Те полторы секунды, что Данила Шастунов падал до поверхности, он успел обдумать две вещи. Не труд делает человека свободным, но падение. Ведь ты ничего не можешь поделать в воздухе. Вторая мысль отдавала прозаичностью, при том погружая в глубины философии. Тот, кого ты спас, тебя и погубит.
Настю Разумову он спас три раза. Время платить по счетам.
Начальник дежурной смены охраны Баксанской нейтринной обсерватории ИЯИ РАН Данила Шастунов познакомился с двадцатилетней Настей Разумовой пару недель назад. Автобус выгрузил приехавших студентов факультета «Физика элементарных частиц и космология» из МИФИ у дежурного портала ровно в девять тридцать утра. Руководитель практики поздоровался с Даней, показал общее направление, расписался за группу, и они оба направились к вспомогательной штольне. Синим воротам прямо в скале с гордой буквой «М» наверху.
По пути Даня провел краткий инструктаж. О приехавших на практику студентах он знал заранее, машиниста электродрезины уже вызвал звонком. Ведь комплекс лабораторий обсерватории начинается после нескольких километров, в глубине горы Андырчи. Пешком идти долго и в полной темноте, страшно. Рабочий персонал возит маленький поезд.
Когда Данила усадил прибывших студентов в поезд, строго напомнив, что после окончания поездки дрезину все толкают на запасной путь, он отправился обратно. Чтобы после прибытия в портал — и ничего смешного, дежурный пост охраны носил именно это название — увидеть рыдающую, опоздавшую, растрепанную Настю.
«Не велено!» — строго прикрикивал на глупую студентку его подчиненный, не собираясь никого пускать без санкции вышестоящего начальства.
Вздохнув, Данила вынул из трехлитровой банки на столе стебель розового ятрышника. Сунул под нос красивой, высокой, длинноволосой, спортивного вида прелестнице. Вообще-то шлемовидный ятрышник — кавказский эндемик, срывать его непозволительно. Но его дочка любила такие, а Даня чувствовал свою связь с ней, успокаиваясь от вида розовых лепестков в окружении белого соцветия.
Ветеран боевых действий имеет право на житейские слабости. С женой он в разводе, дочка за тысячи километров. Два пальца, оторванных при взрыве «хаттабки», самодельной гранаты ваххабитов, потеря слуха на правое ухо, множественные осколочные раны конечностей, хромота — здоровья, как считал Данила, за Родину отдал достаточно.
Для того чтобы раз в месяц любоваться свежим цветком.
— Ой, а что это? — мгновенно высохли слезы студентки, заискрили зеленые прожектора глаз любопытством. Зарыла свой носик в цветок и принялась наркоманничать.
— Осушитель женских слёз. — буркнул Данила. — Чего ревем, нарушаем порядок?
— Я опозда-а-ала, — начала новую порцию жалоб на мир студентка, — меня соседки не разбуди-и-ли. Виктор Сергеич меня убье-е-ет. К данным результата эксперимента не допустя-я-ят.
Виктор Сергеевич был руководителем практики студентов. Убить — не убьет, но в отчете по практике упомянуть может. Нелестно.
— А всё, — отрезал Данила, — поезд ходит по расписанию. Два раза в день: на работу и с работы.
Но, глядя на заполнявшиеся слезой красивые глаза, смилостивился. Просто неуловимым образом, Настя ему дочь напоминала. На первом курсе та со слезами жаловалась, что ничего не успевает. Через пять лет у неё своя школа по-английскому, ведет блог и стримы, перепевает хиты, создавая свои каверы.
— Пешочком готова топать? — осведомился он ворчливо.
— А далеко пешочком? — поинтересовалась деловито студентка.
— Смотря куда: четыреста метров до первой лаборатории. Четыре тысячи до последней. — выдал военную тайну Данила. — При тусклом свете фонаря.
Данила ткнул рукой в направлении искомого предмета, лежавшего на столе.
— Одна? — Испугалась Настя. — а вдруг там крысы!
— Крысы-рептилоиды. — пошутил Данила. — Я потом тебе череп одной такой покажу, закачаешься.
Череп крысы-рептилоида был предметом особенных шуток персонала Баксанской нейтринной обсерватории ИЯИ РАН. Минеральная вода, просачивающаяся через базальт и спецбетон, со временем выкристаллизовывалась в причудливые фигуры. Среди них оказался предмет, похожий на череп с клювом. Со вбитым в череп ржавым болтом. Высоким гостям его показывали с байками на тему, что пещерный человек охотился еще на динозавров.
Крыса-рептилоид Настю не обрадовала. Неприятно. Но на весах женской мнительности, руководитель практики был признан угрозой большего масштаба. Потому она решительно последовала за Данилой, сделавшему вид, что ему ой как нужно, лично отнести журнал регистрации непосредственному начальству.
На самом деле нет, но не бросать же барышню в штольне одной. Науке это явно не поможет. Так Данила спас Настю в первый раз. Второй раз приключился через неделю. Студентка припозднилась, выполняя задание практики, с основной массой на поезд не успела. Страх перед штольней у неё исчез, два километра она прошла по рельсам с фонариком от телефона.
Вышла: в горах уже вечер, а личный автобус студентов давно растворился в сумерках.
— За горой остановка автобусная. — подсказал Данила и пошутил. — Смотри на курорт не укати, раззява.
— Какой курорт? — не поняла Настя, поглядывая на тропинку, терявшуюся в сумерках.
— Горно-лыжный курорт Терскол. — ответил Шастунов. — Он рядом, километрах в пятнадцати.
Разумова храбро отправилась в темень, а Данилу что-то неприятно кольнуло. Предчувствие неправильности. Сомнений. Не стоит вот эту глупышку оставлять одной.
Помаявшись минут пять, Данила решился. Маньяки в горах не бродят, но раз чуйка трепещет — надо проконтролировать. Прыгнул в старенькую «Ладу», зашуршал гравием, проскочил за гору, а там Настя. С рысью в гляделки играет. Данила еще удивился — их на весь Кавказ не больше полусотни осталось, чего она здесь забыла?
Рев мотора, запах газов, большая тень машины рысь испугали. Не успел Данила дверью хлопнуть, как — шурх! — и она уже прыгает изящно наверх. Исчезая непринужденно, оставаясь адреналиновым воспоминанием.
— Я-я-я приношу несчастья. — ревела несколько минут спустя Настя в машине Данилы. — Мама умерла при родах, отец запил, брат исчез после женитьбы, парень бросил, после того как я начала править ошибки в его сообщениях. Я невезучая-я-я!
— Да ладно. — благодушно отреагировал Данила, довольный, что чуйка не подвела. — Бывает такое: сначала не везет и не везет, а потом ка-а-ак повезет! В «Спортлото» выиграешь.
Он пошуршал в отделении и достал салфетки для плаксы.
— Вот возьми. Еще не хватало, чтобы люди подумали, что я тебя похитил.
Данила благополучно довез Настю до поселка, тем история и закончилась. Сегодня же, в обсерватории наступил день первого неофициального испытания Большого детектора. Это из-за него наплыв студентов на практику был настолько велик, что ввели квоты и строгий отбор. Официальный срок был озвучен неделей позже, с участием высших государственных лиц и охраной соответствующего уровня. Данила, как руководитель смены, добросовестно проверил каждый уголок комплекса, постучался в кабинет заведующего обсерваторией, доложил о порядке на вверенном участке и сдал все ключи.
Кабинет был заполнен учеными. Третий зал комплекса лаборатории Большого детектора, где должны были присутствовать сотрудники с аппаратурой еще не совсем был готов. Вообще сами работы для столь масштабного проекта были выполнены в рекордный срок. За два года вырыли около ста тысяч тонн горной породы. Установили детектор в главный зал и регистрирующее оборудование. Но разместиться в третьем зале все желающие не смогли. Сигнатуру вывели в кабинет заведующими, там и собрались все причастные.
— Молодец, Данила, работай. — коротко похвалил его заведующий. И обратился ко всем. — Коллеги, у нас есть полчаса…
Окончания фразы Данила не дослушал, закрывая дверь. Полчаса до начала испытаний или пять, найдут ли там ученые новый вид нейтрино, как ранее нашли при эксперименте BEST стерильное нейтрино — его не касается. Свою работу он выполнил, к нему претензий нет.
Шастунов почти отправился на рабочее место в портал. Как заметил мелькнувшие за поворотом тени.
Коридоры обсерватории в горе Андырчи очень длинные. Геофизическая лаборатория номер два, например, расположенная в самом конце, находится в четырех километрах от входа. Следующая лаборатория номер три, в трехста метрах от второй лаборатории, если двигаться по левому тоннелю. В пятиста — по правому.
Два тоннеля прорыты в целях безопасности: отделы обсерватории установлены в них то справа, то слева, на солидных расстояниях. Случись что: в прятки здесь можно играть годами. Новый Большой детектор построили за галлий-германиевым нейтринным телескопом. В трех вырытых залах: с самим детектором, с помещением для жидкости и для обработки данных сотрудниками.
Вот в помещение с детектором, тени и направились.
Данила решительно припустил следом. На поимку шпионов он не надеялся, однако шаловливые студенты вполне могли испортить вечер. И ведь вроде все покинули комплекс, Данила лично всех проверял на выезде с портала. Ну не с горы же, на планере, негодяи дерзким полетом обошли охрану? Или нашли слабое место с подъемом в хозблок? При желании с той лестницы можно тупо перебросить доску и перелезть через забор. Но для этого нужен сообщник.
Завернув во второй зал, он успел увидеть, как закрылась дверь к Большому детектору. Дошел до неё, начиная подволакивать занывшую ногу. Достал личную электронную карточку-вездеход, приложил к замку, который покорно щелкнул и осторожно зашел внутрь.
— … написал Роберт Элрих в журнале «Астрофизика частиц». Потому некоторые виды нейтрино движутся быстрее скорости света — вещал мужской голос.
Санёк, бойкий молодой студент с практики, вместе с Настей двигался по лестнице на наблюдательную площадку Большого детектора.
— Только вот до Элриха подобную догадку высказали Ходос, Хаузер и Костелецкий. — отозвался настин голос. — Они назвали нейтрино тахионом. Частицей, путешествующий во времени назад. Но мы до сих пор не знаем сколько видов нейтрино существуют.
Парочка остановилась на площадке, глядя на большой чан с ЛАБом. Да, по своей сути Большой детектор был котлом с раствором. Тройным котлом по принципу матрешки. В первом был жидкий сцинтиллятор, во втором — с двухметровым промежутком до стенок первого — вода с кремниевыми фотоэлектронными умножителями. Третий котел состоял из сплава металла, с минеральным маслом, заполняющим промежуток до второй стенки.
Диаметр детектора составлял двадцать пять метров, жидкий сцинтиллятор состоял из десяти тысячи тонн линейного алкил-бензола. Нормальный такой бассейн. В четыре раза больше по объему, чем олимпийский.
— А мои губы хотят совершить путешествие к твоим. — разбавил научный спор похотливый Санёк. Он немедленно приступил к выполнению своего плана, сграбастав в охапку девушку, возложив на задний бампер девицы свои руки. Видимо исключительно для опоры.
В следующий момент произошли две вещи: Данила решительно попинал массивную конструкцию здоровой ногой, Настя дала Саньку пощечину.
— Ты меня для разврата сюда позвал или научной статьи по практике? — вспыльчиво спросила она.
Пинки Дани по массивной металлической конструкции никто из них даже не заметил. С таким же успехом муравей может пытаться сдвинуть садовую скамейку.
— Ты чокнутая что ли? — заорал Саня, отпрыгивая. — Феминистка недобитая! Ждешь пока за тобой бобры придут?
— Молодые люди! — решительно выкрикнул Данила. До тестового запуска еще полчаса, но следовало поторопиться. — Немедленно спускайтесь, вы мешаете важному эксперименту!
— А ты нахер иди! — не удивился Санёк, пока Настя заливалась слезами, дав понять, как относится к третьему лишнему.
Делать нечего, пришлось Даниле подниматься по крутым ступенькам, за попутавшим берега студентом.
Пока он пыхтел над подъемом, Санек много чего успел высказать Насте. Об её странном имидже на потоке, образе недотроги и плоском внутреннем мире. В том смысле, что плоскость лежит исключительно в мире науки. «Мы такое всем универом осуждаем» — сказал Саня.
Кто его уполномочил выступать за цитадель образования он не сообщил. Здоровый, откормленный, розовощекий мажор плохо вписывался в образ умника, обучающегося по специфичной специальности, связанной с высокими энергиями и элементарными частицами. Единственным связующим звеном можно было назвать его самомнение. Оно носило космический характер.
«Хотя бы пар выпустит. — рассудительно думал Данила, одолевая ступени. — Не драться же ему со студентом. Некрасиво и губительно для молодого человека.»
Но Саня только пуще прежнего распалился.
— Залез, инвалид? — поприветствовал он издевательски. — Обратно, с моей поправочкой в девять-восемьсот две, начнешь спускаться. Даже жаль, что мы не на Северном полюсе. Было бы чуть быстрее.
Что такое девять-восемьсот две Данила не сразу понял, но тут Саня пригнул голову и ринулся свирепым быком на него. Это было так неожиданно и глупо, что Даня внутренне растерялся. Машинально только успел немного развернуться, выставить вперед левую ногу, чтобы проход был не в обе ноги.
От грамотного прохода, когда конечность фиксируют, защиты практически нет. Хороший борец поднимет и бросит. Или закрутит, на болевой перейдет. У обычного человека, да пусть даже хорошего боксера, шансов на противодействие нет. Если не прорабатывал борцовскую технику.
Данила наклонился, вцепился левой рукой в локоть противника, не давая перейти захвату на вторую ногу, любой борец будет стремиться к полному превосходству. Сейчас надо было сделать шаг вперед, рвануть, толчком выводя соперника из равновесия, освобождая ногу и упасть сверху, с захватом плеча и шеи сверху.
Будь Данила здоров, так оно бы и вышло. Но сила захвата трех пальцев заметно ниже здоровой кисти. Раненая нога, на которую он прихрамывал, заныла и надломилась. За тот короткий миг, когда Саня схватил его и с торжествующим рыком поднял, до Данилы дошло осознание, что такое девять-восемьсот две.
Это скорость свободного падения на земле. Вторая мысль носила прозренческий характер: на Северном полюсе сила притяжения выше.
Потом Саня развернул далеко не легкую тушу Данилы и перекинул через невысокий бортик. Наблюдательная площадка Большого детектора называлась так, не потому что на ней зависало высокое руководство, медитируя на тихую гладь линейного алкил-бензола с присадкой фенилоксазола. На площадке была установлена аппаратура для телеметрии: бортики были невысокие.
Даня, конечно, вцепился в тушку врага. Пусть линейный алкил-бензол с фенилоксазолом звучал грозно, и вызывал при озвучивании образы человека, заживо растворяющимся в серной кислоте. На деле нетоксичная, совершенно прозрачная, малолетучая жидкость без запаха. Такое в жидкое мыло добавляют в качестве эмульгатора. Но лететь десять метров до неё абсолютно не прикольно. Да и вообще, совсем скоро запуск тестового эксперимента, подводит он заведующего.
В ответ его мыслям погасло освещение. Темнота воцарилась вокруг. Ненадолго. Нелепо сучивший ногами и руками в полете Данила, почти достиг спиной водного зеркала, как темнота пошла рябью.
Вот будь на месте Дани известный физик-теоретик Митио Каку, он бы воскликнул что-то вроде: «Вижу гравитационные струны! Рябь пространства-времени!» Накатал бы несколько книг, стал еще более известен в мире, получил наконец свою Нобелевку.
Но в глазах Шастунова отпечаталось лишь бледное лицо Насти и кусок оторванной ткани от футболки мажора в руке. Его охватило чувство невесомости полета и разлившееся в груди острое сожаление на свою слабость.
Это всё, что успел зафиксировать Даня, перед тем как исчезнуть.