Инверсия

Глава 4

— Добрый день, мистер Джонс, добрый день, леди…

— Джулия Робертс. — произнесла она мягко и вкрадчиво. — Эйвер, ты тоже был на причащении тёмного, вчера на Трафальгарской площади?

Ловко братство казнь называет причащением. Чистейшая вежливость течет в венах настоящих англичан. А как они чтут традиции: даже памятник Карлу Первому с Трафальгарской площади Лондона, давно скрывшейся под ледниками, перевезли и поставили на площадь новой, хотя и второй, столицы. Вот Колонну Нельсона перевезли, слегка подержали в Калькутте и водрузили в Нью-Дели.

— Да, миледи, — ясными глазами, глядя на мочку её уха, ответил я. — Душновато было в толпе, куда только наш вечерний мордувинд подевался. Жар от заклинаний ордена «Извечного света» достигал задних рядов, печень тёмного под конец прожарки источала неприятный запах, словно ферма дядюшки Хоука поменялась местами с площадью. Не помогал даже кислый леденец, закинутый мной…

— Всё, Эйвер, свободен. — потеряла Джулия терпение, безрезультатно пошарив глазками по моему глупому, доброму лицу. — В эссе опишешь свои впечатления.

На Клайве и Винсте она задержалась больше. Невнятно блеющие и вспотевшие, еще во время пробежки, мои валеты* под прицелом сумасшедших глаз сестры магического братства, изрядно растерялись и отупели.

За это время я сорвал незаметно листок декоративного хмеля, который обвивал фасад нашей гимназии на входе и засунул в карман пиджака. Вынул перьевую ручку, снял колпачок, и подрисовал маленький треугольник прямо на входной двери, под ручкой, удостоившись яростного взгляда от подошедшей в это время школьной «принцессы».

Наша принцесса — это Глэдис Беллингем. Она препостор гимназии, этим традиционным британским термином обозначают человека, контролирующего дисциплину среди гимназистов. Более адекватно, было бы наверно назвать её председателем школьного дисциплинарного комитета. Но вы не понимаете: за препостором века традиций, триллионы нервных клеток и килолитры аристократического пота. За председателем — только аниме.

Красивая девчуля с золотым отливом волос, беспорядочно и художественно, кудряшками обрамляющие строгое, правильное лицо. Под тонкой линией бровей, прекрасные серые глаза. Под небольшим, вздернутым носиком, пухлые губки. Сантиметров на пять ниже меня и на километры выше по социальному статусу.

Глэдис семнадцатилетняя дочь лорда Беллингема, того самого, построившего красное, двухэтажное здание гимназии, с широкими высокими окнами, ризалитом с арочным проёмом для красивых, двустворчатых дверей из дуба. Бывший губернатор провинции и столицы Новый Лондон Эндрю Беллингем, обладатель нескольких титулов, ушел со своего поста месяц назад и по слухам ожидал назначения то ли в Морское министерство, то ли в Палату лордов вместо своего престарелого отца. Версии разнились в зависимости от степени опьянения собеседника.

— Мистер Эйвер Дашер. — строгим тоном обратилась ко мне эта заноза. — Знаешь ли ты цену этим изящным дверям из слоев африканского сейба и испанского дуба, пропитанных специальной водоотталкивающей краской и декорированных роскошными серебряными элементами?

Обе её подружки по бокам, получившие кличку Анна-Мария Беллингемские, грозно поджали губы, неодобрительно глядя на меня. Декор серебром на дверях — это герб гимназии. Щит из двух половинок: правая красная, с двумя мечами, их венчает буква «Б». Левая из наглого мужика в тунике с венком на голову. Снизу девиз: «Величие возрастает с усердием».

Издав внутренний рык, точнее стон, я ласково улыбнулся. Угораздило. Поначалу, три года назад, наша принцесса вела себя со мной довольно мило. Улыбалась приветствуя, хлопала забитым мячам на футбольном поле, даже любезно позволяла сидеть на соседней скамье в школьной столовке. Это я доложу кошерное место: зимой потрескивает камин, даря тепло, когда на улице слякоть и выше десяти тепла градусник не поднимается. Летом через открытое широкое окно задувает морской бриз, обвевая прохладой.

Откуда такие полномочия распоряжаться местами в столовке? Обычная, негласная, британская традиция. Школьная принцесса сидела на именном месте с табличкой «Эту гимназию построил Эндрю Беллингем, граф Беллингемский, граф Котнэмский, барон Уэлдона…» и далее несколько титулов.

Поскольку здание нашей гимназии по форме напоминает букву «Т», а столовая расположена на первом этаже, занимая и горизонтальную и вертикальную черты в букве, то место Глэдис запрятано от остальных взглядов, за изгибом стены.

Соседнее место никто, никогда не занимал. Кроме меня. Вначале сделавшего это по ошибке, просто в поисках укромного уголка. Испугавшегося содеянного, но после загадочной улыбки Глэдис, нахально захапавшего фартовую «жёрдочку».

Но через год что-то пошло не так. Футбольная сборная гимназии с треском продула финал школ Великобритании. Тренер наорал на Эйва, начавшего чудить на стадионе. Пацан вышел из себя и начал забивать не голы, а на футбол. Связался не с той компанией. Стал побухивать, пытался даже начать курить, но его стошнило, навсегда привив вкус отвращения к табаку. Оценки упали, зато появился стояк на Маргери. Типичная трагедия неправильного подросткового взросления.

Милоту с принцессы сдуло, как шквальный ветер шапку одуванчика. На Эйва она смотрела с тех пор словно на насекомое. А тут такой косяк.

— Вероятно очень дорого, леди Глэдис. — искренне ответил я. В груди неприятно заныло, пришлось начать нагло врать. — Это мой маленький знак любви к дорогой моему сердцу гимназии. Пробил час расставания, я безмерно буду скучать…

— Какой знак? — разъярилась она, засверкав сталью глаз. — Пятьдесят фунтов стерлингов не место для знаков.

— Я сейчас же возьму тряпку и ототру чернила. — повинился перед ней.

Реально, сам виноват. Пусть это, надеюсь ненадолго, но за вандализм первый нахлобучу. Я повернулся и взялся за ручку двери.

— Какой час расставания? — полоснул меня льдом её вопрос.

Вот жеж приставучее, ходячее Её Репейшество.

— В соседнюю школу перевожусь. — любезно пояснил Глэдис. — Ту, что через четыре улицы вниз, на Бромптон-сквер. В ней открылся первый набор на дополнительное образование, очень недорогой. Там мне самое место, по словам знающих людей.

Шутка была в том, что школа Бромптона была для бедных: с классами по сто человек, бандами и драками. Днище еще то. Но если я ожидал, что принцесса надо мной посмеется, то ошибся.

— Кто эти знающие люди? — По-прежнему требовательно продолжала она допрос. — Имена, должности.

Пранк со школьной принцессой зашел слишком далеко. Онемев от такой неучтивости, я лишь глупо хлопал ресницами. Давно ли Глэдис Беллингем интересуется судьбой такой букашки как я? Да еще так настойчиво.

— Ну я пойду. — пробормотал, скорее для себя. Повернулся и получил правой половиной герба гимназии из серебра по лбу, отлетев и приземлившись на задницу.

В порядочных английских школах и гимназиях, пинком открывают дверь только самоубийцы. Хотя понять этого новичка было можно. Первогодки всегда начинали обучение с богослужения в девять утра, а этот в школу забегал по-важному делу, видимо. В комнату с буквами «Лав». И это не то, что можно подумать, а уборная**. Мог опоздать на службу, а наш пастор весьма строг. Потому я несильно озлился, даже свалившись и нащупав горячее пятно крови на лбу. Вчера мне вообще голову отрубили.

Тем более, первогодка прямо сейчас седел под взглядом дочки лорда.

— Кристофер Тайлер. — голосом Глэдис можно было рубить баобабы. — После богослужения подойдешь к мистеру Джонсу и попросишь отчитать двадцать ударов линейкой по рукам.

Не знаю, как тот справился с нервами, жалко проблеяв извинения и убежав. Мои тоже оказались под давлением. Глэдис присела рядом со мной, изучающе глядя на рану. Лоб задело острым краем металла, и ссадина неприятно ныла.

Обо всем забылось, едва я ощутил сладкий аромат роз с нотками мандарина и мускуса. Как близко увидел нежную гладкую розовую щечку, изгибы движения ресниц. Когда легкий ветерок набросил кудряшку дочери лорда на мое лицо. Она заправила волосы, достала платок и шевелила сладкими губами, что-то говоря мне, но с тем же успехом могла вещать с Марса.

Не осознавая, что делаю, я машинально потянулся к ней…

— Всё, Эйвер, свободен. — потеряла Джулия терпение, безрезультатно пошарив глазкам по моему глупому, доброму лицу. — В эссе опишешь свои впечатления.

Со стучащим паровым молотом сердечком я отошел в сторону и проверил карман. Без листика. Приблизился к дверям и поглядел на место под входной ручкой. Ничего.

Это не возвращение во времени, это вероятная развилка событий. Будущее, которое мне показывает моя способность.

Спохватившись, я раскрыл дверь.

— Только после вас, леди. — попытался приятно улыбнуться Глэдис со свитой.

Глаза пришлось опустить: воспоминание было слишком свежо, а лицу душно. Эйв никогда не рассматривал Глэдис в качестве девушки. Сословные границы постепенно размывались, но скажем судить лорда могла только Палата лордов. Фактически у лорда был сто и один способ стереть мою семью с лица земли. Да пусть не физически: смотреть как твоя семья живет у помойки, больнее смерти.

Фыркнув, школьная принцесса зашла в гимназию. Я юркнул за ними и толчком в грудь, вовремя, поймал несущегося на девчонок Тайлера.

— Простите нас, леди. — извинился за него перед опешившей от неожиданности Глэдис. — Молодой человек торопился сообщить мне расписание уроков и кабинеты. Это моя вина. Позвольте нам откланяться.

Она ничего не ответила, но в глазах цвела странная неуверенность. Взяв первогодку за шиворот, я вытащил его на улицу.

— Не делай так больше никогда. — предупредил Тайлера. — Секунды спешки могут стоить всей жизни. Только представь, что леди Глэдис получила бы травму.

Белый как мел, спотыкаясь и оглядываясь на меня, он ушел за здание школы, где во внутреннем дворике, недалеко от футбольного поля, пастор Моттерсхед с Библией в руках, высился над школотой христианским Голиафом.

— Знатно ты его напугал. — сказал подошедший Клайв. — примерно, как та боевая ведьма, то есть сестрица, нас на входе.

Винст истерично обмахивался вытащенной из ранца тетрадкой. Вид у него был нездоровый.

— Камон! — хлопнул я в ладоши. — Нас ждет мир знаний и новых открытий. Умение читать рецепты, чеканными формулировками громить противника в судах, и нести истинный свет молитвы в массы. Поторопимся!

Парни понятливо согласились, отпросившись только на минуту к умывальнику.

Мой спич касался латыни. Она была первым уроком. Вообще латынь давно хотели прикрыть, распределив её часы между математикой и одним предметом на выбор школы. Лет пять назад так поступили с древнегреческим: какая польза для обыкновенного школяра от того, что он Гомера в оригинале цитирует? Сейчас и греков толком не осталось: самые ушлые, выжившие в катастрофе, осели-растворились в великих державах, сумевших пережить катаклизм. Новый ледниковый щит до неё не дошел, но он спустился с гор, которые покрывают страну на восемьдесят процентов. Холодно сейчас там: крокодил не ловится, не растет кокос.

Язык оставался данью прекрасной великой первой европейской цивилизации для элиты.

Всё это сильно сказывалось на преподавателе латыни мистере Алексополусе Чириллокронусе. Предки его давно британизировались, сократив фамилию до Чирил, в ай-ди он вписал себя под Алексом, но на первом уроке преподаватель гордо представился полным именем. Которое всё равно никто не запомнил.

Так вот, флюиды уныния от Алекса можно было потрогать руками. Он ранее преподавал древнегреческий — его сократили. Алекс перешел на латынь, язык снова на грани вымирания. Да что ему теперь преподавать⁈ Его ни к одному предмету руководство больше не подпустит.

Он попросил Кэрол Вайред прочесть вслух трактат Катона-старшего по «Земледелию». Спрятался за журналом от «Общества британских и иностранных школ», и погрузил свой нос во фляжку с джином. Я на самом краю сидел, в соседях у меня Клайв. Он не просек, а вот я прекрасно увидел и унюхал чутким органом подозрительное амбре.

Наш класс не представлял собой типичные парты перед доской с мелом. Мы же элитное учебное заведение второй столицы империи! Просторная светлая комната квадратов в сто. Изящные шкафы с дополнительными учебными материалами. Большой, развернутый подковой стол, за которым сидело двадцать учеников. Прекрасные мягкие стулья, покрытые синим бархатом. В центре подковы возвышается особый стол учителя, за его спиной школьная доска.

Ни за кем не спрячешься, ничего не подскажешь. Как на ладони перед учителем.

Каждый год обучения состоял из пяти классов. Всего пятнадцать за три года обучения. Триста учеников. Школьный комитет столицы поделил Новый Лондон на одиннадцать округов, так называемых «боро». Случилось это еще лет сто назад, районы росли, но деление не менялось. Годовой набор в гимназию Беллингема осуществлялся по личному приглашению лорда и по представлению от школьных советов округов. Пять кандидатов от каждого округа, в каждый класс. Остальные сорок пять из ста набирал лорд. Так работал британский социальный лифт для умных школьников. Хотя умен ты или нет — бабло нужно всегда и сейчас. Поэтому Винст и Клайв особых иллюзий не строили, собираясь сразу работать после школы в семейном бизнесе.

Маргери, Винст, Клайв и Хупи попали в гимназию по представлению своих округов. А вот мне, вернее Дольфу Дашеру, принесли личное приглашение деда Глэдис и отца Эндрю Беллингема.

Нереально круто. Я только могу догадываться отчего такая милость. Дольф Дашер с четырнадцати лет до шестидесяти трубил на флоте. Прошел путь от юнги до боцмана. От винтового шлюпа и переделанного в транспортник торгового парохода «Гекаты» до первого броненосца королевского флота «Уорриор». Тридцать девять из них, он провел под командованием Ричарда Беллингема.

Аристократическая фамилия Беллингемов вообще очень известна в Великобритании. Лорд-наместник Ирландии, губернатор массачусетской тринадцатой колонии — это прадеды Глэдис. Правда амеровский губер изрядно поссорился с английским королем Карлом Вторым, потому семейку позже затирали с продвижением по службе, должностями и наградами.

Всё исправил Гарри Беллингем в 1841 году.

Мужик был первым помощником Уильяма Холла, капитана первого пароходофрегата «Возмездие», сооруженного по заказу Ост-Индской компании, участвовал в Первой опиумной войне. Плавающая «железяка», вооруженная пушками и ракетами Конгрива, пачками топила китайские джонки. Разнесла форты Чуэнпи при осаде города, подавила береговые укрепления Макао и разнесла все брандеры. Немезида со своей осадкой и паровой машиной, успешно проходила по китайским рекам, прекращая всякую торговлю и поставки продовольствия по главной водной артерии Китая.

Отсвет удачных боевых действий лег и на чело Беллингема. Когда каудильо Аргентины Генри Росас в 1845 году возжелал в свой состав Уругвай и осадил его столицу Монтевидео, Гарри Беллингем участвовал от Ост-Индской компании в деблокаде, командуя уже своим пароходофрегатом. Там он закорешился с Джузеппе Гарибальде, в то время командующего уругвайской флотилией. Даже сфоткались вместе.

Ричард моему деду тот старый выцветший снимок показывал.

Но звездный час Гарри пробил в поисковой операции по следам арктической экспедиции Франклина. Гарри Беллингем был капитаном пятого корабля спасательной экспедиции «Полярная звезда». Корабль оставался базой, пока четверо британских кораблей шли по пути Франклина. Как раз в то время заговорили вулканы и началось резкое похолодание. Оставаясь базой поддержки на своем корабле Беллингем наладил сотрудничество с иннуитами (местными эскимосами), подкупив всяким барахлом. Потому начало похолодания, резкий рост льдов, бегство иннуитов не упустил. Решил самовольно выдвинуться вперед, что есть возможности и тем спас команды двух кораблей, застрявших во льдах. Остальные два корабля сгинули, но часть экипажей Гарри Беллингем сумел спасти. Потому собрав свидетельства наступающего катаклизма, прадедушка Глэдис успел вернуться как раз к докладу Луи Агассиса перед королевой Викторией.

С того дня дела семейства Беллингемов пошли в гору, как бы ни прозвучало это иронично в час великой катастрофы. Адмиралы, наместники, коммодоры, епископы, лорд-спикеры Палаты: кого только среди них не было. Крупные земельные владения в Новой Великобритании, заводы и пароходы — чем семейка только не владела.

Деда пригласили на открытие гимназии, Эйва он потащил с собой. Цветы, шары, разодетое общество, накрытые столы, обслуживающий персонал в смокингах. Дорого-богато. Дольф с Эйвом стояли в конце, но едва завидев его плотную фигуру, Ричард Беллингем заулыбался и пропустив добрую половину гостей, сам прихромал к нему.

— Старина Дольф, как дела?

И, сняв белоснежную перчатку, руку ему тянет для пожатия. Показательный жест. За спиной своего старика, тогда Эйв в первый раз и увидел высокомерного ангелочка в бантах. Его даже познакомили, он попытался произвести впечатление: ясно и четко проговаривая согласные, восхищаясь духами маленькой девочки, называя парфюм сцентом, а сладкое не свити, но пуддингом. Всячески подчеркивал своё знание «аристо». Глэдис сперва поощрительно похихикала над ним, но затем покраснела, а через пять минут вовсе покинула здание.

Вот чего она такая странная сегодня? Да и у меня все нейроны «сломались» от её запаха. Положим моей вины в реакции подросткового организма нет, а Глэдис ничего не поняла, ведь это было видение. Но если это не мысли Эйва, а…

Я вызвал ментальным усилием образ Глэдис перед собой. Высокая, в своего отца. Ладненькая, с аккуратной, оформившейся грудью. Глаза такие повелительные, затуманенные сейчас поволокой страсти, а губки томно шепчут: «это мой первый раз, будь со мной нежен».

Я резко шлепнул себя по щекам, и этим обязательно привлек бы к себе всеобщее внимание. Но так своевременно раздался спасительный стук в дверь класса, а в дверях возникли две головы. Совсем позабытые мной, в момент странного мятежа чувств.

— Мистер Чирил, нас задержал мистер Джонс для помощи во время экзекуции наказуемого. — почтительно доложил Хупи. — Пострадавшего пришлось тащить в лазарет. Вот записка.

Маргери взглянула из-за его плеча на меня как-то яростно. Ничего не понимаю: двадцать ударов по ладони — это наказание из моего видения. В реале же всё обошлось.

*Дружки, знакомые, слуги. Свита правильного британского пацана.

**Lavatory — уборная.