами» Рожера. Формально для службы требовался переход в христианскую веру, однако это обращение зачастую могло быть поверхностным. При дворе Рожера верность имела приоритет перед верой, а прибыль – перед национальной спесью.

По мере упрочения нормандской власти правители Сицилии начали заявлять о себе в Средиземноморье. В 1091 году Рожер I уже захватывал Мальту. Вскоре нормандцев оттуда изгнали, но в 1127 году Рожер II сумел вернуть ее{240}. Расположение Мальты между Сицилией и Ифрикией делало ее естественным перевалочным пунктом на пути в Северную Африку. Однако прежде чем Рожер смог закрепить свой успех, ему пришлось переключить внимание на ситуацию в материковой части Италии.

Тот факт, что у нормандцев появилась сама возможность думать о самостоятельном ударе по Северной Африке, показывает, как много изменилось за последние полвека. В 1080-х годах Рожер I все еще был занят защитой Сицилии. Все дальнейшие нормандские завоевания нацеливались на Адриатику, куда были вложены значительные средства Гвискара и Боэмунда. Рожер рассматривал нападение на Махдию только в составе мощной морской коалиции – и вскоре отверг эту идею. С тех пор баланс сил в нормандских владениях на юге Италии решительным образом изменился. После смерти Гвискара в 1085 году Рожер поддержал своего племянника Рожера Борсу, назначенного наследником Роберта. Но тот никогда не пользовался таким уважением, как его отец. Гвискар уже сталкивался с серией мятежей в Апулии; переход власти к молодому и относительно неопытному Борсе только раздул это пламя.

В конце концов Рожер Борса закрепился на престоле, но по-прежнему сильно зависел от своего дяди. Смерть Рожера I и приход к власти его детей – Симона, а затем Рожера II – мало что изменили в этих отношениях. Их мать Аделаида Савонская (в будущем королева Иерусалима) успешно исполняла роль регентши, гарантируя целостность владений Симона и Рожера. В 1111 году Борса умер, оставив на герцогском престоле молодого сына Вильгельма II. Рожер II и Вильгельм II были примерно ровесниками, однако первый вскоре стал более могущественной политической силой. Формально Вильгельм был выше, но такое положение становилось все более номинальным, и когда в 1127 году он скончался, не оставив законных наследников, Рожер быстро взял под свою власть Калабрию и Апулию, заблаговременно объявив себя наследником Вильгельма{241}.

В результате такого развития событий власть в пределах итало-нормандского государства сместилась на юг и запад – из Бари, Бриндизи и Венозы в Салерно и Палермо. Если Гвискар смотрел через Адриатику на Балканы, то его племянник предпочитал глядеть через Средиземное море в Северную Африку. Однако расширение владений Рожера принесло также и значительные проблемы. Его правопреемство в материковом герцогстве вызвало ожесточенные споры и недовольство, в частности со стороны понтифика, который после соглашений в Мельфи требовал права утверждать герцога. Ситуацию усугубило решение Рожера в 1130 году претендовать на королевский титул. Если захват герцогской власти был дерзостью, то притязания на королевский престол воспринимались как оскорбление.

Эти события беспокоили многих и за пределами Италии. Все основания опасаться растущей мощи Рожера (не в последнюю очередь на море) имелись у византийских императоров, все еще обладавших некоторыми правами на Южную Италию. Их опасения разделяли и германские императоры, у которых также были интересы на юге. Вскоре между папой и двумя императорами началось сближение – попытка возродить старый альянс Льва IX 1050-х годов. Это помогло усилить недовольство в Апулии, где не всем нравилось управление из Палермо.

В результате Рожер II провел большую часть 1130-х годов, пресекая угрозы – как внутренние, так и внешние{242}. Тем не менее он никогда не упускал из виду другие интересы. Так, он поссорился с зиридскими правителями Ифрикии из-за торговых прав и приказал в 1123 году напасть на Махдию. Впрочем, победы это ему тогда не принесло. В 1135 году внутренние раздоры в регионе дали ему предлог для дальнейшего вмешательства. Зиридский эмир аль-Хассан обратился к Рожеру за помощью в противостоянии хаммадидскому правителю соседнего города Бужи (современная Беджая). Флот Рожера обеспечил необходимое прикрытие, однако не упустил возможность захватить остров Джерба, расположенный недалеко от побережья Северной Африки. Столь явная демонстрация намерений не ускользнула от внимания северных соседей Рожера. На соборе в Мерзебурге византийские и венецианские эмиссары сообщили – с некоторым преувеличением, – что сицилийский выскочка захватил всю Африку, «третью часть мира»{243}.

Неотложные дела в материковой части Италии поначалу мешали Рожеру развить успех. Но к началу 1140-х годов время пришло. Ифрикию продолжали раздирать конфликты между традиционными эмирами династии Зиридов и отделившимися от них Хаммадидами – берберской династией, основавшей государство западнее. Из-за засух аль-Хассан становился все более зависим от поставок сицилийского зерна. Рожер сумел воспользоваться этим и добился того, что в 1141–1142 годах эмир признал его власть. В следующем году он начал нападать с моря на прибрежные города Западной и Восточной Ифрикии. Это преподносилось как попытки укрепить власть аль-Хасана. Но достаточно скоро Рожер отказался поддерживать своих союзников Зиридов. В июне 1143 года сицилийские войска нанесли удар по городу Триполи, который сам стремился избавиться от власти Зиридов. Нападение не увенчалось успехом, зато был успешно разграблен Джиджель (в современном Алжире). В следующем году успехи продолжились: на западе пал Барашт (нынешний Бреск), а на востоке – остров Керкенна.

Со взятием Триполи в 1146 году был заложен фундамент для создания Североафриканского королевства под властью Рожера. До сих пор все его походы были пиратскими рейдами. Теперь он начал переходить к долгосрочным завоеваниям{244}. Этому способствовал непрекращающийся голод, ослабивший его противников. Как и его отец на Сицилии, Рожер старался снискать расположение местных мусульман. От них требовалось платить дополнительный налог, но исповедовать ислам не воспрещалось. Такое обращение сглаживало острые углы, связанные с христианским правлением. И достаточно быстро к Рожеру начали обращаться недовольные из других регионов, где правили Зириды.

Последний удар по династии пришелся на 1148 год, когда мощный сицилийский флот подошел к Махдии. Осознав, что сопротивление бесполезно, аль-Хасан бежал вглубь страны. Опасаясь христиан, его примеру последовали многие жители. Но как только они услышали о справедливом отношении Рожера к мусульманам, большинство из них вернулись. Инициатива теперь полностью принадлежала Рожеру, и его войска захватили Сус и Сфакс – стратегически важные портовые города к югу от Махдии. Статус Туниса понизили до данника, а Габес признал сюзеренитет Рожера. Впечатленный таким продвижением, папа Евгений III рукоположил нового «архиепископа Африки» (то есть Ифрикии). В последнее время в Северо-Западной Африке расширялись владения Альмохадов, которые, в отличие от других исламских держав, не терпели христианских меньшинств. Государство Рожера теперь обещало защиту от них.

Казалось, что сицилийские нормандцы неудержимы, и Ибн аль-Асир утверждает, что Рожер завоевал бы всю Африку, если бы его не отвлекали конфликты с Византией{245}. Это преувеличение. В лучшем случае Рожер добавил бы к своим владениям еще несколько прибрежных городов. Тем не менее сообщение аль-Асира дает представление о настроениях в кругах Зиридов. Армия Рожера стремительно продвигалась по региону, и только Второй крестовый поход, во время которого Рожер нанес удары по Византии в 1147 и 1148 годах, отвлек на себя его внимание.

Понятно, что Рожер гордился такими достижениями. Он чеканил монеты в Северной Африке и, похоже, экспериментировал с титулом «король Африки/Ифрикии», особенно в арабских документах, написанных от его имени{246}. (В трехъязычном государстве Рожера документы составлялись на латыни, греческом и арабском языках.) Но, как и в случае завоеваний Гвискара на Адриатике, над территориями Рожера в Африке постоянно нависала угроза. Непосредственно к западу правили Альмохады, которые вряд ли намеревались долго терпеть соседа-христианина. На востоке лежали владения Фатимидов, номинальных повелителей Зиридов. Фатимиды находились в хороших отношениях с Рожером, и именно с их молчаливого одобрения он создал свой анклав в Северной Африке. Но по мере того как Рожер обретал уверенность, в их отношениях начали появляться трещины. Слабые Зириды Фатимидов не беспокоили, а вот быстрая экспансия нормандцев представляла куда более серьезную проблему.

Весной 1153 года большая арабская коалиция, которую поддерживал Рожер, потерпела разгромное поражение от Альмохадов при Сетифе (в современном Алжире). В ответ Рожер послал флот под командованием Филиппа Махдийского, чтобы захватить порт Бон (современная Аннаба) – в надежде создать буферную зону. Долгосрочные перспективы нового африканского государства теперь выглядели мрачно. Его судьба решилась в начале 1154 года со смертью Рожера. Последующие годы, пока наследник Рожера Вильгельм I Злой, пытался утвердиться, были весьма нестабильными. В первую очередь Вильгельм стремился обезопасить свои основные сицилийские и итальянские владения и, только добившись этого, позволил себе обратить внимание на ситуацию в Северной Африке.

Но к тому времени было уже слишком поздно. Местные правители стремились восстановить свою независимость, и во второй половине 1150-х годов произошло несколько крупных мятежей против сицилийско-нормандской власти. К тому же угроза со стороны Альмохадов не ослабевала. В конце концов именно это и стало решающим фактором. В 1159 году крупная армия Альмохадов выступила против прибрежных городов, на которых держалась нормандская власть в регионе. Первым сдался Тунис, за ним последовали Триполи, Сфакс и Гафса. Более упорное сопротивление оказала Махдия, где нормандцы укрылись за крепостными стенами. Узнав о ситуации, Вильгельм отправил на прорыв осады флот, только что вернувшийся из рейда на Ибицу, которая находилась под властью Альморавидов. И хотя прорыва не получилось, город продержался еще шесть месяцев{247}.

Некоторые люди при сицилийском дворе считали, что Вильгельм недостаточно постарался, чтобы удержать североафриканские владения, и доля правды в этом, возможно, есть{248}. Однако при постоянном давлении со стороны Альмохадов тратить время, деньги и силы на сохранение такого ненадежного плацдарма на Африканском континенте просто не имело смысла. Завоевания Рожера были делом случая, им способствовали слабость Зиридов и молчаливое согласие Фатимидов. Удерживать эти территории в противостоянии с грозным противником не стоило.

В этом отношении завоевание Рожера мало чем отличалось от многочисленных смен власти, которые происходили в Северной Африке после того, как в начале V века она впервые попала в руки вандалов. Правители могли быть разными, но структура правления – унаследованная от Римской и Византийской империй – оставалась прежней. Когда регионом завладели Альмохады, они смогли править им так же, как это происходило до них почти тысячелетие. Следовательно, можно спорить, насколько африканские владения Рожера были по своей сути нормандскими (или даже сицилийскими). Однако с самого начала ключевой чертой нормандского правления – будь то в Северной Африке или на севере Франции – была приспособляемость. Нормандцы сформировались в результате расселения и культурной ассимиляции – процессов, которые продолжали воздействовать на их широко рассеянную диаспору. После смерти Рожера II его владения в Италии были настолько же нормандскими, насколько и сицилийскими, калабрийскими и апулийскими. И все же связь с культурой родины сохранялась. Сообщается, что Рожер предпочитал французских и англо-нормандских придворных из-за их происхождения{249}. Сами за себя говорят и имена, отнюдь не итальянские, выбираемые Готвилями для своих сыновей: Роберт, Рожер и Вильгельм. Даже переняв местные обычаи, нормандцы не забывали свои корни.

Закат нормандского королевства в Африке не был неизбежен. Да, препятствия для его устойчивого существования были, однако непреодолимым оказалось сочетание сразу трех факторов: натиска со стороны Альмохадов, сопротивления Фатимидов и внутренних проблем на Сицилии и в Италии, вызванных смертью Рожера. Если бы Рожер прожил дольше или Фатимиды продолжили быть более сговорчивыми, еще неизвестно, сколько бы продержалось нормандское правление. В этом случае влияние нормандцев в этом регионе, несомненно, оказалось бы куда заметнее. Взять хотя бы судьбу исламской Сицилии. Готвили брали здесь на службу мусульман, и это было проявлением прагматизма, а не осознанного мультикультурализма. Высокие должности предпочитали отдавать христианам, по возможности представителям латинской церкви. Результатом стал медленный, но неуклонный (и в совокупности значительный) отход населения от ислама (а также в какой-то степени от греческого православного обряда). Власть поощряла приезд лангобардских поселенцев с материка и обращение в христианство. В 1160-х годах религиозная толерантность уже начала уступать место принуждению, а в следующем столетии эти тенденции усилились. По мере того как христиане латинского толка укреплялись, они начинали проявлять нетерпимость, столь характерную для той эпохи. Давление на оставшиеся мусульманские анклавы усилилось, обычным явлением стали массовые убийства и изгнания{250}.

Возможно, в 1148 году все это ожидало и жителей Ифрикии. К счастью для них, сицилийско-нормандское правление оказалось мимолетным, оставшись всего лишь незначительным эпизодом в долгой истории нормандских завоеваний и колонизации. Однако фальстарты ничуть не менее интересны, чем успехи. И недолговечное африканское королевство Рожера напоминает нам о том, что влияние нормандцев на Европу, Африку и Азию могло быть еще весомее.