Инверсия

Глава 21

Перемена, после занудливого чтения параграфа из учебника истории, оглушила меня красками. Жизнь существует, и она не состоит в монотонном пересказе далеких событий, на каком-то богом забытом острове.

Да, это была маленькая мещанская месть Данилы Шастунова, но вы бы читали этот новый учебник, изданный кафедрой Оксфорда! В гимназии Беллингема мы учились по старому учебнику Тревельяна. Сей доблестный муж был признанным титаном истории и немножко националистом. Эйверу Дашеру до фени было про «глобальный горизонт морского господства и имперской экспансии», а русский мужик во мне кирпичи откладывал. В школе Бромптона сразу новый учебник заказали, вышедший после Нового года. Учились по нему, я его у Оливера по-братски одолжил сегодня. Открываю, там «Британия — капитанская рубка человечества».

«Ой, лять, а вы на Луну еще не летали, случайно, копетаны?» — сразу возбудилась во мне имперская сущность. Она же в каждом русском есть, надо только потереть слегка или сказануть что-нибудь с пафосом.

Хорошо, что историку было настолько на нас всё равно, что он, не обращая внимания на шум, тупо открыл учебник и стал зачитывать параграф. Его размеренный, хорошо поставленный голос, вскоре перебил какой-либо шум и загипнотизированный класс, закачался мартышками перед удавом Каа.

«Парадокс.» — думал я в полудреме, загнав внутреннего имперца в клетку. — «Учебник новый, коллектив авторов в составе десяти человек. По-своему красив слогом и хорош, передовой. А учитель наш, мягко говоря, человек довольно винтажный: свечки в именинный торт уже не помещаются. Наверно найти учителя в такую школу неимоверно трудно».

Резко проснувшись со звуком колокольчика, я дернул Оливера за рукав. Диана неодобрительно кинула на нас свой взгляд, но ничего не сказала. Мы выскочили прочь, и мой гид начал свой рассказ.

— Это портрет леди Эктон. — сказал Оливер, когда я вопрошающе ткнул в старушке на холсте. Она висела, радостно улыбаясь, в чепчике и наглухо закрытом платье в вестибюле школы, на стене.

Картина с изображением, а не сама старушка. Школа Бромптона не настолько кровожадна.

— Согласно её завещанию, пять фунтов в неделю будет отправляться в школу для бедных округа Бромптон. — Оливер с уважением помахал портрету.

Я последовал его примеру. На всякий случай.

— Традиции благотворительности широко распространены в нашем обществе. — заливался соловьем Оливер, выскакивая за дверь школы. — Вот, например наша больница святого Георгия. При ней раньше была школа для бедных, пока не построили Бромптон. Ежегодно, среди самых лучших девушек, окончившим с отличием школу, разыгрывали приданое в сто фунтов. Сейчас эти сто фунтов больница жертвует на нашу школу.

— Мне и архитектура школы нравится. — Оливер описал изящную дугу рукой, окончанием которой должно было послужить учебное здание.

На его беду, местом окончания патетического жеста, послужил какой-то школяр. С двумя корешами, поднимавшийся по ступенькам на крыльцо школы. Видимо эти негодяи проспали начало уроков. Ни привратника, ни сторожа я пока в школе не встретил, только бабу Джиджи, уборщицу с могучими руками, широким красным лицом в чепце и прокуренным голосом. Её так при мне назвали.

Э-эх, вот мистер Джонс бы всыпал этим заблудшим овечкам…

— Ты чё, крепыш очкастый, попутал? — сразу окрысился тот, отбрасывая руку Оливера.

— Выкормыш индийской кобры, щелкни ему по щекам, Пуля! — послышалось солидарное от его приспешников, пока Оливер, побледнев, зашуганно извинялся.

— Джентльмены! — поспешил вмешаться я. — Спокуха, мы все здесь добрые подданные королевы, не будем позорить школу неподобающими высказываниями.

— Ты че тут плещешь, лака с туфель нанюхался? Я тебе счас цедило раскромсаю! — гопник не успокаивался. Лишь больше заводился.

Неприглядная сторона школы для бедных приветливо оскалилась мне улыбкой, в очередной раз. Кажется, они и не собирались бить Оливера, только погнобить словесно, учитывая авторитет депутата Мэлкрафта. Но с радостью переключились на его спутника, считая, что втроем быстро меня задавят, подпишут на деньги, мои симпатичные шузы приберут к своим ногам.

Весна твоей молодости в Бромптоне: тополиный пух — дебил, гопник и петух.

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе сказал я, — только можно за углом школы это сделать? В ваших интересах избежать публичности.

Они с гоготом согласились. Хотя с любопытством глазеющие на шоу, перешептывающиеся рядом свидетели инцидента, меня бы на их месте насторожили.

Там, за углом, в тени росших тюльпановых деревьев у ограды, оттеснив в сторону любителей марбла и конкеров, режущихся в карты на деревянном ящике школьников, я нарисовал на земле абстрактную картину в стиле импрессионизма.

Их телами.

Импрессионизм — это когда много красок пятнами и ничего не понятно. Я постарался: жизнерадостный желтый цвет шаловливо лег на зеленую траву, с вкраплением белого и красного. Образцом желтого цвета послужили их рубашки и штаны, какая-то непритязательная ткань из Китая. Белым телом выделялся главный гопник: после броска через бедро рубашка на спине у него лопнула, когда я схватил его за шиворот, поднимая для воспитательного леща. Ладонью я разбил нос его приспешнику, юшка закапала, пикантно добавляя красок. Третий оказался трусоват: его лишь задело вскользь ногой его собрата, кувыркнувшегося оземь, как он вжался в ствол дерева и стал гнусить, что всё понял.

— Дорогие сошкольники. — обратился к ним напоследок. — Вежливость ничего не стоит, но её отсутствие обходится дороже всего.

— Продолжим нашу экскурсию, Оливер. — сказал своему соседу. — Нам нужен уголок поукромнее.

Однако мой сосед, влажными глазами зыркавший на гопо-побоище, внезапно вскричал с неистовой силой: «Я тоже хочу так уметь драться! Научи меня Эйв!»

До-о-о. Всю жизнь мечтал попасть в другой мир, открыть там свое додзё и стать признанном в мире Великим Мастером даш-фу. Лет через двадцать. А потом прийти к Глэдис, взять её за руку и повести к алтарю, вместе с пятью детишками от какого-нибудь герцога. Герцога, конечно, придется убить в честном бою: одному против пятидесяти охранников.

— Не о том думаешь, боец. — сурово отчитал соседа по парте. — Умный человек в очках, унесет в своем портфеле миллионы, пока толпа громил будет стреляться за мешок картошки. Лев в твоем сердце, должен просыпаться на брачном ложе. В остальное время, дай свободу своему «я». Тыжматематик. Станешь казначеем в банке. Да на тебя красотки вешаться будут, как бананы на шест торговца фруктами.

Он упирался и жалобно хныкал. Пришлось пригрозить ему уйти без демонстрации дедовского кортика. Оливер сдался и перевел меня через футбольное поле сзади школы, подведя к одноэтажному сараю. Трибун у поля не было: два ряда сиротливых деревянных лавок по краям. Строение же было примечательно крышей из дерна: двухскатная, с растущей травой. От того дом выглядел жилищем викинга, с одиноким странным деревом, выглядывавшим позади конструкции.

— За тренерской, — пугливо шепнул он, — никто не увидит. Но обычно там крутые пацаны тусят и вопросы решают, поэтому туда нельзя.

— Это тренерская? — не дошло до меня. — А где раздевалка с душевой тогда?

В его озадаченном взгляде я прочитал свой приговор. Такая «роскошь» в школе Бромптона отсутствует. Сильно озадаченный вопросом, где футболисты оттирают с себя следы жесткого спорта, я заглянул за угол сарая.

— Пошел вон, отсюда! — сразу прилетело мне в лицо немного добра и внимания, с облаком табачного дыма, от одного из пяти курильщиков самодельных папирос.

Меня сильно начинает раздражать такая неучтивость. Моя судьба хуже Джона Сноу: вчера тусил с принцессой дома наместника Запада — сегодня сразу попал к одичалым. Никакой переходной стадии: хардкор и право сильного. Не пора ли перенять их культуру и сразу лупить по бороде за такое?

— Это же Дашер, победитель пушеров! — радостно воскликнул Пол Торрес. — Я вам про него сейчас рассказывал.

Подойдя к нему, я выдернул из его рук самокрутку и втоптал в землю.

— Ты настоящий спортсмен или замена последней пятиминутки? — обвинил его. — Хочешь подержать Кубок в своих руках, бросай курить.

Замен в футболе сейчас не было, но если игрок вдруг заболевал, отсутствовал по каким-то причинам, то вместо него на игру можно было выпустить другого игрока. Этакая замена последней надежды, за пять минут до начала игры.

— А тебе я нос сломаю, еще раз позволишь себе неуважительные высказывания. — пообещал парню, рявкнувшему на меня.

— Круто заворачиваешь, не боишься слететь в канаву? — многозначительно намекнул мне один из них широкоплечий пацан с гривой, лет пять, нестриженых волос. — Здесь полкоманды лесников.

— Я всей команде скажу то же самое. — пообещал ему. — Ведите себя достойно звания спортсмена школы. Если хотите добиться какого-то успеха.

— Джентльмены, не собираюсь учить вас жизни. — обратился ко всем. — Но я был в одном шаге от Кубка, почти держал его в руках. Лишь моя оплошность не позволила триумфальным маяком осветить дальнейший путь. Поэтому знаю, что говорю. Дисциплина и уважение, вот синонимы победы. Хотите получить путевку в достойное настоящее, тыкая в альбом своему сыну на фото со Стэмфорд Бридж, через пару десятков лет или курить вонючие дешевые самокрутки в компании таких же неудачников, вспоминая как были близки к победе?

Обрисованная картина их сильно задела. Счастливое будущее выпускника школы для бедных не видно даже с крыши над третьим этажом. Но национальный школьный чемпион по футболу — социальный лифт на паровой турбине. Хороший университет может заинтересоваться. Про их команду я мало, что знаю: в прошлом году они отлетели три — пять от йоркской школы Пирса, которую мы, беллингемцы, даже не заметили. Но раз уж они до розыгрыша путевки от Западной Британии дошли в этом году, чему-то команда научилась.

— Да что ты о нас знаешь! — попер на меня буром, выставив длинные руки один из них.

Наверно хотел дружески пожать горло. Данный знак внимания меня настолько обрадовал, что я в свою очередь, ободряюще похлопал по спине. Его рукой по его спине.

— Друзья, я ненадолго заглянул. — извиняюще сказал им, удерживая длиннорукого в захвате, от которого его согнуло вниз. — Не будем ссориться, иначе на тренировки вы попадете не на этой неделе.

— Отпусти, сука! — мычал снизу парнишка. — Дай только до тебя добраться!

— Он вратарь, Эйв. — озаботился Пол. Не двигаясь, впрочем, с места. — Ему еще мячи ловить.

— Прошу понять и простить, мне нужно это место. — отбросил я все приличия.

Толкнул длиннорукого на пацана, вместо приветствия, пославшего меня вон. Вытащил из жилетки кортик. При виде сверкнувшего сталью кортика они задали стрекача с резвостью стаи кузнечиков, завидевшего на своем поле голодного таиландского мужика с сачком. Я кликнул Оливера.

— Куда это они побежали? — удивился он.

— К тренеру. С радостной вестью. — соврал ему. — Мы станем чемпионами Великобритании по футболу. Выслушав мою мотивационную речь, ребята в этом поклялись. Держи уже ножик.

Я всунул ему в руки дедовское оружие. По воспоминаниям Эйва у деда был целый арсенал холодного оружия. Саблю ему Ричард Беллингем подарил перед строем команды «Уорриора», кортик вручила корона после боя у Таити, когда королевский флот потушил пиратский, вместе с несколькими морскими эсперами. Были еще несколько трофейных, подарки от матросов и парочка от друзей уоррент-офицеров, но дед уволившись, сдал их в лавку экзотических товаров.

— Видишь надпись «Твой кровавый акцент». — чиркнул я по долу кортика. — Компания Уилкинсона так сыронизировала на речь предпоследнего Властелина Техапуамануа. Ты же знаешь, тогда Великобритания, верная союзническому долгу, помогала Франции в борьбе за Полинезию?

Оливер утвердительно кивнул, восхищенно и ласково гладя кортик указательным пальцем.

— Этот идиот пошутил, что у последних убитых французов был слишком британский акцент. Когда королевский флот разнес эсперскую житницу на Таити и Муреа, потопив их флот и ранив Властелина, в честь этой победы было выпущено наградное оружие. — со вздохом произнес я.

Было тоскливо и холодно. Ну что же ты, дед, так не вовремя? Кто будет болеть за меня на футболе, толкать байки про флот, ругать меня за опоздания и готовить вкуснющие завтраки…

— Пойдем уже, не стоит срывать урок. — грубовато отобрал кортик. — Давай ты первый, счас догоню.

Пока Оливер удивленно оглядываясь отходил, я убедившись, что он уже не видит, всунул кортик в ножны, их сжал зубами, прыгнул на дерево рядом, оттолкнулся, зацепился за доску на крыше сарая, подтянулся на пальцах, закинул ногу осторожно, залез. Я видел и осматривал такие «викингские дома» раньше: выглядят неприступно, но с края обязательно будет доска, она удерживает дерн, не давая ему сползти во время дождя.

Убедившись, что на крыше можно занычить даже пулемет, я спрятал в траве кортик. Спрыгнул на ветку дерева, потом вниз. Странным оно вначале мне показалось из-за черного ствола, с белыми пятнами. Вблизи оказалось, что ствол у него-таки белый, а черные пятна — это старая, отшелушивающаяся кора. Линька у дерева.

С думами о странном дереве догнал Оливера. Тот покосился с интересом.

— В первый раз встречаю такое дерево. — упредил его мысли. — Со змеиными повадками. Чего оно кору сбрасывает?

— Это платан восточный. — пояснил Оли. — Готовится к жаре так.

— Какой предусмотрительный. — похвалил платан.

Прямо как я. Ведь у класса нас встретила внушительная делегация из директора и двух незнакомых мне мужчин: одного с бородкой, другого с красным носом.

— Эйвер Дашер, — осуждающе произнес директор, — неужели ты позволил себе ложь, поклявшись мне вести себя как джентльмен в нашей школе? Мне доложили, что ты угрожал футбольной команде холодным оружием, которое носишь под пиджаком! Это так ты выполняешь свое обещание укрепить нашу сборную⁈

Когда я вчера зашел к директору Бромптона с переводным листом, он удивился больше Уильяма Миллера, узнавшего, что Эйвер Дашер покидает гимназию Беллингема. Ему я наврал, что срочно уезжаю к семье в Австрало-Гвинею после смерти деда. Мистеру Самюэлю Бентли — что пылаю мщением за недопуск меня к футбольной команде Беллингема и хочу выиграть Кубок с Бромптоном.

Слухи до него дойдут, но выгнать он меня уже не сможет. В государственной школе такие вопросы через школьный совет округа решаются. Вот веселую жизнь в силах устроить. Но тут и без него кандидатур навалом.

— Мистер Бентли, сэр! — возмутился я, расстегивая пиджак и жилетку и накидывая их на руку. — Моя совесть прозрачнее вод Индийского океана! Нет у меня никакого оружия!

Я даже крутанулся вокруг, демонстрируя беспочвенность всех обвинений.

Мужик с бородкой перевел взгляд на Оливера. Мужик с красным носом злодейски искривил лицо, будто бы запугивая Оливера, но в то же время слегка промахиваясь на добрых полметра, словно боясь прямо обозначить угрозу. Оливер задрожал от пристального внимания, но хранил молчание. В коридор из класса величественно выплыла Диана.

— Я уверена, что это недоразумение. — внушительно обозначила она свою позицию. — В конце концов, у нас два Эйвера Дашера в школе.

Я немного удивился: в общем имена часто повторяются, только в гимназии у нас было четыре Питера и три Самюэля. Фамилии уже реже: парочку Армстронгов, Бейкеров или Гринов с Джонсонами всегда найти можно, но двойное совпадение имени-фамилии большая редкость.

— Тренер? — удивился в свою очередь директор. — Действительно, с чего вы решили, что это был наш новенький? Вы что, отказали ему в команде?

Мужик с бородой поджал губы.

— Да он даже не подходил еще ко мне, мистер Бентли. — суховато ответил он. — Умничает, считает за ним должны бегать что ли?

— Тренер безмерно буду рад играть в нашей команде лесников! — выпалил я. — Прошу простить, что мои дела с переводом не позволили мне вчера же подойти с этой просьбой. Но я в хорошей форме и готов отбегать все таймы, пусть даже вместе с дополнительными. Готов поставить десять фунтов на пари: команда вместе со мной пройдет в финал школьного Кубка Великобритании!

Самюэль Бентли издал удовлетворенное хрюканье. Мужик с красным носом растерял весь свой грозный вид, удивившись моей эскападе. Физрук и тренер команды Бромптона по футболу Эгиль Олсен, опешив, искривил угол правой губы вниз, словно говоря этим: «да что ты здесь несешь, молокосос!».

Директора моя ставка не удивила: вчера в подобном заверял. Попав под моё беспощадное обаяние, Бентли мне поверил. Остальные слегка растерялись: сумма не то, чтобы громадная, но вполне себе месячная зарплата среднего рабочего. Я на это и рассчитывал: стоило сбить весь этот ход мыслей про холодное оружие, притащенное в школу. И какая самка собаки на меня только нажаловалась?

— Придешь после занятий. — вынес свой приговор тренер.

А директор даже одобрительно похлопал меня по плечу, отсылая в класс.

Там за партой, шепотом у Оливера, я вытащил из загашника не дающую мне покоя мысль:

— Кто такой, этот мой тезка, ваш первый Эйвер Дашер в Бромптоне?

— Хм, — сказал Оливер и стрельнул глазками в Диану, что-то объясняющую Кевину МакАртурку, — так это тот тип, которому ты рубашку порвал пять минут назад, уронив наземь. Пятый сын работника печатной мастерской Дашера из Тиндалла. Банчит всякой всячиной, от спортивных карточек* до настолок и жвачки. Пытается приударить за Дианой.

Я благодарно покивал головой, раздираемый дилеммой: случайность или злой умысел судьбы?

*В Англии сбор и обмен такими карточками, с изображением команд и футболистов, повальное увлечение до информационной эры. Собирателей называли картоголиками.