В декабре 1066 года Вильгельм отправился в Лондон: он был готов к восшествию на престол. После катастрофы при Гастингсе английская армия фактически перестала существовать, а вместе с ней исчезло и сопротивление со стороны англичан. И все же дорога в Лондон оказалась не совсем гладкой. После победы Вильгельм сначала ждал в Гастингсе, ожидая, что англичане принесут ему присягу. Когда этого не произошло, он занялся дальнейшим разорением графств, окружавших Лондон, и планированием похода на столицу.
В Лондоне строили другие планы. Пусть Гарольд и его братья пали, но эрлы Эдвин и Моркар, которые зачищали север во время гастингской кампании, были живы и здоровы. Вместе с архиепископами Стигандом и Элдредом они выдвинули в короли Эдгара Этелинга. Юный возраст Эдгара с лихвой компенсировался легитимностью. Ожидания многих, что Эдгар будет долго и плодотворно править, подтверждаются действиями монахов Питерборо, которые недавно потеряли аббата. Новым аббатом они избрали одного из своих, некоего Бранда, и стали добиваться согласия Этелинга на это назначение, которое новоизбранный король с готовностью дал (поступок, который Вильгельм не забудет).
Но даже если на тот момент перспективы Эдгара выглядели не такими уж плохими, было ясно, что ему предстоит тяжелая борьба. Англичане только что потерпели крупное поражение и оказались в невыгодном положении. Требовались быстрые и решительные действия. Чем активнее был Вильгельм, тем тщательнее местные английские аристократы взвешивали варианты. Большинство предпочло бы Эдгара, но ставить не на ту лошадь было рискованно, и прагматизм брал верх над идеализмом. К тому же Эдгар был молод и неопытен. Возможно, существовали разногласия и внутри английского лагеря; во всяком случае, Уильям Мальмсберийский сообщает, что у Эдвина и Моркара имелись собственные планы на трон{95}.
Завоеватель приближался, и эти разногласия решили судьбу Англии. Только Вильгельм мог гарантировать стабильность, а к ней стремились многие. Стоило герцогу пересечь Темзу у Уоллингфорда и окружить Лондон, большинство английских аристократов согласились принести ему клятву верности в Беркхэмстеде в Хартфордшире{96}. Это не означало, что перед герцогом склонилась вся нация, поскольку у англичан не было четкого управления. Однако притязания Вильгельма признали почти все, кто поддерживал в прошедшие недели Эдгара: Эдвин и Моркар, архиепископ Элдред Йоркский, епископы Вульфстан Вустерский и Уолтер Херефордский, население Лондона и, наконец, сам Эдгар. В некоторых районах страны еще продолжалось сопротивление, однако сердце королевства теперь принадлежало Вильгельму.
Стоит отметить отсутствие одного человека: архиепископа Стиганда. Он занял этот пост после бегства Роберта Жюмьежского в 1052 году. В тот момент это назначение стало крупной победой клана Годвинов, однако оно вызвало возмущение в Риме. Смещение епископа с должности без одобрения папы и надлежащей процедуры шло вразрез с церковными правилами. Король Эдуард не собирался прилагать усилия к тому, чтобы помочь человеку, сменившему его близкого друга. Таким образом, на момент смерти Эдуарда в 1066 году, когда Стиганд де-факто стал архиепископом (по-прежнему не признанным папой), ситуация оставалась сомнительной, и англичане прекрасно это понимали. Скорее всего, именно поэтому Гарольд предпочел, чтобы его помазал на царство Элдред Йоркский{97}. Как правило, этот обряд проводил архиепископ Кентерберийский, однако Гарольд, чьи права на трон были спорными, не мог позволить себе рисковать.
Памятуя об этих проблемах, Стиганд несколькими неделями ранее признал Вильгельма в Уоллингфорде. Однако одурачить герцога было не так просто. Он прекрасно знал, как назначили архиепископа, и знал, что Стиганд был ставленником Гарольда. Сторонники Вильгельма, вероятно, уже распространяли слухи о том, что Гарольда короновал Стиганд, а не безупречный Элдред. Получалось, что один узурпатор незаконно помазал на царство другого. Такая версия событий была описана около 1070 года капелланом Завоевателя Гийомом из Пуатье, и за ней почти наверняка стоят попытки герцога заручиться поддержкой папы в начале 1066 года. Связав воцарение Гарольда с предыдущим актом узурпации, Вильгельм и его сторонники обеспечили себе поддержку в Риме. Они представили папе Александру II простое решение неприятной проблемы: герцог Вильгельм должен заменить Гарольда и навести порядок в английской церкви{98}.
Эти упражнения в риторике показывают, что основной задачей Вильгельма после Гастингса стало изобразить корыстный захват территории актом законного правопреемства. Отчасти она решалась за счет Стиганда, но, кроме этого, можно было ссылаться на прежние обещания Эдуарда Исповедника. Тот же Гийом из Пуатье излагает точку зрения герцогского двора. Он сообщает, что в 1051–1052 годах Эдуард собрал английских аристократов и заочно пообещал трон Вильгельму, а затем заставил присутствующих поклясться, что они будут отстаивать права герцога. У нас нет никаких свидетельств, что предыдущие английские короли назначали наследников таким образом, зато эти детали подозрительно согласуются с обычаем передачи власти у нормандских герцогов, зафиксированным Дудо Сен-Кантенским и Гийомом Жюмьежским. Но важен не столько обман, сколько тот факт, что такой обман считался необходимым. И до, и после Гастингса Вильгельм и его советники усердно работали над тем, чтобы оправдать завоевание{99}.
Дабы ничего не упустить, Гийом из Пуатье – сознательно не отличавшийся тонкостью – возвращается к теме обещания Эдуарда в контексте приезда Гарольда к Вильгельму около 1064 года. Согласно его версии событий, английский король хотел подтвердить свои прежние обязательства и связать соответствующими обязательствами Гарольда. Поэтому он отправил эрла Уэссекса в Нормандию, чтобы тот принес торжественную клятву отстаивать права Вильгельма на королевство{100}. Опять же, здесь важна не столько неправдивость повествования (Эдуард в 1060-х годах был не в том положении, чтобы приказывать Гарольду), сколько то, что эту версию вообще озвучили. Для герцога, стремившегося собрать армию, подобные рассказы были мощным инструментом привлечения сторонников. Гарольд становился антикоролем, поправшим все, что было хорошего и правильного. Таким образом, те, кто помогал сменить его на престоле, могли рассчитывать на награду не только здесь и сейчас, но и в будущей жизни. Для всех сомневающихся внутри нормандского лагеря победа при Гастингсе раз и навсегда доказала, что Бог был на стороне Вильгельма.
Понять, на чем основывал свои притязания Вильгельм, можно и из так называемого Ордонанса о покаянии, появившегося после его возвращения в Нормандию в 1067 году. В тексте, составленном местными нормандскими епископами с одобрения папского легата Эрменфрида Сьонского, подробно описывается епитимья, полагавшаяся всем, кто служил Вильгельму в Англии. Вина не снималась с них полностью – убийство даже во имя правого дела считалось грехом, – но мы останавливаемся в нескольких шагах от того образа мышления, который несколько десятилетий спустя вдохновил Первый крестовый поход. Никаких сомнений в принципиальной справедливости дела Вильгельма быть не могло. Всем, кто добросовестно служил герцогу, предлагалась смягченная епитимья за убийство, и только те, кто действовал из алчности или совершил насилие после коронации Вильгельма в Рождество 1066 года, должны были считаться обычными убийцами. Это подтверждает, что завоевание было одобрено папой. Также важно, что периодом справедливой войны считалось время от узурпации власти Гарольдом в январе 1066 года до коронации Вильгельма. Между этими датами англичане фактически бунтовали против своего законного правителя, то есть против справедливости{101}.
Ордонанс о покаянии показывает, что необходимость оправдать притязания Вильгельма не исчезла после завоевания. Скорее наоборот, вопрос стал даже более насущным. Как обнаружил еще Кнуд, одно дело – завоевать королевство, а другое – удержать его. Первым шагом стала расстановка верных людей на ключевые посты. Однако прочное правление основывается на легитимности, и здесь предстояло много работы. Неслучайно Гийом из Пуатье писал в эти годы свою историю, излагая нечто близкое к «официальной» версии событий. Примерно в это же время Гийом Жюмьежский обновил свой внушительный труд «Деяния герцогов Нормандии», осветив ошеломительный успех, достигнутый Вильгельмом Завоевателем. Однако самые важные и надежные свидетельства попыток Вильгельма узаконить свое правление исходят из Англии. Первое из них – указ для жителей Лондона, появившийся вскоре после коронации Вильгельма. Он гарантирует гражданам их права и обязывает соблюдать законы королевства, какими они были «во времена короля Эдуарда». Это может показаться не особо примечательным: в самом деле, в 1018 году Кнуд обязался соблюдать законы Эдгара, а сам Исповедник, прибыв в страну в 1041 году, обещал соблюдать законы Кнуда. Теперь же Вильгельм делал то же самое. Но самое важное здесь – неупоминание Гарольда. Подразумевается (и вскоре это будет сформулировано более полно), что Гарольд никогда не был истинным королем, а Вильгельм унаследовал престол непосредственно от Эдуарда{102}.
Однако, как ни старался Вильгельм, Гарольд Годвинсон оставался слоном в комнате[14]. Все знали, что он был королем, причем в глазах большинства – абсолютно законным, а если кто тут и был узурпатором, так это Вильгельм. Именно несоответствие между теоретическими законными обоснованиями и политической реальностью заставляло Вильгельма и его сторонников столь твердо отстаивать свои позиции. Пусть Годвинсон правил большую часть года, сейчас предпринимались все усилия, чтобы игнорировать это. Гарольда почти никогда не упоминали в официальных документах Вильгельма, и только в исключительных обстоятельствах его указы подтверждались. Из многих сотен документов, которые должен был выпустить Гарольд, сохранился только один: королевский приказ, адресованный франкоязычному (лотарингскому) епископу Гизо Уэлскому, который впоследствии пользовался благосклонностью Завоевателя{103}. Для церквей, стремившихся защитить свои права после 1066 года, указы от имени Гарольда оказывались не просто бесполезны, а приносили вред.
Однако величайшим памятником притязаниям Вильгельма является «Книга Страшного суда» – огромный свод материалов о владениях нового короля, быстро созданный между Рождеством 1085 и Рождеством 1086 года. Те, кто заглядывал на ее страницы, знают: это что угодно, но только не захватывающее чтение. Она состоит из двух томов: «Малая книга» охватывает Норфолк, Саффолк и Эссекс, а «Большая книга» – остальные части Англии к югу от реки Тис. Это две составляющие единого целого, и один переписчик отвечал за весь текст, насчитывающий более 2 млн слов на 832 листах большого формата, каждый из которых исписан с обеих сторон мелким, но разборчивым почерком. После обращения англичан в христианство в конце VI века такой размер имела только Библия, да и то редко. Отчасти объемность сборника объясняется необходимостью включить большой массив информации; однако также ясно, что «Книга Страшного суда» предназначалась для того, чтобы производить впечатление{104}. И она этой цели достигала. В последующие годы ее начали называть «великой книгой», а в конце концов – «Книгой Судного дня», или «Книгой Страшного суда».
В типичной записи в «Книге Страшного суда» перечисляются территории, принадлежавшие определенному владельцу в данной области «во времена короля Вильгельма» (то есть в 1086 году; tempore regis Willhelmi, что для краткости записывалось как TRW) и, как правило, сгруппированные по областям, которые принадлежали людям, владевшим ими на момент смерти Эдуарда (то есть на 5 января 1066 года, или TRE – tempore regis Edwardi). Вот один пример: королевские владения в Тивертоне в Девоне (где король был главным землевладельцем) перечислены в списке земель, когда-то принадлежавших Гите, матери Гарольда Годвинсона: «ТИВЕРТОН. TRE платил налог за 3,5 гайды[15]. Земля для 36 плугов. 35 вилланов, 24 бордария[16] и 19 рабов с 30 плугами. Три свинопаса платят за 10 свиней. Две мельницы платят 66 пенсов»{105}. Если читать дальше, документ очень скоро становится отличным средством от бессонницы. Однако за сухими цифрами скрывается увлекательное знание о местной жизни и обществе. В случае Тивертона оказывается, что это был бурлящий городок местного значения с двумя мельницами и несколькими сотнями жителей. Такие записи могут многое рассказать об Англии до ее завоевания нормандцами, о характере правления Вильгельма и о переменах, произошедших между 1066 и 1086 годами. Мотивы, по которым Вильгельм заказал эту перепись, остаются предметом споров, однако очевидно серьезное беспокойство о землевладении, власти и налогах, причитающихся королю{106}. Вместе «Малая книга» и «Большая книга» представляют собой наиболее полную из сохранившихся переписей любого доиндустриального общества, это настоящая сокровищница для современного историка.
Для нас книга представляет интерес с точки зрения изображения Завоевания. Хотя сам процесс нигде не описывается, он стоит за текстом. В большинстве случаев владелец TRW не совпадает с владельцем TRE – отсюда и необходимость в переписи. И даже там, где совпадение было (как в случае со многими королевскими и церковными владениями), четко видна линия раздела, проходящая по завоеванию. Тем не менее, как и другие официальные документы Вильгельма, «Книга Страшного суда» тщательно избегает признания реальности правления Гарольда или событий завоевания, как будто Вильгельм был прямым преемником Эдуарда. Например, говоря о двух поместьях Регенбальда, который последовательно служил Эдуарду, Гарольду и Вильгельму (возможно, в качестве канцлера), «Книга Страшного суда» сжато комментирует, что «двое людей владели [ими] как двумя поместьями во времена короля Эдуарда; эрл Гарольд объединил их в одно». Очевидно, именно Гарольд, будучи королем, объединил поместья и передал их Регенбальду. Но ничего не подозревающему читателю будет простительно думать, что Гарольд действовал просто как эрл Уэссекса{107}. Лишь изредка на солнце появляются пятна: на более чем 1600 страницах текста наш книжник дважды признает реальность правления Гарольда (впрочем, даже в этих случаях Гарольд именуется узурпатором).
Однако ярче всего о попытке вычеркнуть Гарольда свидетельствует структура переписи: опорными точками повсюду являются смерть Эдуарда и настоящий момент (TRE и TRW), создавая впечатление, что правление Вильгельма началось, когда закончилось правление Эдуарда. На кону стояли не просто притязания Вильгельма на трон. Основой для конфискации земель англичан стало как раз то, что они нарушили клятву – предательски признали Гарольда королем вместо Вильгельма. Вот почему Гийом из Пуатье так настаивает на том, что англичане согласились с предложением Эдуарда о будущем наследовании Вильгельма в 1051–1052 годах, и по той же причине Ордонанс о покаянии считал их мятежниками вплоть до коронации Вильгельма.
Если тенденциозность притязаний Вильгельма ясна даже спустя почти тысячелетие, то в то время она была тем более очевидна. Однако дело было не в том, чтобы убедить, а в том, чтобы провозгласить. Утверждаясь, политическая ложь постепенно становилась юридическим фактом. Задолго до появления современной пропаганды Вильгельм понял, что если уж лгать, то по-крупному. Проблема в том, что, начав приукрашивать историю, вы уже вряд ли сможете остановиться.